Мария в заповеднике

Как из-под земли вдруг вырос перед ними солдат, вооруженный штыком в ножнах на поясе. Солдат загородил им дорогу.

Мария молча уставилась на него, и Магнус почувствовал и узнал в ней тот нараставший экстерьер взбешенной фурии, в котором она утром уже представала его глазам на крыльце Резиденции.

Солдат стал мелко вздрагивать, но не сдвинулся с места. Можно было подумать, что его сковал ужас, но он собрался с духом и произнес:

— Дальше нельзя. Это приказ Министра… Нам передали только что…

— Разве ты меня не узнал?

Врагу бы не пожелал Магнус в эту минуту видеть лицо Марии.

— Я… узнал… госпожа… Мария, — с трудом выговорил солдат. — Но… не велено пускать… именно… вас, госпожа Мария.

— А как тебя зовут? — вдруг спросила Мария ласково.

На ласку солдат как-то быстро сдался и просиял отзывчиво, как младенец. Он назвал ей свое имя с готовностью.

Но еще не стихли колебания воздуха от звука его голоса, а Мария уже обратилась опять в ледяную статую.

— Итак, — произнесла Мария со своим патологическим бесчувствием в голосе, — ты обязан исполнять приказ Министра и ты его, конечно, волен исполнить, но там, — Мария даже не шелохнулась, чтобы показать рукой или кивком головы, где это «там», — в Империи, вне Заповедника, любой, не задумываясь, исполнит мой приказ.

Мария выждала несколько ужасных секунд и произнесла вовсе уже несообразное, как показалось Магнусу:

— И я уверена, что там у тебя остались родные и близкие, а может быть, еще и девушка…

Как бы ни был потрясен Магнус услышанным, но еще больше поразился он реакции самого солдата. Вместо того чтобы немедленно арестовать и сдать Марию полиции, тот вдруг проговорил несколько раз:

— Нет… нет… нет… — бросился в кусты и пропал, словно его и не было.

Мария проводила его сразу потеплевшим взглядом.

— Что это с вами, Магнус?! — вежливо испугалась она, обратившись к потрясенному своему экскурсанту. — Успокойтесь, ничего с его родными и близкими не случится. Я только использовала родовой инстинкт… У нас ведь тут все еще родовой строй и общинные отношения, — добавила она.

— Вы этим не отличаетесь, — сказал Магнус, немного нервничая. — Такие ценности, как семья, — исконно человеческие и настолько земные, что прижились даже в техногенной Цивилизации…

— Разница только в том, что не всюду может прийти кому в голову шантажировать ими человека, — прервала его Мария нетерпеливо. — Наверное, за что-либо подобное в Большом Конгрессе можно здорово влипнуть. Но здесь, при родовых отношениях, это отличные когти, чтобы в них держать подданных, но… вернемся к нашему делу, — сказала Мария. — Мы уже на подходе. Готовьтесь же, Магнус, увидеть самою святыню Большой Империи! Вы должны ее оценить по достоинству, во-первых, как художник, а во-вторых… Впрочем, это вы скоро узнаете, многое будет зависеть от вашей впечатлительности…

И в эту минуту чудесные развалины предстали глазам Магнуса!

В глубине идеальной поляны, зеленой и ровной, словно ворсистый коврик, по которому просто невозможно было бы отказать себе в удовольствии пробежаться босиком (если конечно, в мире остались еще особи дикие достаточно, чтобы касаться голой, незащищенной ступней мать сырой земли без брезгливости), вырастало из земли строение, наверное, этажа в два, настолько ветхое, что, казалось, сложено оно было не из бревен или кирпича, а из многолетнего мха, который сплошь покрывал нежной зеленью всего этого монстра сверху донизу. Заповедный лес, в котором не ступала нога человека — да и не могла ступить без того, чтобы не сломать ее тотчас в его невообразимом валежнике — начинался сразу позади этого архитектурного динозавра, и оба они словно вросли друг в друга на веки вечные, один — своими стенами, а другой — стволами, в прошлом могучими, а теперь такими же мшистыми и зелеными, как и сам этот древний, наверное, первенец строительного искусства местного народа.

Выждав, пока Магнус напитается достаточно зрелищем, Мария шагнула на поляну и поманила его, но Магнус словно прирос.

— Что случилось, Магнус? — удивилась она. — Вас там что, парализовало?

Он, и правда, напоминал столб. Мария проследила за его взглядом и только теперь заметила фигуры в маскировочных нарядах, словно выросшие из-под земли и нацелившие на Магнуса отвратительные стволы крупнокалиберных пулеметов.

— Магнус! — рассердилась племянница Прокурора. — Я вас пригласила сюда, чтобы показать Усадьбу, а не охрану на ее территории. Что вы на них уставились? Пускай целятся — пока вы со мной, они вам ничего не сделают. Я забыла предупредить вас, Магнус, что здесь живет мой дядюшка, Калиграфк. Его домик во-о-он в том углу, — показала рукой Мария, — а эти — из его псарни, — кивнула она в сторону опасных фигур с оружием.

Магнус бросил настороженный взгляд в дальний угол поляны и, действительно, нашел там квадратный сарай из толстых бревен, чем-то напоминающий архитектуру пенитенциария. И хотя далеко не все, слава богу, лично имели несчастье эту архитектуру наблюдать, почему-то каждый по едва уловимым для глаза признакам станет мучиться догадками: а не то ли это самое? — хотя решеток на окнах, колючей проволоки и высоких заборов вокруг он не обнаружит в данном конкретном случае.

У Магнуса не было никаких оснований не доверять племяннице Прокурора, и, положась на попечение судьбы, он шагнул в зону обстрела…

Чем ближе подходили они к Усадьбе, тем больше она приобретала очертания чудного мохнатого страха, нависавшего над ними сверху своими рыхлыми очертаниями, в которых можно было только угадывать то ли дверь, то ли стену, то ли окно или, наконец, то, что можно было бы назвать крышей. Наверное, крыши строителям Большой Империи не давались уже в те далекие времена, когда весь этот тлен был еще каким-нибудь новеньким «домашним очагом» из свежеотесанных бревен — так, по крайней мере, можно было думать, вспоминая о «кастрюльной крышке» над Резиденцией Министра.

Магнус даже не заметил, каким именно образом они прошли внутрь: Мария лишь приблизилась вплотную к мохнатым складкам и поверхностям, преградившим ей путь, сделала еще один шаг и — скрылась из глаз, будто растворилась в гигантской флоре. Магнус так же приблизился нос к носу к флоре, и перед ним лениво расползлась мохнатая расщелина, обнажив продолговатое древесное дупло.

Он неуверенно шагнул внутрь и опять увидел Марию, раздвигавшую руками с превеликой осторожностью толстый занавес ниспадавшей с потолков паутины. Когда новое узкое пространство было вскрыто, Мария, все с той же осторожностью, скользнула вглубь дальше, и Магнусу ничего не оставалось, как опять следовать за ней по пятам.

Он машинально искал ногой пол, но пол, наверное, сгнил уже сотню лет назад, и внизу теперь стлался толстый ковер глубоко мха, местами вздыбленный большими валунами из-под земли, либо истлевшими остовами каких-то замысловатых, в прошлом деревянных устройств, назначение которых теперь невозможно было угадать. Мария всё с той же осторожностью раздвигала руками паутину, которая то и дело липла у них на пути, как будто бы ей после самой пришлось все обратно занавешивать и она ленилась много напортить здесь.

В замкнутом зеленом пространстве, где теперь оказался Магнус, стоял изумрудный полумрак. Лучи, проникавшие сюда сквозь какие-то щели наверху, казалось, били через увеличительные линзы.

Мария хранила таинственное молчание, и Магнус, также молча, все шел и шел вслед за ней, то пригибаясь под нависшими сверху балками, то переступая широко через углубления и трещины под ногами. В одном из таких вот черных проемов Магнус отчетливо услышал течение воды. Он замешкался, преодолевая препятствие, и, пока осторожно перешагивал журчащую канаву, меньше всего желая оказаться в ее загадочной черноте, вдруг с неприятным чувством обнаружил, что потерял Марию из виду.

Магнус повертел головой, подумал и тихо позвал:

— Мари-и-я?..

Больше он уже ничего не успел сказать. И даже пожалеть о том, что осмелился произнести слово в этой древесной усыпальнице, он смог только много минут спустя, когда пространство вокруг него опять улеглось. Магнус решил, что на него обрушился не только весь этот невозможный мохнатый дом со всеми его столетиями в придачу, но и само небо сверзилось напоследок ему на голову — ночные птицы, перепуганные, как дуры, в невероятном количестве поднялись внезапно со своих невидимых гнезд и в полном молчании, но зато с оглушительным хлопаньем мерзостных жирных крыльев, долго носились, кажется, с намерением окончательно разнести свое изумрудовое гнездовье.