Восточный квест

Пока команда ставила паруса и уводила судно в правый поворот, пират сократил разрыв до полутораста метров, чем-то стрельнул, снаряд упал за кормой, подняв брызги. Бухнули пушки ост-индского судна, с тем же успехом.

— Всем закрыть глаза и не смотреть назад!

Олег сделал промашку, заранее не объяснив сущность этой команды. Зато не промахнулся с выстрелом. Яркая вспышка под бушпритом вынесла кусок форштевня. Шхуна начала зарываться в воду носовой частью, а французский экипаж принялся тереть ослепленные глаза. Два года назад, когда Родригес стрелял в церкви по монаху, покушавшемуся на «святого» Клинтона, все близстоящие получили ожоги. Десять процентов емкости аккумулятора бластера, высвобожденные в единый миг — не шутка. Одна беда, парусник не разлетелся на куски, как от попадания снаряда и взрыва крюйт-камеры, но тихо вышел из боя с перспективой отправиться на дно. Поэтому остальные джентльмены удачи не приняли во внимание проблемы коллеги и азартно продолжили преследование.

Семь выстрелов — шесть уничтоженных корабликов. Один получил повреждения от казавшихся декоративными кормовых орудий «Прованса». И еще пять на хвосте. Дымы от «Новака» вдалеке. Ближнего боя не избежать.

— Морис, ты скоро? Заряды моей пушки кончились. Нас берут на абордаж.

— Разворачиваюсь. Продержитесь минут двадцать.

Пулеметчик, решив, что ближайший пират близко, полоснул очередью по баку. Олег отобрал пулемет. Четыре-пять таких щедрых серий, и патроны кончатся. Тщательно прицеливаясь, короткими и точными очередями он зачистил бак и проредил изготовившуюся у левого борта абордажную команду. Затем повел стволом по рулевому и столпившимся на шканцах. Потерявшее управление судно начало уваливаться по ветру, рискуя столкнуться с другим охотником до поживы. Оба парусника невредимы, но на время их можно сбросить со счетов.

Следующий шлюп вышел из боя, когда Олег пристрелил третьего пирата, схватившего опустевший штурвал. Осознав, насколько опасна профессия рулевого на шлюпе, оставшиеся потратили время на споры, кому принять бразды правления. Судно спустилось под ветер в неуправляемый поворот фордевинд, паруса заполоскали, не удерживаемый никем гик мотнулся к противоположному борту, сбив в море двух неудачников.

Приблизилась шебека, ядро пробило дыру выше ватерлинии «Прованса», морпех получил ранение мушкетной пулей. Лента закончилась. Олег выхватил у раненого пистолет-пулемет и, показывая пример, очередями в два-три патрона начал сокращать пиратский экипаж. Когда шебека с уполовиненной командой отвалила, боеприпасы закончились и в пистолетах-пулеметах, а у кормовых пушек иссякли ядра. К ост-индскому судну вплотную придвигалась последняя шхуна, рассчитывая поживиться призом, за который только что отдали жизни сотни искателей приключений. На борту «Прованса» приготовились к отчаянной и безнадежной абордажной схватке, когда поднявшийся в двухстах метрах султан воды предупредительного выстрела оповестил о приближении парохода. До него оставалось километра два, и де Брюэль умышленно пальнул с недолетом, опасаясь задеть своих. Но эффекта достиг. Шхуна, находившаяся всего в двух корпусах от французской кормы, отвернула оверштаг.

Капитан мини-крейсера убедился, что «Провансу» больше ничего не грозит, потратил еще минут сорок на погоню и упокоение любителей морского гоп-стопа, затем вернулся и стал с ост-индским судном борт о борт. Олег перебрался через ограждение и пожал руку де Брюэлю.

Стояла летняя жара. Из открытых люков «Новака» валил такой зной, что люди просто обязаны падать от тепловых ударов. Но они выдержали. На палубе стояла бледная жена Чи Гао, ее рвало за борт. Зато сын физика пребывал в полном восторге. Морской бой стал самым ярким приключением в его жизни.

Залатали дырку в боку «Прованса», морпехам подсыпали боеприпасов. Почти сутки эскадра собиралась в походный строй.

Не доходя сотню километров до мыса Доброй Надежды, попали в жестокий шторм. Олег проклинал себя, что вернулся на парусник. Шестиметровые валы обрушились на полубак, прокатывались по палубе и разбивались о квартердек. Ураган гнул мачты, ломал рангоут и рвал такелаж. Капитан и рулевой с трудом удерживали корпус под углом к волне, полагаясь на тяговое усилие от единственного крохотного штормового паруса. В трюме открылась течь. Двух моряков смыло за борт. Туда же слизнуло часть плохо принайтованного на палубе груза.

Олег подумал, если судно развалится или выбросится на скалы, он должен во что бы то ни стало выжить до прибытия «Новака» — пока работает комм, найтись не проблема. Но и пароходу в шторм несладко. К тому же кочегар бросал в топку последние дрова, запасенные на Мадагаскаре. Пополнить запасы угля можно лишь в Капстадте.

Конвой разбросало, в Фалс-Бей втягивались поодиночке. Не досчитались португальского и нидерландского судна, чьи капитаны не имели горошин связи. Загрузив воду, уголь, боеприпасы, подлатав мелкие неисправности, пароход вернулся назад в зону шторма. Проутюжив весь район за трое суток, подобрал со шлюпок часть голландского экипажа. Португальская «Санта Мария» исчезла бесследно.

Больше до самого Лиссабона не было ни потерь, ни стычек с пиратами. Даже португальская компания осталась в восторге: суда обернулись в пределах полугода, потеряв «всего» половину. К тому же им причиталась доля от доходов с продажи товаров, привезенных на борту отбитого у пиратов барка. Но больше всех радовался Чи Гао, обнявший жену и сына, которых не чаял увидеть.

Олег, наблюдавший мелодраматическую сцену у сходней «Новака», спросил китайца:

— По-прежнему мечтаешь меня убить?

— Конечно! Но уже гораздо меньше.

58. ЗЕМЛЯ-2. 01.10.1671–13.10.1671. ВАРШАВА

Посол Французской республики Ольгерт Тишкевич прибыл в город, который был резиденцией короля, но не столицей государства. Пересекая территорию страны, дипломат ощущал себя в театре абсурда. Будучи поляком по происхождению, но ни разу не посетив родину предков в «верхнем» мире, он не чувствовал особой общности с этой землей, как, например, Сартаков с Русским царством.

Нелепость польского шляхетского устройства бросалась на каждом шагу. Любое земельное владение мелкопоместного дворянчика представляло собой если не отдельное государство, то как минимум княжество, если сравнивать структуру Польши со Священной империей. В своем государственном образовании шляхтич вел себя как всевластный хозяин, издавая законы и практически не подчиняясь никому. Польские крестьяне были точно такими же крепостными рабами, как и на Руси, мещане — крайне ограниченным в правах сословием.

Узнавая о проезде посольства, каждый пан считал своим долгом задержать Ольгерта у себя и держался с послом Франции на равных, а то и с превосходством. Обо всем на свете шляхтич знал всё, разговаривал с гонором и только безапелляционным тоном.

Удивительно, что безземельные дворяне, коих в Полонии развелось великое множество, не считали, что у них меньше прав, чем у богатых семейств. Можно было потерять имущество, но не главное право — заседать в сейме или местечковом сеймике и провозглашать свое знаменитое «либертум вето», блокировавшее принятие практически любых решений. Как не дико звучит, но даже мобилизация и отпор внешнему врагу в случае его нападения требовали консенсуса для объявления «посполитого рушения». Достаточно одному ясновельможному выродку произнести «либерум вето», и армия спокойно останется в казармах.

Несмотря на ряд поражений польской армии, шляхтичи все как один, включая ни разу не бывших на поле брани, считали себя истинными рыцарями и великими воинами, а короля — не более чем временно избранного ими председательствующего.

Столицей этой чудо-страны считался Краков, традиционное место коронации. Король, сейм и правительственные учреждения находились в Варшаве. Объединившись с Великим княжеством Литовским, Польское королевство образовало новое государство — Речь Посполитую, что переводится с польского как «республика». Понятно, что право голоса в ней имели только шляхтичи, для XVII века вообще характерна демократия лишь для избранных. Но, к примеру, Венецианской республикой правил дож, Провинциями Нидерландов — статхаудер. В Речи Посполитой был «король республики», абсурд заложен в самом названии должности. Имея самую мизерную власть по сравнению с другими коронованными коллегами, он обладал одним из наиболее длинных титулов. В нем упоминались княжества, земли и вообще непонятные образования, абсолютно не подчиненные польскому республиканцу.