Сложный выбор.

Ленок тяжело вздохнул. Только бы не сорваться, тоскливо подумал он, ведь эта несчастная ни в чем не виновата. И уж точно не может знать, как ты завидуешь ей и другим, кому нужно волноваться лишь о себе и своих близких — волноваться, но не решать, потому что их судьбы теперь в его руках!

— Раздача воды будет утром, женщина, — он постарался сказать это как можно мягче, — и дети будут получать её первыми. Это все, что я могу обещать.

— Нет-нет, — беженка даже отшатнулась от него, — я не про воду. Этот стук... там, под навесом... если бы он умолк, хотя бы ненадолго.

— Стук? — тупо повторил комендант. — Как еще... ах, да, я и забыл, сейчас он прекратится.

— О, благодарю вас...

Хоть что-то, с горечью подумал он, перешагивая через тела, хоть что-то я еще могу сделать. Люди спали — просто спали, напомнил он себе, но засевшая после разговора с Дзиртом назойливая мысль не унималась. «Мертвецы», беззвучно кричало в голове, «да посмотри же на них, они мертвые, а что дышат — это иллюзия, обман, а на самом деле они уже мертвы! И зачем тебе умирать вместе с ними, ты еще не старик, а мир так велик и затеряться в нём легко и просто». Страшная, жуткая в своей неправильности мысль — но вот изгнать её прочь никак не удавалось.

Комендант опоздал. Стук прекратился сам по себе, еще до того, как Ленок прошёл за растянутую на двух колышках рваную парусину. Вместо него комендант услышал грохот и лязг — словно кто-то с остервенением пинал груду железного лома — и гортанно-шипящие слова чужого языка, выплевываемые с такой яростью, что их смысл становился понятен и без перевода.

Впрочем, Ленок и сам едва сдержался, на втором же шаге запнувшись о здоровенную железяку — нижнюю часть ноги парового голема. Остальные детали были разбросаны вокруг, а посреди железного хаоса сидел гном.

— Доброй ночи, Гильмо.

Если Дзирт походил на безусого юнца, то Гильмо и вовсе выглядел ребенком, шутки ради приклеившим окладистую бороду из пакли.

— Все напрасно, шеф, виноват, сэр, — выдохнул он. — Чертова система проржавела насквозь, прокладки не держат и трети нужного давления, у половины шестерен выкрошились зубья, тяги разве что веревочками не подвязаны. Простите, сэр, но это не голем, это груда металла, которую проще переплавить, чем отремонтировать. Единственное, что в нём осталось годного — это котёл. Хоть и дешевка, но наша, гномская работа...

— Успокойся, — сказал комендант. — Никто и не ждал, что тебе удастся сотворить чудо.

— Но я должен был! — Гильмо с размаху саданул кулаком по стоящей перед ним наковальне. — Не вам... не другому... себе! Если я не могу починить механизм, какой же я после этого гном!

— Вот именно, что ты гном, — возразил комендант, — а не сказочный волшебник, чтобы сотворить...

Ленок не договорил фразу, застыв на полуслове с открытым ртом.

— Повтори еще раз, — севшим от волнения голосом попросил он.

— Если я не могу... — начал гном.

— Не это! — перебил его Ленок. — Перед этим. Ты сказал, что паровой котёл исправен, верно?

— Да, но что толку.

— Толк будет, — труднее всего было говорить спокойно, захлестнувшие коменданта эмоции требовали орать во все горло. — Если ты сумеешь сотворить чудо.

* * *

— Последний акт великой драмы! — выкрикнул сотник, простерев над собой руку с растопыренными зачем-то пальцами. — Увы мне... нет, не могу, — расхохотался он, вновь став насмешником-Дзиртом, — отвратный из меня актер. А жаль, сейчас ведь самое время принять величественную позу, да толкнуть речь.

— И это нам хоть чем-то поможет? — осведомился тролль.

— Нет, конечно же, — сотник легкомысленно махнул рукой вперед, где суетились зеленые муравьи, — помочь нам бы могло только чудо. Но если через сотню-другую лет какой-нибудь писака вдохновится нашим подвигом, это бы хорошо смотрелось и в тексте, и на сцене.

Ленок добросовестно попытался представить себе эту картину: театр, заполненный публикой, в оркестровой яме настраивают скрипки музыканты, актеры в гримёрках готовятся к выходу. Конечно, все будет по-другому — без грязных, изодранных мундиров, да и вместо тролля наверняка будет человек. И уж точно никто не напишет про вонь, от которой слезятся глаза и перехватывает дыхание. Все будет по-другому... просто потому, что никто не расскажет, как было на самом деле.

— Если это и произойдет, — вслух произнес он, — писаке в любом случае придется выдумывать все самому.

— И то верно, — легко согласился Дзирт и, заслонившись ладонью от солнца, прищурился, вглядываясь в мурашиное мельтешение. — Похоже, они уже заряжают пушки... зарядили, — поправился он, когда на зеленовато-желтом холсте выжженной солнцем травы вспухло белое облачко. Первое ядро тоскливо провыло в небе над их головами.

— Что ж, джентльмены, — нарочито равнодушно сказал комендант. — Нам пора.

Не торопясь, он спустился с башни, прошел к воротам — в пустоте, беженцы расступались перед ними, вжимаясь друг в друга, словно боясь коснуться уходящих — и занял место перед учебной когортой. Еще одно ядро черным росчерком пронеслось над их головами, на этот раз — ниже, словно давая понять: медлить нельзя. Впрочем, Ленок и не собирался тянуть время.

— Открыть ворота! — крикнул он, — Сигнал «к атаке»!

Тяжелые створки заскрипели, распахиваясь навстречу злому солнцу и ветру. Хрипло провыла труба, оборвавшись на верхней ноте, зарокотал барабан — и солдаты Пограничного Легиона двинулись вперед.

Четыреста шагов, напомнил себе комендант, беззвучно шевеля пересохшими губами. Четыре сотни шагов — и, главное, не сорваться на бег.

Он знал, чувствовал, что за ними сейчас наблюдают тысячи глаз — с удивлением... недоумением... торжествующей яростью. Тысячи орков стояли сейчас вокруг крепости — стояли, ожидая, пока горсть безумцев отойдет подальше от ворот.

Весь его нехитрый план, словно карточный домик, был выстроен именно на этом ожидании.

— И что будет, когда ты выйдешь?

Комендант ответил не сразу. Он подошел к иллюминатору, вгляделся в ночную тьму. Рискованный жест, в густой тени возле форта запросто мог затаиться оркский разведчик, только и ждущий момента послать отравленную стрелу в неосторожного бледношкурого.

— Единственное, чего у них мало — это пушкарей. Простых орков этот Укивилки мог бы посылать под твои пули тысячами.

— У него есть пленные. — напомнил О’Шиннах. — Вроде того, сегодняшнего.

— Простой солдат знает про пушки немногим больше орка, — уверенно сказал комендант. — Сколько картузов зарядить, чтобы пушку не разнесло при выстреле, как установить прицел — это знают лишь артиллеристы.

— Допустим. И что дальше?

— Простая арифметика. Бронзовая 12-тифунтовка прицельно стреляет на полторы тысячи шагов — с грамотным расчетом и под командой опытных офицеров. Если в расчете пара запуганных до полусмерти пленных и куча злых, но неумелых орков, им захочется придвинуть пушки ближе. И тогда придет время сделать наш ход. Без пушек у оставшихся в форте появится шанс дождаться помощи.

— У женщин и детей?

— С ружьями здесь умеют обращаться все. А пороха и свинца на складе довольно, хватит на всю орду.

— На выстрел «йоркена» они все равно не подойдут.

—Да. Подойти придется нам.

Двести шагов. Пот заливал глаза, ветер горстями швырял пыль в лица марширующих. Шаг-шаг-шаг, отбивал барабан, строй держать! Слитный топот за спиной, хриплое дыхание, ничего, парни, еще немного. Триста шагов. Зеленых фигурок прибавилось, особенно по сторонам, из леса выходили все новые отряды — и присоединялись к уже стоящим. Триста пятьдесят. Кажется, до кого-то из пушкарей дошло — пушка рявкнула, ядро пробороздило землю в сотне шагов перед когортой и отлетело куда-то вбок. Слишком поздно, с отчаянной радостью подумал комендант, слишком поздно. Четыреста!