Змей подколодный

— Покажи шейку, дружок…

Покажи шейку, дружок… Там-там, джедай… Ты лучше зажмурься… И чуть-чуть потерпи…

Воздух задёргался, как в припадке.

Дождь.

Воздух замер.

Визг тормозов — матерная перебранка — и дождь, дождь! Ливень!

Некоторое время он наслаждался холодной водой и осторожно шевелил освободившимися руками, а потом приоткрыл глаз. Глаз открывался плохо. Это погано, но не смертельно.

Ты жив. Это был глюк. Спокойно, джедай.

***

— Вы ж его ногами …, вашу мать! Резал, да?! Лёжа, …?!

Андрей приоткрыл другой глаз и оглядел стоявшего над ним мужика. Мужик был в форме.

Милиция. Охренеть.

— Да он с ножом же, товарищ лейтенант! Мы же вас сами вызвали! — обиженно сказал мальчишеский голос. — Вы смотрите, он же его так и не выпустил! Нам чего делать-то было? Кидался же как бешеный!

— Грузи их всех в машину! … совсем, …! А ну вставай, боец! Живой?

Андрея подняли, ухватили за подбородок, шлёпнули по щеке, принялись обшаривать, а меч был в руке — был ножом, почти невесомый.

— Петрович, да он вроде трезвый!

— Ты нож у него забери!

— Не надо нож, — сказал Андрей. Стоять было очень трудно.

— Ах ты …! Дай сюда! Спасибо, не порезал никого!

Стоять было очень трудно — на площади Свердлова, в двух километрах от больницы в тринадцатом. Ну, дела… А где тут наша статуя? А вот она, з-зараза…

Чужая рука добралась до кармана брюк и вытащила передатчик.

— А это у тебя что?! Петрович, ты глянь!

— А ну… — сказал лейтенант и полез Андрею в рубашку. — Точно, и справка при нём. Гимназист, мать твою. Не было печали!..

Тут под дождём сверкнул зелёный луч, и Андрей обомлел. П…ц.

— Ух ты!!! — крикнул милиционер, отобравший нож. И ведь не бросил, шайтан!..

— Ни … себе!

— Да дай подержать! Вот это да! Петрович!..

— Вижу… Осторожней вы! Нашли, мля, игрушку! В багажник клади от греха! Откуда ж ты, гимназист, взялся на мою голову. Тащи его в машину, Михаил. Да аккуратней, не оберёшься потом! Ну, осень в этом году!..

Рыженькая фея, стаскивающая в сторонке бант с косички, только головой качала, глядя на завершение великой битвы. Поганая работа — не миновать теперь трёпки! Как же это получилось — милиция?.. Но что прикажете?! Проклятый бант требовал крайне осторожного обращения — не чета лазерникам! — а уж если имеешь с ним дело впервые в жизни!..

И напортачившая фея шипела ругательства, путаясь в узлах чужими, непослушными пальцами, а закончив наконец, обратилась маленьким тигром, испытав при этом почти физическое удовольствие. Гибкое тело крутануло хвостом, выгнуло спину и щёлкнуло зубами на безмятежно висящий в воздухе бант.

Бант тут же закачался, скрутивши спиралькой концы: сам мол, дурак, нечисть мелкая, бестолковая!

А ведь какое шоу могло бы выйти, не прикажи любимый хозяин пользоваться этой зелёной дрянью! С чужой-то магией результат известный — ни в дудочку, ни в сопелочку…

Такой мутабор.

3

О драгоценный статус гимназиста! Ненаглядная мисочка с сахарными костями! Впервые за время пребывания в этом мире Андрей Евгеньевич Карцев был не в состоянии вилять перед нею воображаемым хвостом.

Во втором отделе милиции его отвели в кабинет к дежурному оперу и усадили на диванчик. Опер писал бумажки, зыркая на Андрея смеющимся глазом, а когда кровь из носа потекла совсем уж сильно, подошёл и сунул носовой платок. Не первой свежести, но было уже наплевать. Всё — завтра. А сегодня бы — домой, в гимназию, в ванну и под одеяло. И чтобы меч отдали.

С мечом выходило совсем погано. Это вам не финкач-самоделка. Впрочем, проблем с милицией Андрей не боялся. Несовершеннолетний, интернатский — гимназист! — стало быть, сдадут на руки опекуну. А вот меч!.. Вряд ли подобную вещь оставят трофеем в милиции — тому же опекуну и вручат, перекрестившись. "Но уж мне-то джедаевский клиночек больше не видать, — думал Андрей. — Кстати, об опекуне — кто у нас опекун? Правильно, господин Демуров, добрейшей души человек… Нет, не хочу я домой. Лучше пусть в клетку закроют. Какая же сволочь ментов-то вызвала, вот что странно… Фея, что ли?.. Боги, боги мои, милые, родные, яду мне, яду!.."

Тут опер закончил со своими бумажками и приступил к делу.

Дело вышло долгое.

Несовершеннолетний интернатский гимназист смотрел на опера честными заплывшими глазами и косил на сотрясение мозга. Не помню ни черта, гражданин начальник, хоть убейте. "Где игрушку взял?" — "На улице нашёл". — "Не в гимназии?" — "Не в гимназии". — "Точно не в гимназии?" — "Точно". — "А чего с ребятами не поделил?" — "Не помню". — "Ну рассказывай, что помнишь. И больше ничего? Так где игрушку взял?"

Утомившись непрошибаемой амнезией обвиняемого, опер взялся за потерпевших. Мальчишки — абсолютно живые — утверждали, что обвиняемый сам и первый, и в показаниях были тверды настолько, что Андрей засомневался: а было ли? Может, у него и впрямь крышу снесло? Разглядеть мальчишек по методу Бельского не удалось — не то из-за разбитого лица, не то объекты попались не по силам. Эх, товарищи милиционеры, спасители разлюбезные, не сожрали бы вас нынче ночью…

Следствие продолжалось часов пять, если считать многочисленные перерывы. Беднягу опера дёргали беспрерывно — звонками, визитами, и сам он всё время он куда-то звонил и бегал. Андрея это только радовало — он готов был сидеть здесь вечно, невзирая на сломанный нос и адскую головную боль. Но всё хорошее кончается: в восьмом часу вечера опер принялся звонить в гимназию. Кратко изложив суть происшествия, он повесил трубку, поглядел на Андрея с некоторым сочувствием и добыл из сейфа пирожки. Андрей отказался от пирожков, но кофе — горячий, сладкий и неимоверно крепкий — смаковал долго. Встав за добавкой, он услышал в коридоре знакомый голос и, метнувшись обратно на диван, закрылся платком, как заправская мусульманка.

— Что тут наш боец? — спросил давешний лейтенант.

— Болеет, — сказал опер.

— Добрый вечер, — сказал Демуров.

Платок выдернули из рук, и Андрей увидел куратора над собой. Без комментариев…

— Ваш? — спросил опер.

— Мой, — сказал Демуров. — Очень сожалею, господа.

— Присаживайтесь, — сказал опер. — Вот Анатолий Петрович вам расскажет, как дело было.

Слушая, как оно было, Демуров не сводил с воспитанника глаз. "Вооружённое нападение… Оружие не поддаётся классификации, но от этого не легче… Записали как холодное оружие…" — "Разумеется, господа…" — "Вы же понимаете…" — "Я вас уверяю…" — "Вот здесь подпишите, пожалуйста…" — "Безмерно вам благодарен…" — "И здесь ещё подпишите…"

"Яду мне, яду!.."

— Поднимайтесь, Карцев. В состоянии?

— Ходит, ходит, — сказал опер. — Только красоту повредили.

— Ещё ребра, — сказал Андрей в надежде на жалость.

— Больше ничего? — спросил Демуров. — Какая досада!

— Так у вас весь вечер впереди, — сказал лейтенант.

— О да, — сказал Демуров, а опер захихикал. Волки позорные.

— Вас подвезти, может? — спросил лейтенант. — Только придётся подождать.

— Благодарю, — сказал Демуров. — Я на машине. Вам помочь, сударь? — спросил он Андрея.

— А можно идти? — спросил Андрей.

— Что, боец, в клетку, небось, хочешь? — спросил лейтенант.

— Ага, — сказал Андрей и был сдёрнут с дивана самым неаккуратным образом.

В коридоре он остановился и обернулся к куратору.

— Господин учитель.

— Не сейчас.

— Я только спросить!

— Не здесь.

— Вы видели тех, с кем я подрался?

— Не усугубляйте ситуацию, Карцев! Вперёд.