Змей подколодный

3

Где-то неподалёку пекли пирожки. Пирожки были с яблоками и пахли вовсю; такие пирожки умела делать только мама.

"Я ела их за ужином", — вспомнила девочка и сладко вздохнула сквозь сон. Спать было очень уютно, только немножко мешали шаги в комнате и работающий телевизор. "Я уснула перед телевизором", — поняла девочка, но просыпаться было незачем. Мама подошла совсем близко и подняла её вместе с пледом, чтобы отнести в кроватку. Там, в кроватке, она разденет девочку, осторожно-осторожно, и сменит плед тёплым одеялом, быстро-быстро, и поцелует, бережно-бережно. А пирожками будет пахнуть всю ночь, пирожками и яблоками…

Только мама почему-то стояла на месте. И телевизор не выключила, поняла девочка сквозь сон. Наверное, хотела досмотреть какое-то кино…

Но кино было неинтересное: в телевизоре разговаривали раздражённым шёпотом двое взрослых дядек. Шипели друг на друга как змеи — ругались, наверное.

— …ваше слово? Вот я на руках его держу — ваше слово! И когда я перестану его держать — я возьму в руки то, что вам, поверьте, совсем не понравится!

— Оу! Шпагу — конечно! Вы мне что инкриминируете, Олег, — местонахождение госпожи Заворской? А кто вас сюда привёл, драгоценный вы мой злопыхатель? Поверьте и мне — имей я нынче к барышне планы, уж вашей ноги здесь и у окошка бы не стояло! Это в голову не приходит?!

— Не шпагу. К чему бы мне шпага! Бумагу — с письменным обоснованием вашего служебного несоответствия! И нога моя отправится в попечительскую коллегию — без задержек!

— Прекратите истерику, Олег! Это ваша, в конце концов, подопечная, а не моя! Вот хотел же обойтись, хотел ведь!.. И не узнали бы даже, это вы понимаете?! Я вас сюда позвал, чтобы лояльность свою доказать, понимаете вы или нет?! Бес меня дёрнул!..

— Лояльность?! Ках цирсшнейшрасс!.. Я нахожу госпожу Заворскую на ограде гимназии в обморочном состоянии…

— Какой обморок, что вы несёте?! Она спит!

— Нахожу в состоянии наведённого сна! Вместо фонаря — нахожу! Под заклинанием — нахожу!

— Кто находит-то? Кто находит? Вы находите? Придите же вы в себя, умоляю!

— Не надо. Не надо меня умолять. Ничего не надо — понимаете? С меня достаточно — по горло!

— Олег, да будьте же вы справедливы! Вы ведь из мухи грифона раздуваете! Скандал раздуваете! У вас что — труп кронпринца [35]на руках?

— Хар меня упаси! Какой там скандал! К чему скандал? Не будет никакого Сараева. Ничего не будет, кроме одного вакантного места. Или вашего — или моего.

— Вот так вот, да?

— Да, вот так вот.

— Тогда вот так. Соблаговолите, господин Стрепетов, поведать мне, из каких соображений я — я лично! — обнаруживаю вашу — лично вашу! — воспитанницу на ограде гимназии в состоянии наведённого сна и под серьёзным заклинанием. М-м? Что она здесь делает? Фонариком служит, как вы изволили заметить? Как вы, её куратор, допустили подобное? Вы меня вынуждаете поставить вопрос о вашем служебном соответствии на попечительской коллегии. И я даже бумаг писать не стану! У меня доказательство имеется. И благо ещё, что живое-здоровое! Давайте его сюда. Девочку дайте мне, любезнейший! Это я её нашёл. Сейчас факт воздействия зафиксируем, к такой-то матери, и — на коллегию!

— Рехнулись вы, что ли?!

— Это уж попечителям решать, кто из нас рехнулся!

— Вот что, сударь, давайте спокойно поговорим. Я погорячился — хватит вам?

— Ни в коем случае. Шпагу мне! Шпагу!..

— Разбудите…

— А вы у нас тихий-тихий!

Тут телевизор умолк. В комнате было слышно только дыхание — тяжёлое и громкое, а мама принялась покачивать девочку, но никуда не шла. Девочка пошевелилась и вздохнула опять, но всё-таки не проснулась. Не совсем.

— Я ведь просил вас, — сказал один из шептунов, убавив в голосе раздражение. — Ведь вы обещали.

— Олег! — сказал второй, тоже понизив тон. — Я вам клянусь — это не моих рук дело. Грешен, конечно, я же не спорю, но не теперь. Я вас, напротив, просить хотел… Хотел вас просить, чтобы вы особенное внимание на Заворскую обратили. Я уже тут ничего поделать не могу. Войдите вы в положение, вы же ей куратор, в конце-то концов.

— Так. Видимо, это я рехнулся. Я ей куратор, да. Продолжайте, прошу вас.

— Барышню сюда привели, потому что выхода другого не подвернулось. Она, чтоб вы знали…

— Кто? Кто привёл?

— Да это неважно… Она едва барьеры не взяла поутру — мои, Олег, барьеры. Мои! По вертикали рванула — можете вообразить? Это вот куда вы ходили тогда… так вы ж ломали! По порталу! — а портала уже и следа нет… И поле я свернул. Его дня четыре как нет, поля… Представляете, куда бы она вышла?

Дядьки замолчали опять — даже не дышали.

— Я, сударь, в это верить отказываюсь, — сказал, наконец, первый. Голос у него был какой-то знакомый.

— Я сам отказываюсь, — буркнул второй, и его голос девочка тоже где-то слышала.

— Доигрались, вашу хлябь. Цеш-ш-смей!..

— Последите за ней — я не знаю! Хоть сигналку нацепите, что ли!

— Тут меня и уволят…

— Да бросьте! Принципы на то и принципы, чтобы их обходить. Дайте мне неделю — ситуацию развести.

— И я вам должен верить… После всего вот этого — я вам должен верить? Луну с неба, лягушку в аспиранты — не желаете?

— Олег, Олег!.. Н-ну что вы, право… Видал я и жабунов на кафедрах… Ну, виноват. Ну, хотите — пеплом орошусь?.. Там у вас движение под пледом… Маленькие ушки не навострились, часом?

— Говорил, разбудите…

— Уносите уже её отсюда. Я тут сам приберу… А про сигналку я вам всерьёз советую.

— И думать не стану!

— Как знаете. Только не пришлось бы нам барышню извлекать из куда более неприятных мест.

— Отменная перспектива! Я за чужими псами совочком выносить не нанимался, благодарю покорно!

— Вот и поговорили. Ох, и язык у вас, дружище! Нарвётесь вы когда-нибудь, ох, и нарвётесь…

— Фонарь разжечь не забудьте!

Мама повернулась, слишком резко, слишком быстро, и девочка проснулась, но узнать голоса всё-таки опоздала: телевизор выключился. Мама положила девочку в кроватку, содрала с неё плед, вытряхнула из куртки, стащила обувь — совсем не ласково и не бережно! Девочка насторожилась и приоткрыла один глаз.

Ничего себе — мама!..

Нет, комната, конечно, знакомая. Тахта вместо кроватки. Ковёр над тахтой, а к ковру прикноплен плакат, на изготовление которого ушла куча времени и акварели: "Per aspera ad astra" [36]. И кресло, изодранное на спинке тигриными когтями, и заваленный учебниками стол… Ну? Ну?! Ай, браво, сударыня! Вы угадали! Возьмите с полки пирожок! Только на мамину кулинарию рассчитывать никак не приходится.

Все пути ведут в гимназию.

В последней надежде Ольга зажмурилась и распахнула сразу оба глаза, но ничего не изменилось. "Оно и понятно, — подумала ведьма. — От дорогого куратора не спрятаться, не скрыться. Озеро там ледяное или фонарный домик — без разницы, белкой буду! А уж если буду белкой — так тем более… И это должно радовать, верно? Реально — не куратор, а фея-крёстная. Фей, точнее…"

Крёстный фей был тут как тут: стоял у тахты, держа в руках Ольгины запыленные кроссовки.

— Доброе утро, господин учитель!

— День! — сообщил Олег Витальевич и швырнул кроссовки на пол. — Испортить мне утро вам на сей раз не удалось.

— Извините, господин учитель!

— Ветерок, Заворская! Я безмерно счастлив, что вы уже проснулись. Снимайте джинсы.

— Я ещё не проснулась, — поспешно сказала Ольга. — Может быть, отложим до вечера? Я переоденусь, и вообще…

— Не прекословьте мне, сударыня! Хотите, отвернусь?

— Я не об этом!

— А о чём?! Тьфу ты!.. Я не собираюсь вас наказывать! Посмотрите на себя — вы в кровь ободраны! Падали, что ли?

— Споткнулась… — с облегчением пояснила Ольга. — Олег Витальевич, а как вы меня нашли?