Страница 114 из 147
— Оно тебе надо? — спросила госпожа, влекомая солидарностью и благодарностью.
— Мне очень надо. Мне только ему сообщить, что я согласна.
В семь-то часов воскресного утра — о да! Отменная мысль!
— Отчего бы нет, — сказала госпожа, мгновенно забывши о сантиментах. — Отчего бы не сообщить…
Она достала телефончик и защёлкала кнопками, краем глаза наблюдая за барышней. Барышня, выцедив коньяк до донышка, щурилась на пустую рюмку, быстро и неуклонно возвращаясь к прежнему состоянию. Цыплёнок готовился прыгнуть в кипящую кастрюлю — но бульон-то выйдет с желчью!
Гудки в телефоне смолкли, и госпожа набрала номер вторично.
— Не берёт? — спросила девчонка, топорща пёрышки.
— Не берёт, — сказала госпожа, следуя её примеру. Пёрышки госпожи были, впрочем, отнюдь не цыплячьи. — Но ты духа не теряй. Мы его высвистим. Идём-ка.
Зажёгши свет в комнате за зеркалом, госпожа издала невнятный звук и бросилась к ненаглядному черепу.
— Рехнулся! — прошипела она, воюя с негасимым пламенем (жидкость в чаше походила на спирт только что запахом). — Ках-х! — сказала она, повернувшись к столу. — Что он тут…
— А это не он, — сказала за спиной девчонка. — Это мы… Это я тут нахозяйничала. Извините… Он меня тут запер, когда Олег Витальевич… Я свечки зажгла и чашу и со стола немножко…
— Чашу?! Ты?!
— Я нечаянно! — сказала девчонка. — То есть…
— Ясно. Быть тебе, подруга, ведьмой, даже не сомневайся. Ну, я ему припомню…
— А всё, что я со стола взяла, у меня куратор забрал, вы не сердитесь, пожалуйста, — торопливо продолжала девчонка. — Я вам заплачу, как скажете!
— Себе что-нибудь купи, — рассеянно сказала госпожа, созерцая порушенную пентаграмму. Постоянный, в четыре руки налаженный канал!..
Столбики в углу стола разгорелись красным и замерцали — четыре столбика на пять углов, замерцаешь, пожалуй… Между столбиками взвихрился песок — укладываясь в конус, не в пирамиду… "Не пройдёт", — подумала госпожа, но тут в конусе наметились грани, и она шепнула имя, беззвучно, одними губами. Есть!
— Ближе! — велела она девчонке. — Здесь вот стой.
Песок заискрился, оброс язычками пламени и обрёл голос — искажённый и потому неузнаваемый. Изображения не было вовсе. "Подфартило!" — запоздало поняла госпожа. Раскрывать несомненное инкогнито любимого у неё и в мыслях не мелькало.
— Какого беса, Элис? — холодно осведомился песок. — Какого беса тебе нужно?
— Не мне, — сказала госпожа с наслаждением. — Тут тебя клиенты требуют. Побеседуешь, нет?
— В уме ты, Лизанька? Какие, к рыбам, клиенты?
— Доброе утро! — раздувши ноздри, заявил цыплёнок. — Это я! Мне нужно с вами встретиться! Я согласна подписать ваш контракт.
— Оу! — сказал песок. — Славные вести, детка! Рад. Встретимся.
— Где и когда?
— Я сам тебя найду.
— Да, но…
— Никуда не лезь, радость моя. Тебе ясно? Надо пораскинуть, как тебя вытащить.
— И долго раскидывать будете?
— Сколько получится. Может, и на днях станцуем. Ты топай в гимназию и жди меня верно. Элис! Отправь её немедленно домой и на порог не пускай больше!
— С тебя должок, мой господин!
— Не премину, — отозвался песок. — Пока, девочки!
Ростки пламени стянулись в стрелку, стрелка прицельно прыгнула вверх, и госпожа не успела.
— Благодарю вас за помощь, — сказала девчонка, делая вид, что ничего не заметила. — Я пойду теперь…
— Не спеши, дорогая, — попросила госпожа, ощупывая скулу.
"Так и быть, дам барышне флакончик — розовый, без пыльцы. Хвала воришкам, хула мазилам! Было б изображение — неделю бы синяк сводила…"
2
И вот обратите внимание, господа хорошие! Когда утомлённые маги изволят отдыхать, а нервические ведьмы пренебрегают сном по собственному почину, что делают бедные подмастерья? Правильно — вкалывают как проклятые, о покое даже не помышляя!
Наш пушистый предатель не был собственно магом, да и подмастерьем не был тоже, но это ни на грош не улучшало его самочувствия. Замучен насмерть — и не столько душевными терзаниями, сколько взбесившимся мороком, но кому до этого, спрашивается, есть забота?! Утешало одно: не всякий крутой маг сумел бы с таким безобразием справиться. Глотку мороку перекусывали, господа? А собственного изготовления — глотку?! Тяжелейшая, скажем прямо, работа! Отвратительная! Болезненная!
Впрочем, ни сил, ни времени для самолюбования Флюк не имел.
В седьмом часу утра он догнал маленькую ведьму около городского стадиона (летел вихрем безо всяких личин), невидимой рукой одёрнул ей куртку и понёсся по хозяйским делам дальше.
Дел, по счастью, оставалось с птичкин клювик, бабочкин усик: повесить на дверь шляпного салона письмецо, адресованное будущей ученице. Если же фортуна покажет зад и шляпница будет дома, письмецо придётся цеплять в лифте тринадцатиэтажки. Далее следовало проследить за получением и вот за этим уж отдыхать — до следующего задания.
Фортуна, разумеется, нагадила, причём дважды. Шляпница была тут как тут — и Ольгу впустила, хотя Флюк был уверен, что беседа состоится в дверях и выйдет краткой. Не задаваясь вопросом, какие бесы вынесли госпожу Элис из постели хозяина, Флюк устроился на дереве напротив салона и принялся дожидаться.
Визит затянулся. Затянулся сверх всякой меры! Пытаясь избавиться от нехороших мыслей, Флюк проделал дюжину восстановительных упражнений, потом влез в полосатую тигриную шкурку, потом тщательно вылизался, но ничего не помогало. Передумав тьмущую кучу думок, он забеспокоился всерьёз, и тут девочка вышла.
Аккуратно прикрыв за собою дверь, она закурила и пару минут стояла статуэткой, взирая на неведомые Флюку дали. Ах, если бы девочкин куратор (легковерный, легкомысленный, недальновидный тип, как и прочие хвалёные гимназийские маги) догадался встретить свою воспитанницу на пороге салона!.. Флюк был знаком с господином Стрепетовым довольно коротко и полагал, что шляпнице крупно повезло. Заглянув девочке в глаза, господин Стрепетов незамедлительно сжёг бы салон буйным пламенем, наплевав с высокой горки на последствия. Посетило такое желание и Флюка, но тут случилось два события сразу: девочка, одним прыжком перемахнув ступеньки, кинулась бежать — очень быстро, а Флюка ущипнул хозяйский вызов.
Хозяин был явно в духе: кратко, но сердечно изъяснил, что доверенный слуга свободен как минимум до вечера. Отбой, покой и благодать. Преисполнившись благодатью, доверенный слуга вдохнул всей пастью свежий утренний воздух, выпустил его сквозь ноздри и со всех лап рванул за девочкой, не потеряв более ни минуты. Не в службу, а в дружбу…
По дороге он убеждал себя, что девочке пока не нужен. Девочка, конечно же, спешила к своему хренову рыцарю, и уж как-нибудь они сумеют друг друга утешить без его, Флюковой, помощи. Он тысячекратно обвинил себя в глупости, но не отстал ни на шаг: что, если мальчишка очнулся раньше времени и уже ушёл? Что, если она усядется возле подъезда и примется плакать? Торчать рядом, подставить шёрстку под пальцы, послужить носовым платком — согласитесь, не так уж мало!
Но очень скоро он понял, что путь маленькой ведьмы лежит совсем не к мальчишке.
Маленькая ведьма бежала зигзагами. Она обогнула тридцать четвёртый квартал. Сделав огромный крюк, она миновала гимназию и оставила в стороне тринадцатиэтажку с аннулированным порталом на ледяное озеро. Она бежала без устали — и город бежал ей навстречу. Флюк не верил глазам: действительность вокруг ведьмы менялась с каждой минутой, и ни Флюк, ни его хозяин, ни сам город были в этом не повинны.
Маленькая ведьма не замечала перемен: не зрение вело её — отчаяние! И отчаяние это твёрдо знало, что делает. Ведьме нужно было попасть в школу свинок и кроликов. К Лёше Гаранину, к чёрной белке, к их злому учителю, в железный замок с тюльпаном на шпиле — сегодня! Сейчас! Что ж — отчаяние вполне могло справиться с такой нуждой.