Страница 102 из 147
— Ты всегда была умницей, дорогая, — сказала хозяйка спине гостьи и подмигнула её кавалеру. — И что вы так на меня уставились, господин Стрепетов? Дверь заприте, будьте любезны. Очень уж оживлённым местечком становится этот салончик! Благодарю. Коньячку-то изволите? Или передумали?
— С удовольствием, милая госпожа. Ничего, что я так обращаюсь? Ситуация, знаете ли, обязывает.
— Ветерок, Олег Витальевич! Ночь долгая, кошки в ней серы…
— Стало быть, в беседе мне не откажете?
— Да уж не откажу, мой нетактичный друг, — вздохнула хозяйка, сметая со столика журналы и выставляя квадратную бутылку. — Вот только детишек попросим отсюда…
— Но без эксцессов! — сказал Олег Витальевич.
2
Детишек препроводили в комнату за двустворчатым зеркалом (тёмную-претёмную) и зловещим шёпотом предупредили:
— Ничего не трогать! Руки вырву!
Щёлкнул замок, и Ольга немедленно присела на корточки перед дверью в поисках замочной скважины. Скважины никакой не обнаружилось, а голоса слышались в отдалении — ни слова не разобрать. Только и ясно, что ругаются…
— Там скандал, — сказала она пирату.
— Ещё бы, — сказал пират. Он чиркал спичками, и огоньки вырывали из темноты его лицо: довольное донельзя. — Ага, нашёл!
— Тебе же сказали — ничего не трогать!
Загорелась зелёным свечка, вторая, третья — и Андрей поднял обнаруженный канделябр высоко вверх.
— Уж конечно, — сказал он. — Так я и послушал. А то мне каждый день так везёт! Каждый день я в ведьминское логово попадаю… Ага, книги!
— Ты только не бери ничего! Правда же руки оторвёт!
— За чужое-то добро? — непонятно сказал пират. — Ух ты-ы!!!
— Вон ещё подсвечник, — показала ведьма. — Тут их полно!
Но углядевший алебарды и шпаги мужчина не нуждался в подсказках. Свечки вспыхивали одна за другой — все зелёные.
— Я сейчас кончу… — хрипло сказал мужчина, напрочь забывши про любимую. — Охренеть…
Пятиугольная комната и впрямь отличалась весьма незаурядным дизайном — только что мрачноватым. Оружейная вкупе с библиотекой и спальней — но не нами замечено, что книги и оружие недурно смотрятся вместе. Особенно когда оружие холодное, а книги старые и зачитанные. Что же касается огромного ложа, так и манящего застелить его чёрным шёлком и предаться сладчайшим утехам… Дело вкуса, господа! Далеко не каждый мужчина согласился бы на утехи с хозяйкою странной комнаты! Бес её знает, такую бабу, — не то зарежет на пике страсти, не то Платона цитировать начнёт…
Вот маленькая ведьма, усевшись на неведомый мех ложа, пребывала в несказанном восторге. Возлюбленный же её не озаботился даже книгами — прилип к смертоносным игрушкам, как дурень к писаной торбе.
— Это ж японское копьё… — бормотал он, водя канделябром вдоль подушечек и полок. — Это ж с ума сойти… Ну, это арабские штучки — как его там?.. Кончар! Белкой буду!.. Ну, даёт тётка… Чтоб я так жил!..
Взгляд ведьмы, следуя безошибочному женскому чутью, упал тем временем на человеческий череп. Череп покоился на трёхлапой подставке в углу. За черепом, в низкой железной чаше, стояла толстая свеча.
— Смотри! Это настоящий, да? — спросила ведьма, подойдя к подставке, и зажгла свечу. — Спиртом несёт…
Она сунула в чашу нос, потом поднесла спичку. Чаша полыхнула пламенем, и ведьма отпрянула.
— Точно спирт!
— Ты что там делаешь?
— Здорово горит, — сказала ведьма. — О, цветочек! Слушай, он живой!
— Кто живой?! — нервно спросил Андрей и мгновенно оказался рядом. — Ты вообще чего-нибудь боишься?!
— Жуков, — призналась ведьма и вознамерилась понюхать цветок, но была бесцеремонно оттащена прочь. — Ну чего ты?!
— Если яд? — спросил пират, оценивший череп чисто с мужской точки зрения. Цветочку, замеченному ведьмой, служила вазой глазница черепа. Из второй глазницы торчала рукоять стилета. — Эк она его, бедолагу!..
— Почему это она? — ревниво спросила ведьма. — Может, она его с поля боя вынесла!
— Мы об этом вряд ли узнаем, — сказал пират. — Кто тут кого куда вынес… Накрылись теперь наши уроки. И спереть-то нечего! — посетовал он. — Если меч какой! — сказал он со страстью. — Так ведь не спрячешь! Книжки, что ли, глянуть…
— На столе вон глянь, — рассеянно посоветовала ведьма, продолжая разглядывать череп. — Может, пятак неразменный найдёшь…
— И на кой бес мне, обеспеченному гимназисту, тот пятак? Вот шапку-невидимку — это бы да! — сказал Андрей, неохотно отправляясь к столу. — Кинжалами выкроенную…
— Слушай, по-моему, это мак…
— Ого, пентаграмма! — сказал пират. — А забавно наша шляпница досуг проводила!
Ведьма оглянулась и, удостоверившись, что любимый занят, осторожно понюхала цветок. Цветок пах пылью.
— По углам же ориентируют — или нет?.. — бормотал пират. — Пять углов в комнате… А если б четыре? Значит, не по углам…
…Сорванный на далеком сумрачном поле, цветок пах пылью и степью, сухой травой и восточным ветром…
— А это что у нас? — задумчиво вопросил пират. — Табак, что ли?
…Восточный ветер, колючий и терпкий, выл над сумрачным полем за пределом миров… Ветер гнул росшие на поле маки…
— Коробочки… Коробушечки… Нет, мы тут поживимся, однако! — оживлённо поведал пират. — Что у нас в коробушечке? Заперта наша коробушечка…
…И плачущая женщина упала на колени перед мёртвым любимым… Их было четверо, и он смеялся навстречу их магии — но нож, отравленный нож, подхваченный ветром!.. И маки проросли сквозь его тело…
— Экспроприация у экспроприаторов… Твою дивизию, где ж я столько карманов наберу!..
…Сквозь его тело проросли маки — она опоздала, ах, она опоздала!..
— Так, это лучше не трогать… А чётки приберём… В крестьянском хозяйстве и хомячок не помеха…
…И нежный атлас лепестков ласкал её щёки… И ветер глумился над нею: ты опоздала, ведьма, ты опоздала! Терпкий ветер бросал её слезы на поле: они взойдут новыми маками, ведьма, но ты опоздала!..
— Ай!
— Ольга?!
— Блин, щиплется!..
— Ты что сделала?! Твою мать! Ты что, укололась?! Чем ты?!
— Лепестком, — недоумённо сказала ведьма. — А яд на ноже…
— Ты нож брала?!
— Ветер брал, — сказала ведьма, опускаясь на пол. — А я опоздала. Я опоздала…
…Ветер! Восточный ветер! Ветер глумился, в кровь обветрив лицо, обратив ножом лепестки… "Это стилет, — сказал ветер, — это не нож! Его убили стилетом, о чём ты плачешь, женщина, это сделал не я — но я сделал бы это ещё и ещё раз…" И ветер ударил прозрачной ладонью по щеке — хлёстко, колюче… "Натворила, — сказал он, — что она натворила?! Ках-шмейс!.." — "Да отойдите вы, сударь!" — "Доигрались! Доигрались, цеш-смей!" — "Но откуда бы мне знать, Олег!" — "А чем вы думали — оставить здесь детей!" — "Держите-ка лучше! Вместе, теперь вместе…" — "Аккуратней вы!" — "Без нервов, Олег! Но что за дети!.."
И два лица над сумрачным полем — перекошенные страхом, и тёплые пальцы на щеке — не ветер, это не ветер!
— Это стилет, — сказала ведьма. — Он умер, да?
— Уволюсь я к псам, — сказал Олег Витальевич, поднимаясь с колен. — Никто, Заворская, не умер! Но если вы будете так себя вести…
— То уложите в могилу вашего куратора, — закончила госпожа Элис. — Как вы себя чувствуете, мадемуазель?
— Я нормально…
— Ведь сказано вам было — ничего не трогать!
— Извините… — сказала ведьма и села, очутившись нос к носу с госпожой. Госпожа смотрела насмешливо и несердито — словно и не она только что кричала на Олега Витальевича и с закушенными губами вытаскивала глупую девчонку с далёкого поля. Но что она кричала?..
— Я нечаянно, — сказала ей ведьма. — Я только понюхать хотела… А это какой цветок?
— Она ещё любопытствует! — раздражённо сказал куратор и подхватил ведьму на руки. — Вы-то целы, Андрей?