Страница 83 из 109
Вот так красивая девочка стала принимать решения самостоятельно. А потом не замедлила показать острые белые молодые зубки самому Альваресу де Луне. Однажды, когда он, по обыкновению запросто, без доклада, пошел поговорить с Хуаном, португальские стражники юной жены короля закрыли перед ним дверь в королевские покои, заявив с противным своим жужжащим акцентом, что пускать не велено НИКОГО. Так ведь и не пропустили высоченные архаровцы!
Она играла с огнем. Так он ей об этом и прошипел потом в нежное ушко — прямо в церкви, во время мессы, брызгая слюной из гнилозубого рта: «Я устроил этот брак, маленькая сучка, я его и разрушу!» Он был намного ниже ее ростом, и девчонка бросила на него взгляд свысока, словно он, магистр ордена Сантьяго, которому служили сто тысяч вассалов и принадлежали шестьдесят деревень Кастильи, был какой-то цикадой на листе!
Он совершенно потерял самообладание, и это заставило его делать ошибку за ошибкой. Конечно, не стоило выбрасывать из окна бургосского замка прямо на булыжники улицы аудитора, которого король прислал для подсчета и проверки своей казны, да еще и во время Пасхальной недели…
Это убийство стало, как говорит мавританская пословица, «последней соломинкой, что переламывает хребет навьюченному верблюду». Кастильское дворянство обратилось к королю и королеве с петицией и пригрозило мятежом. Одновременно по Кастилье начали ходить слухи, что Альварес де Луна по ночам готовит странные зелья из сушеных змей, и приворожил он короля именно ими.
Другие, озираясь, рассказывали самым доверенным, что мерзкий колдун совратил короля Хуана еще в детстве, когда умерла его мать, и стал спать с мальчиком в одной кровати. Правдой это было или нет, теперь уже не узнает никто, но ни одной аристократки или пейзанки за де Луной и впрямь никогда не числилось. И королю не оставалось ничего иного, как под давлением своей юной жены, баронов и всех этих сплетен — де Луну казнить.
Его везли к месту казни в деревянной клетке. А он пристально смотрел на бургосскую толпу, словно выискивал кого-то. Люди поворачивались к нему спиной и шептали молитвы.
Королева и король сидели на специально выстроенном помосте под балдахином совсем недалеко от эшафота. Похожий на сморщенную обезьяну де Луна посмотрел на королеву — пристально, без всякого волнения или страха. И громко крикнул с помоста сорокасемилетнему королю: «Прощай, мой малыш!» Палач взмахнул топором. Брызнуло во все стороны красным. И толпа словно единой глоткой выдохнула ужас.
Король закрыл лицо руками и зарыдал. Исабель же сидела прямо и как будто окаменела. И всем был заметен ее округлившийся живот.
В это время ее двухлетняя дочь Изабелла спала в своей детской, раскрасневшись во сне, сосала пухлый кулачок и, естественно, не подозревала, как все то, что происходит на бургосской площади, изменит вскоре ее жизнь.
Только дома беременная королева заметила, что на ее кружевной воротник попала крошечная капля его крови. Но не придала этому никакого значения: враг был повержен, муж принадлежал теперь только ей.
Через несколько месяцев она родила здорового мальчика Альфонсо. При наличии двух братьев — Энрике, сына короля от первого брака, и теперь вот Альфонсо — шансов на кастильский престол у маленькой Изабеллы не оставалось никаких.
Казалось бы, жить теперь молодой семье да жить, но с самого дня казни Альвареса де Луны король впал в смертельную тоску. Ни дюжина лучших соколов, привезенных по заказу королевы из самого Дамаска, ни любовь красавицы жены, ни рождение здорового сына не улучшили его состояния. Доктора не могли понять, что происходит. Внешне никакой болезни у Хуана не наблюдалось. Но старели на конюшне его прекрасные жеребцы, жирели без дел его егеря: король больше не ездил в Эль-Базаинский лес. И приказал устроить себе спальню, отдельную от жены, и проводил все время в молитвах. Худел, чернел, и однажды утром камердинер нашел его в постели мертвым. Всего на год пережил король де Луну.
Кастильским королем стал старший сын Хуана — Энрике, а вдовствующая королева, по обычаю, должна была удалиться с младшими детьми от двора. Хуан II оставил жене и ее детям приличное состояние, чтобы они ни в чем не нуждались, но Энрике выделил им только то, что считал нужным, и роскошествовать уже не приходилось. Но даже не это стало вскоре самым страшным.
Для жительства королеве отвели неприветливый городок Арёвало с небольшим мавританским дворцом и серым замком. Город на многие мили окружали только поля, овечьи пастбища и виноградники.
Замок Аревало был построен прямо над узкой быстрой рекой Адаха, и в его покоях постоянно слышался шум воды. Именно там, однажды ночью, мать вошла в спальню своей пятилетней дочери, растормошила ее и спросила встревоженно:
— Изабелла, прислушайся хорошенько. Что ты слышишь?
Заспанная Изабелла села на кровати. Как ни прислушивалась она, до ее ушей доносился только шум реки и далекое блеяние овец.
— Река шумит…
— Шумит? — Глаза матери наполнились ужасом. — Шумит и все время шепчет: «Альварес де Луна». Слышишь? Вот сейчас опять: «Альварес де Луна». — Она вдруг резко встряхнула дочь: — Вот опять! Неужели не слышишь?!
Мать казалась очень сердитой, и Изабелла в испуге заревела. Но врать не стала. Не слышала она ничего, кроме шума воды.
А Исабель подняла на ноги среди ночи всю челядь и приказала немедленно укладывать вещи, грузить мулов и перебираться из этого проклятого места и от реки во дворец.
Во дворце, однако, королева не только продолжала слышать имя своего врага. Он стал приходить к ней и сам. Ее беседы с де Луной и мертвым мужем будут продолжаться после этого еще долгие-долгие годы, пока в 1496 году она не умрет в Аревало безумной затворницей. Она так и не узнает ни о смерти своего сына Альфонсо, ни о том, какой великой королевой Кастильи станет ее дочь. И никто никогда не узнает, о чем были ее беседы с мертвецами — королем Хуаном и с ужасным Альваресом де Луной…
О происходящем в Аревало Энрике узнал не сразу, но в конце концов, через несколько лет, приказал привезти своих сестру и брата по отцу жить при его королевском дворе. На это он имел свои причины. У его вассалов появлялось все больше оснований ненавидеть своего короля. Поскольку дети были прямыми наследниками короля Хуана и королевы Португалии Исабель, недовольные Энрике бароны вполне могли попытаться посадить их на престол вместо него. Поэтому он решил держать детей на глазах у себя во дворце: так грандам было сложнее использовать их в заговорах и интригах.
Узнав каким-то образом о неминуемом отъезде детей или почувствовав его (никто ей не говорил об этом, опасаясь ее реакции), мать выла и билась в рыданиях трое суток.
Изабелла запомнила тот свой отъезд. Она помнила, как оглянулась, и у нее сжало сердце: позади их возка на дороге клубилась красная пыль, и в ее облаке бежала простоволосая женщина в синем платье. Изабелла заколотила по стене возка, требуя, чтобы возницы остановились, но просвистел хлыст, и лошади побежали еще быстрее. Альфонсо ревел, она кусала губы. Дочь аревальского алькальда Беатриса де Сильва на жестком сиденье крепко прижала к себе детей и дрогнувшим голосом сказала, что надо быть сильными, что так — хочет Бог.
Оставленная мать, выбившись из сил, упала на колени в дорожную пыль и кричала что-то вслед своим детям. Наконец к ней подбежали слуги, подняли ее, обессиленную, обмякшую, и повели под руки назад — туда, где в летнем оранжевом мареве дрожали дворец и башни Аревало. Изабелла смотрела, как они медленно уменьшались, пока не исчезли совсем.
О чем так отчаянно кричала им тогда мать? Этот вопрос мучил ее потом всю жизнь.
Брат Энрике
Во время долгой дороги Беатриса де Сильва с горечью думала о том, как было бы хорошо, если бы можно было ослушаться и не везти детей ко двору. Неподходящим для детей местом был двор короля Энрике.
Первая супруга короля, Бланка Наваррская, сама потребовала развода после многих лет бездетного брака. Королева обвинила мужа в импотенции и, по-видимому, сумела это доказать, иначе развод не состоялся бы. Король совершенно не горевал. Он или уезжал на долгие охоты в Эль-Базаинский лес (в этой страсти он походил на отца!), или проводил хмельные ночи в бургосском дворце со случайными друзями — поэтами, нищими кабальеро, и даже егерями и доезжачими. Здесь, развалясь на парчовых подушках, в шальварах и кафтане, он потягивал ароматный кальян, наблюдая за чувственными танцами пажей, переодетых в гитан и андалузиек.