Легенды мировой истории

Пьетро догадался, что там, где христиане хоронят своих мертвых, Кокачин похоронить не позволят, и поэтому несколько дней тяжело ворочал камни и разобрал кусок кладки в подвале их дома, и сделал принцессе тесный склеп.

Работа была очень тяжелой, но она помогала заглушать боль. Сколько помнил себя татарин Пьетро, он всегда был рабом. Даже матери своей он не знал. Кокачин стала единственным в целом мире существом, к которому сильно и навсегда привязалось его сердце.

Когда все было закончено, старый раб, измученный этой тяжелой работой, долго стоял перед заложенным склепом Кокачин на коленях. Из его закрытых глаз по глубоким желобам морщин стекали слезы, и он повторял и повторял слова, какие говорят на ее родине, провожая в странствие мертвых.

Рождение книги

В Генуе к пленным относились неплохо: кормили и поили сносно, водили к мессе, на исповедь и на прогулки. Между Генуей и Венецией было неписаное соглашение: с пленными обращаться по-христиански. Однако

Марко чувствовал, что просто сходит с ума. У него не было никаких вестей от Кокачин, но он чувствовал неладное. Его накрыла тоска — тяжелая, как сырая верблюжья шкура. Он ни с кем не разговаривал и почти не ел.

С абсолютным безразличием принял он и то, что в каземат вместе с ним посадили невыносимого пьяницу. Этот пизанец не напивался до полного бесчувствия, но и трезвым никогда не бывал: раздобыть сколько хочешь вина в генуэзской тюрьме было парой пустяков. У него ужасно несло по утрам изо рта, к тому же он, опустив припухшие веки, почти постоянно читал, подвывая, французские вирши, в которых Марко не понимал ни слова. Звали его Рустикелло.

Никто не узнал бы в этой опухшей личности автора довольно популярного при королевских дворах Франции и Англии куртуазного романа «Мелиадус». Как и Марко, Рустикелло знавал лучшие времена. Когда-то был он придворным писателем самого английского короля Эдуарда Первого и как сыр в масле катался, но бес его все-таки попутал: связь итальянского рифмоплета с одной замужней леди неожиданно получила огласку, а у дамы был влиятельный супруг… После контакта своей задницы с английским сапогом Рустикелло серьезно усомнился в куртуазности англичан. Покровительство было потеряно, вирши не раскупались — и он отправился на перекладных сначала в родную Пизу, а потом — в Венецию, где быстро прожился так, что соблазнительной казалась даже корабельная похлебка. А тут — морская стычка с генуэзцами… Вот так и стал он пленником.

Однажды вечером Рустикелло, по обыкновению, опять стал доводить Марко французскими канцонами с последующим переводом на итальянский. Обычно Марко в таких случаях запускал ему в голову глиняным подсвечником. Но тут прислушался. Канцона была про то, как вез королю Артуру рыцарь Ланцелот невесту Гвиневру, да сам в нее и влюбился… И как-то так случилось, что, дослушав про рыцаря Ланцелота, начал Марко рассказывать этому сочинителю о своей жизни и всех своих странствиях. В Венеции ему никто не верил. Да и сам он стал уже сомневаться, что вся его прошедшая жизнь была реальностью, что все это ему не приснилось. Но когда он рассказывал обо всем Рустикелло, прошлое начинало вновь обретать краски, и таяла его тоска, и он заново переживал свои странствия и невзгоды. И — радости.

Рустикелло отставил стакан и уже не взялся за него в тот вечер. День за днем слушал он Марко как завороженный, и даже пить стал меньше.

Рассказы Марко пизанец начал записывать (благо, дешевый пергамент и чернила в тюрьме достать тоже было легко), но записывал он их на французском, объяснив, что венецианское наречие — язык деревенщины и для книг не подходит. Что он там кропал, Марко было совершенно все равно — лишь бы выговориться, рассказать этим маленьким людишкам, которые дальше Константинополя и Акры носу не высовывали, какой огромный мир лежит на Востоке! Рустикелло не насмешничал, не подвергал ничего сомнению, и за одно это Марко был пизанскому пьянице благодарен.

А этот лукавый рифмоплет уже весьма надеялся на то, что дни его нищеты — окончены. Он понял: нежданно-негаданно он нашел самый настоящий клад, и теперь он поведает миру о необыкновенных приключениях и чудесах, виденных этим венецианцем! Это сочинение будут раскупать, как горячие пирожки! К нему вернутся наконец деньги, расположение утонченных господ, мягкая постель, любовницы, дорогое вино и туфли из телячьей кожи! Ну, конечно, не все, о чем толкует этот Поло, безопасно будет включать в книгу — есть места совершенно еретические, да и тартарку эту, его любовницу, лучше обойти молчанием: незачем дразнить гусаков из Инквизиции. Но, к счастью, путешественник этот по части изящной литературы — полный ignoramus[139], поэтому материалом можно пользоваться совершенно свободно. Да и в приличную форму все это надо облечь…[140]

Тяжелым было возвращение Марко из плена в опустевший дом. Пьетро боялся поначалу даже приблизиться, не веря, что он — не призрак. Потом рассказал, как соврала старая Фиордилиза и как умирала Кокачин. Господин и слуга сидели на ковре по-восточному, друг против друга. Рядом было настежь открыто окно, в раме которого наливалось вечерней чернотой венецианское небо — словно выпускала чернила лагунная каракатица-сепия. Марко выслушал, что рассказал Пьетро, потом, опустив голову, долго молчал — как будто уснул. Пьетро даже с опаской тронул его за плечо. И тут Марко вскочил, схватил со стены кривую саблю и начал рубить мебель и оконную раму и кричать страшные монгольские проклятия городу, в котором родился.

Успокоила его только опиумная настойка. А потом Пьетро подошел и сказал:

— Пойдем.

— Куда?

— К ней.

И Марко, не понимая, о чем это он, все-таки послушно пошел за ним вниз по крутым ступенькам…

*

После освобождения Марко его сокамерник Рустикелло тоже в плену не задержался. А выйдя на свободу с готовой рукописью, которую решил назвать «Livre des merveilles du Monde» — «Книга о чудесах мира», направился прямиком в Венецию: в этом городе были также лучшие переписчики, издатели и книготорговцы.

Но даже в самых смелых мечтаниях не мог предвидеть Рустикелло грядущего ошеломительного успеха своего произведения. Книгу читали все, кто умел читать, — все, кроме истинного автора, который, свободно владея арабским, монгольским и китайским, совершенно не разумел по-французски. Деньги, конечно, были кстати — Рустикелло оказался честным малым. Но Марко не придавал никакого значения всей этой шумихе с книгой пизанца, пока посланник короля Карла Валуа, проезжая в 1307 году через Венецию, не пожелал увидеть знаменитого автора «Livre des merveilles du Monde» — мессира Марко Поло.

В посланнике Тиботе де Шепуа самым примечательным были толстые губы, напоминавшие двух сцепившихся красных слизней. Все знали, что этот полиглот любит церковных мальчиков-хористов. К Марко посланник обратился на отличном венецианском диалекте:

— Мессир Поло, ваша книга привела в восторг самого короля. И, проезжая через Венецию, я не мог упустить шанс увидеть вас. Вы — знаменитость. Его величество приглашает вас посетить Францию в ближайшее же время. При дворе вам будет оказан подобающий прием…

— Боюсь, что я только разочарую его величество и высокий двор. Я — простой торговец.

— О, не скромничайте!.. Но неужели же вы все это видели своими глазами?.. Вот, позвольте… этот изумительный отрывок о конях с рогом на голове, произошедших от самого Буцефала Александра Македонского!.. А самое поразительное — люди с единственной огромной ногой, которой они прикрываются от солнца! Оказывается, правы были древние! Вы знаете, многих при дворе интересует… — де Шепуа понизил голос, — где же у них располагаются… мм… известные органы, справа или слева от этой ноги? И как у них… мм… все это происходит?

Побледнев, Марко с поклоном подал посланнику дар для короля — «самый первый» экземпляр «Livre des merveilles du Monde» (что, конечно, было неправдой: первые списки давно уже распродали, просто этот был самым роскошным, его изготовили специально).