Страница 52 из 101
Еще больше подозрений вызывал у Этьена муж Эрминии. Не случайно Этьен так встревожился, когда его застал в фруктовой лавке Маурицио! Красивый парень с характером, который можно определить словами «бери от жизни все». В подпольной борьбе самое опасное — когда человек любит прихвастнуть, а кроме того, часто наступает на пробку. Хвастун может легко проговориться в компании приятелей, перед которыми ему захочется побахвалиться. Хвастовство — самый опасный порок у того, кто обязан держать язык за зубами и строго придерживаться правил конспирации. Этьен где–то читал, не помнит, где именно, скорее всего у Бальзака, что обманутые страсти, оскорбленное тщеславие, болтливость — самые лучшие агенты полиции. А сожитель Эрминии — во власти оскорбленного тщеславия, он любит вспоминать, как его в армии обошли чинами, наградами, и начинает объяснять случайному собеседнику, почему обошли — из–за симпатии к антифашистам. А долго ли проболтаться, когда бутылка виноградной водки — граппы — уже распита? Граппа, поставленная полузнакомым собутыльником, который кажется таким симпатичным и вызывает полнейшее доверие лишь потому, что щедр на угощение. А щедрость этого симпатяги весьма кстати, потому что Эрминия отказалась сегодня выдать деньги на попойку…
Остался бы Оскар, Гри–Гри или Скарбек в фруктовой лавке пить граппу с Маурицио после того, как Эрминия передала все секретные подарки?
Но, судя по всем допросам, Эрминия вне подозрений, и Этьен терялся в догадках: как же ее сожитель мог оказаться доносчиком, если связь поддерживалась только через Эрминию? Только она знает туринский адрес, откуда тянется ниточка к Скарбеку.
«Моменто», видимо, осталось вне поля зрения ищеек. Нет никаких оснований считать, что в «Моменто» заглядывали сыскные агенты и что в фотоателье были какие–нибудь неприятности.
И все–таки очень тревожил муж Эрминии с его букетом привычек, со скользкими чертами характера, прямо противопоказанными подпольной работе…
В день прибытия Кертнера туринская ОВРА устроила ему несколько очных ставок, которые позволили судить о масштабах постигшей его катастрофы.
Он отказался признать, что знаком с другими арестованными, за исключением авиатора Лионелло, своего летного инструктора.
Первая очная ставка состоялась с Блудным Сыном, тот держался отлично.
— Вы когда–нибудь видели этого человека? — следователь кивнул на Кертнера, которого ввели в комнату.
Вот не рассчитывал Кертнер увидеть в Турине того самого следователя в дымчатых очках и с лысиной–тонзурой, который допрашивал его последние дни в Милане.
— Уверенно сказать не могу… — неуверенно произнес Блудный Сын. Может быть, видел, а может быть, и не видел. Этот синьор не врач? Кажется, я встретил его в местной больнице, когда пришел туда проведать одну близкую знакомую. Впрочем, может быть, я ошибаюсь. Вы не гинеколог?..
В тот же день состоялась очная ставка с Паскуале Эспозито. Кертнер отказался признать в нем знакомого. Кажется, он мельком видел синьора на палубе парохода «Патриа», а затем этот синьор почему–то оказался его соседом по столику в траттории у фабричных ворот «Мотта».
Кертнер несколько раз заставил Паскуале назвать свое имя и свою фамилию, недоуменно пожимал плечами и наконец сказал:
— Не обижайтесь, пожалуйста, но ваше имя мне ничего не говорит. Однако для точности мне надо было бы навести справки у компаньона. Может, вы имели дело с синьором Паганьоло, а не со мной?
Паскуале Эспозито не понимал, что Кертнер отрекается от него ради облегчения его участи, пытается выгородить его из этого дела, и разобиделся — Кертнер сторонится его, как прокаженного!
Паскуале дрожал от нервного озноба, плакал от обиды, от стыда, от отвращения к самому себе, а Кертнер наивно полагал, что Паскуале одержим только страхом. И в минуты очной ставки Кертнер не хотел думать, что Паскуале привезли к воротам фабрики «Мотта» в полицейском автомобиле, что он явился в тратторию в роли провокатора.
Но самая большая неожиданность и самое большое огорчение ждали Кертнера на следующий день, ему устроили очную ставку с Гри–Гри.
Кертнер и не подозревал, что Гри–Гри арестован. Где и когда это произошло? Откуда Гри–Гри привезли в Турин? И как хорошо, что уже много месяцев никто и нигде не мог видеть Кертнера в обществе сухопарого, неторопливого, молчаливого Гри–Гри.
И, сидя перед столом следователя, Этьен мысленно благословил Старика за то, что тот приучил его к сверхосторожности, когда дело касалось связи с товарищами из Советской России. Как ни велико было искушение, как ни велика бывала нужда, Кертнер никогда не встречался с Гри–Гри по делам, связанным с приемкой продукции, изготовляемой по заказу советских импортных фирм. Приезды Гри–Гри в Милан были тем более естественны, что там находилось советское торгпредство, там работала жена.
Откуда у ОВРА могут взяться улики против Кертнера и Гри–Гри, если ни встреч между ними, ни переписки не было в природе?!
Кертнер не растерялся, когда оказался лицом к лицу с милым его сердцу Гри–Гри. Горькая неожиданность для обоих!
Оба чувствовали на себе испытующие, пронизывающие взгляды следователя, но лица их выражали только недоумение.
В ходе следствия Кертнер сочинил версию, по которой некоторыми секретными чертежами интересовался какой–то сотрудник консульства какого–то славянского государства. У него с Кертнером было два деловых свидания. Этьен так искусно разработал эту версию, что даже проницательный и дошлый следователь поверил ему. Жаль, очень жаль, что Кертнер не знает ни подданства, ни фамилии подозрительного славянина, который предпочел воздержаться от вручения своей визитной карточки. Адрес консульства не сообщил и притом с одинаковой свободой говорил и по–сербски, и по–чешски. И вот кому–то из влиятельных сотрудников ОВРА, кажется, самому доктору Де Лео, пришла в голову мысль, что Гри–Гри и есть тот самый славянин, с которым дважды встречался Кертнер.
На очной ставке Кертнер категорически опроверг предположения доктора Де Лео. Безупречно сыграл роль постороннего и Гри–Гри.
— Тот был лысоват, с небольшим брюшком, — разочарованно процедил Кертнер. — А этот — вы сами видите…
Гри–Гри оставалось только недоуменно пожимать плечами: он долговяз, волосы у него подстрижены ежиком.
— Вы убеждены, что это не тот славянин? Может, вы его не узнали?
— Как же я, синьор комиссар, мог бы не узнать человека, который испортил мою деловую карьеру, запятнал мою репутацию и причинил столько страданий? Ну зачем бы я стал щадить того славянина, ограждать его от наказания и затруднять следствие? Совсем не в моих интересах!.. И как он ловко меня обманул! — Кертнер изобразил возмущение. — Можете поверить — не так–то легко обмануть опытною дельца, к каким я имею смелость себя относить.
Кертнер полагал, что следователя не устроит одна очная ставка с Гри–Гри и что им предстоят еще встречи.
Но назавтра вообще не вызвали на допрос, а послезавтра Кертнеру стало известно, что уже сочиняют следственное заключение.
ОВРА не решилась долго держать у себя советского работника без серьезных оснований, и Гри–Гри освободили за отсутствием улик.
44
Как только поезд отошел от венского вокзала, к Скарбеку вернулось умение хорошо разговаривать по–немецки.
Агент в белом кашне испарился, но от Скарбека не ускользнуло, что его тучный, лысый коллега ехал до чешской границы.
А после границы, когда тучный, лысый сошел с поезда, Скарбек завел разговор со старшим кондуктором. Уже в пути они решили ехать в Гамбург всей семьей, чтобы вместе провести рождественские праздники. Можно ли будет купить билеты для жены и мальчика от Праги до Гамбурга? Не возникнут ли осложнения при переезде семьи через германскую границу? Старший кондуктор полистал паспорт Скарбека и сказал: жена с сыном вписаны в паспорт, виза автоматически распространяется на них, если переезд через границу одновременный. А что касается отдельного купе от Праги, то он берет все заботы на себя.