Страница 50 из 101
«Пожалуй, не нужно было мне сейчас напоминать, да еще так назойливо, об этих чертежах. Все–таки история с русскими «совершенно секретными» чертежами не убедительная. Она сгодилась бы для первого следователя, а этого на «совершенно секретной» мякине не проведешь…»
Выслушав последний довод, следователь долго молчал и потирал свою круглую лысину. Может быть, все доводы, вместе взятые, показались убедительными и поколебали его уверенность? Нет, он снова стал твердить, что Кертнер может сколько угодно жульничать с русскими чертежами, заниматься техническим плагиатом, это его личное дело. Но незаконное приобретение чертежей самолетов, находящихся на вооружении итальянского воздушного флота, может принести ущерб нации.
— Я хорошо помню, что двадцать третьего октября этого года создана ось «Рим — Берлин». Но это еще не значит, синьор комиссар, что мы обязаны называть итальянским все немецкое. Разве чертежи «мессершмитта» являются государственной тайной Италии? Так могут рассуждать только люди, лишенные чувства национального достоинства. Не думаю, что немцы обвинили бы меня в государственной измене, если бы я изучал чертежи самолетов «капрони» или «фиат». Я хочу построить самолет собственной марки «кертнер» и сам буду его испытывать. Как знать, может, родится первый отличный самолет австрийской марки? Ну, поймите, это — мое увлечение, моя страсть! У меня было много неудач и ошибок, в дополнение к ним вы заподозрили меня черт знает в чем. Но я и сейчас не изменяю своей мечте!
— Мечтайте сколько угодно, но не в ущерб благородным целям и идеям фашизма!
Этьен согласно кивнул, но при этом демонстративно поднес ко рту платок и выплюнул сгусток крови.
Следователь сделал вид, что углубился в какие–то документы.
— Но даже наиболее вероятная, с вашей точки зрения, версия — это ведь еще не доказательство, — продолжал Кертнер. — Вот, например, в Париже, в Лувре, я видел статую Венеры Милосской. Есть версия, по которой правой рукой Венера когда–то поддерживала покрывало, а в левой держала яблоко. Об этом написано в сотне книг, но это только версия. Робкая полуулыбка на мраморном лице Венеры ничего подсказать не может. Так же как если бы Венера не улыбалась, а хмурилась, как это делаете сейчас вы, слушая мои слова, но не прислушиваясь к их смыслу…
— Не очень–то вы уверенно себя чувствуете, — усмехнулся следователь, — если призываете себе на помощь Венеру, да еще без обеих рук!
Он курил, пуская кольца табачного дыма так ловко, что одно кольцо проходило сквозь другое, более широкое. Он вторично предложил сигарету Кертнеру, но тот вновь отказался, показав на свои разбитые губы. Следователь сделал свои глаза непроницаемыми.
Так или иначе, Кертнер не мог обвинить его в бестактности или отсутствии ума, а следователь, видимо, отдавал должное своему противнику, и потому допрос, как он ни был далек от откровенности, проходил в духе взаимного понимания.
Во всяком случае, это была дуэль сильных противников, и Этьен понимал, что следователь тоже охотно ведет поединок с противником, который умно держится, умело притворяется невиновным, хорошо владеет собой, даже когда ему предъявляют доказательства вины.
Этьен забывал подчас, что противником следователя является он сам, собственной персоной, он судил о дуэли Кертнера и следователя объективно. И еще Этьен успел подумать во время допроса: достойным противникам удается взаимно разгадывать тайные мысли друг друга. У врагов обнаруживается такая же сила духовного зрения и такая же ясность разума, как у двух близких друзей или влюбленных, умеющих читать в душах друг у друга.
Бывало так, что следователь только успевал о чем–нибудь подумать, как Этьен угадывал его мысли и отвечал на еще не прозвучавший вопрос. И точно так же случалось следователю предугадывать не произнесенные вслух ответы Кертнера.
Неожиданно следователь протянул Кертнеру пачку «Нойе Цюрхер цейтунг» за последние дни. Газеты разрешено передать Кертнеру: распорядился доктор юриспруденции.
Кертнер развернул газету и тотчас же уткнулся в биржевой бюллетень, будто для него на свете не существовало ничего более интересного, чем курс акций за последнюю неделю.
Следователь заметил, что Кертнер поглощен биржевыми новостями.
— А вы богатый коммерсант?
— Да как сказать… У меня есть некоторые вклады в шведском, английском, швейцарском банках.
— Большие вклады?
— Я бы назвал их средними.
— Ну, сколько на вашем счету? — следователя разбирало любопытство.
— Ну, скажем, в Англии — пятьдесят пять тысяч фунтов стерлингов, сказал Кертнер безразличным тоном.
Услышав цифру, следователь высоко поднял брови.
Он все больше склонялся к мысли, что перед ним нечистоплотный делец, который промышляет тем, что поставляет разным посольствам чертежи, патенты и при этом не брезгует секретными материалами. Он понимал, в руках Кертнера денежное дело, но чтобы такие суммы…
А в конце допроса следователь, не ожидая просьбы Кертнера, сообщил, что все деньги, изъятые при аресте, будут ему сегодня возвращены. Пока ОВРА ведет следствие, он имеет право тратить деньги по своему усмотрению.
42
Часа за полтора до отхода поезда, когда Скарбек с семейством уже собирался на вокзал, раздался осторожный стук в дверь. В номер вошел вежливый господин в белом кашне.
— Герр Скарбек?
— Да.
— Я должен посмотреть вашу визу в паспорте. — Он показал значок тайной полиции.
Скарбек принялся очень долго и очень внимательно рассматривать этот значок.
— Почему вы так изучаете значок?
— Видите ли, вчера мне один господин уже показывал такой значок. Все, что я мог вспомнить, сказать, я вспомнил и рассказал полиции. Сегодня мне опять показывают значок. У меня собраны вещи. Пора на вокзал. Портье уже заказал таксомотор. А вы меня снова заставляете возиться с каким–то местным аферистом. Вас что, послал доктор Штрауб?
— Да, я пришел с ведома доктора Штрауба.
«Значит, доктор только знает о его визите, но не посылал ко мне».
Скарбек протянул паспорт, и агент в белом кашне начал листать его. Сколько там всяких виз, отметок, штампов?
— Где вы родились? — строго спросил агент.
— Если мне память не изменяет, это указано в паспорте. Жена с сыном едут в Прагу, к родственникам, а я — по коммерческим делам в Гамбург. Знаете, когда сын был маленький, он однажды задал мне вопрос: «Папа, где ты родился?» — «В Познани». — «А где родилась мама?» — «В Варшаве». — «А я?» — «А ты родился в Китае». Сын обрадовался: «Однако какое счастливое совпадение, что мы встретились все вместе».
— Я должен представить паспорт в полицию. — Агент в белом кашне даже не улыбнулся.
— Как хотите, я еду на вокзал. Вот билеты, мне еще нужно сдать багаж. Прошу вас тогда привезти паспорт к поезду. Все, что было в моих силах, чтобы помочь вам найти местного жулика, я сделал.
Неожиданно агент заговорил по–итальянски, затем внезапно задал вопрос по–русски. Если судить по ответам Скарбека, он не владел сносно ни одним языком, кроме своего родного, польского. Отвечая на ломаном русском языке, он объяснил, что родился в губернии, которая после русской революции отошла к Польше, а в юности (он сказал в «юношестве») часто слышал русскую речь.
Лингвистические упражнения агента в белом кашне насторожили Скарбека. Конечно, он не простой криминалист, птица другого полета.
— Паспорт будет доставлен на вокзал. Приеду на мотоцикле за двадцать минут до отхода поезда.
Скарбек отправился на вокзал заблаговременно, его беспокоил большой багаж. Два носильщика потащили в багажное отделение кофр, два чемодана, круглую шляпную коробку и ящик с крокетом.
Анка и сын остались в вагоне, а Скарбек вышел на перрон, поджидая агента в белом кашне. В нетерпении Скарбек направился к выходу на привокзальную площадь, чтобы посмотреть — не подъехал ли мотоцикл?
Минут за пятнадцать до отхода поезда появился агент и вернул паспорт. Он так торопился, что не успел выписать из паспорта все данные, которые его интересуют: место рождения, возраст, особые приметы, постоянное местожительство.