Только позови

Лэндерс рассказывал ему о заветной бутылке виски, припрятанной Уинчем. Теперь он сам имел случай попользоваться ею и с удовольствием опрокинул налитый стакан.

— Ну, Джонни-Странь, на какую должность метишь? — спросил Уинч, широко и добродушно щерясь. — Можно устроить, что твоей душеньке угодно.

— Так ведь особой разницы нет, старшой, — усмехнулся в ответ Стрейндж.

— Сегодня нет, завтра будет. Очень даже большая. Ты меня послушай. Если согласен на временное понижение до простого сержанта, могу оставить тебя при себе. Первым поваром. Начстоловой у меня пока есть. Так вот, согласен на понижение? Месяца на два, на три?

Стрейндж не раздумывал.

— Чего-то не хочется, старшой, — сказал он с той же усмешечкой.

— Значит, желаешь, чтобы все по-официальному шло? — В сощуренных глазах Уинча заплясал злой огонек. — А там — как выйдет?

— А чего мне еще остается? — услышал Стрейндж собственный голос. — Надо и Европу повидать.

Уинч не стал ни убеждать, ни спорить — ничего. Откинувшись в кресле, он нажал кнопку селектора и велел принести все заявки на начальника кухни-столовой в звании штаб-сержанта. Таких оказалось только четыре, и, когда писарь вышел, они вдвоем изучили их. В числе заявок была подходящая из войск связи.

— Неплохое подразделение, — сказал Уинч, пока Стрейндж изучал бумагу. — Не поганая пехтура.

— Пожалуй, это то, что нужно, — отозвался Стрейндж.

Уинч еще раз включил селектор. Писарь принес другую папку, и Уинч просмотрел ее.

— Скоро оно отправляется на учение, в поле. А потом, немного погодя, их перебрасывают в Англию.

— Меня вполне устраивает.

— Дело вкуса. Имущество с собой? — Два вещмешка. Они тут, в этом сарае, который у вас называют канцелярией.

— Надеюсь, не сперли, — неуверенно произнес Уинч, посмотрев через занавешенное окошечко. — Посиди еще, выпей, а я позвоню к тебе в часть. Пусть хоть джип пришлют. Такой важной шишке положена машина.

— Ну удружил, старшой, ну спасибо.

Заговорили о Лэндерсе. Достукался, так ему и надо, считал Уинч.

— По всем швам расползается парень, — говорил он. — Может, увольнение приведет его в чувство. В армии ему нельзя оставаться. Себе еще больше навредит.

И другим покоя не даст. К тому же он сам хотел, чтобы его демобилизовали, — добавил он. — Специально просил ротных офицеров, чтобы они так и писали в своих рапортах.

— Откуда тебе это известно?

— Один из них и сказал. Который в каталажку к нему ходил.

— Это ты хорошо сделал, что соломки парню подложил.

— Что мог, то и сделал. Ну, а у тебя-то как?

— А что у меня?

— Жене-то сказал? Линда знает, какой ты у нас храбрый да принципиальный?

— Ничего я ей не говорил.

— А может, стоит?

— Совсем необязательно.

— Твоя солдатская страховка у нее?

— Да, а что?

— Ты ведь муж ей.

— Муж, если официально, по закону.

— Развода нет, значит, муж. Мне кажется, ты должен известить ее о своих намерениях, чтобы она была в курсе.

— Это уж я сам решу! — отрезал Стрейндж. Потом, почувствовав, что вышло грубо, добавил: — Может, брошу ей открытку перед отъездом.

— Мне кажется, ты должен объясниться с ней. Позвони хотя бы.

— Ни хрена я ей не должен!

— Видишь ли… — начал Уинч, но в этот момент зазвонил телефон. Он снял трубку. — Джип ждет внизу. — Уинч встал и, разведя руками, сказал: — Не знаю, что тебе и сказать. Убей, не знаю.

— Я тоже не знаю. Выходит, два сапога — пара.

— Слушай, забегай в гарнизонный бар. Я там почти каждый вечер бываю, с полшестого — с шести.

Разговор окончился так же, как и с Карреном: они пожали друг другу руки. Оба понимали, что завершается какой-то этап в их жизни. Так же, как понимали это они с Карреном.

Подхватив вещмешки и спускаясь за шофером по лестнице, Стрейндж удивлялся, откуда Уинч знает о его семейных делах. Он и видел-то Линду Сью в последний раз на Оаху, еще перед нападением японцев. А вот все вроде знает.

Уезжая из Люксора, он, естественно, распрощался с Фрэнсис — они встретились в городе на другой день после его разговора с Карреном. Но их отношения начали остывать задолго до того. Частично это объяснялось тем, что он, израсходовав свои семь тысяч и деньги по аттестату, вынужден был отказаться от номера в «Пибоди». Очень может быть, что поэтому, а может, и не поэтому.

Последнее время Стрейндж редко бывал в «Пибоди». Через Уинчева кореша Джека Александера он снял для себя и Фрэнсис двухкомнатный номер в «Клэридже». Из своих в «Пибоди» чаще всего заглядывали Корелло, у которого никак не заживало плечо, и Трайнор, прибывший в госпиталь сразу же после Стрейнджа. Остальное же время в люксе толклась какая-то малознакомая публика, а то и совсем посторонние. Стрейнджу надоели многолюдные загулы. Он предпочитал бывать с Фрэнсис вдвоем.

Но он твердо решил держать номер до самого конца, пока не спустит последнюю монету. Его совершенно не интересовало, кто туда ходит, хотя сам ходить не хотел. Ни один-единственный доллар из предназначенных на оплату люкса не перекочует к нему в карман, так оно в итоге и вышло.

К счастью или несчастью, как раз после того, как вернулся из самоволки Лэндерс и угодил за решетку, и кончились деньги у Стрейнджа. Только тогда до него дошло, как много ухлопал на их люкс Лэндерс. Без его добавки Стрейнджев счет в банке начал таять на глазах.

Стрейнджу было не по себе от того, что ввел приятеля в расход. Он заговорил об этом с Лэндерсом, когда зашел к нему, и тот, веселясь, доложил, что просадил примерно четыре с половиной куска. Все свои сбережения, деньги по аттестату — все. Он вроде и не жалел, что остался без гроша за душой. Как и сам Стрейндж.

И, только совсем обезденежев, отказавшись от номера в «Пибоди» и закрыв счет, Стрейндж понял, насколько зависела от него Фрэнсис Хайсмит.

— Люкс, значит, тю-тю? Ты что, совсем в трубу вылетел? — осведомилась она осторожно.

— Вылететь не вылетел, но на мель сел. Правда, жалованье идет и от покеришка кое-что перепадает.

— И все? Я-то думала, что вы с уорент-офицером Александером приятели.

— Верно, приятели, но не партнеры. А чего он тебе? Хочешь, чтоб познакомил?

— Ты что, шутишь? На черта он мне сдался? Туша такая. И противный — жуть! Я таких и не видела. Зато деньги гребет со всего Люксора.

— Гребет. Но я в его делах не участвую.

— Знаешь, он на черепаху похож, огромную-преогромную.

— Это точно. Если прижмет, мокрое место останется.

Фрэнсис недовольно вскинула голову.

— Выходит, все эти роскошные рестораны, дорогие обеды, шик…

— Ага, — ухмылялся Стрейндж, — все кончилось. Разок — другой в неделю, может, осилю.

— У меня, конечно, есть немного денег, — неуверенно произнесла Фрэнсис. — Но живу-то я на зарплату. Ну квартирка, правда, есть. — Она усмехнулась. — Можешь располагать в случае чего.

— И не подумаю.

За эти три месяца Стрейндж по крайней мере узнал, где работает Фрэнсис. Она была помощником заведующего в дамском магазинчике «Леди, жена и хозяйка» на Главной улице, который входил в торговую систему, раскинувшуюся по всему Югу и Среднему Западу. Квартирку она делила с молодой женщиной, муж у которой воевал где-то на Тихом океане, но та была домоседка.

— С другой стороны, мне не хочется торчать в четырех стенах и целыми вечерами слушать радио, — вслух рассуждала Фрэнсис. — Или по киношкам таскаться. — Она искоса поглядела на него.

— Зачем же? Заведи себе кого-нибудь — и дело с концом.

— Ни за что! Хотя… как ты думаешь, когда кончится война?

— Война? Года через два, не раньше, — беспечно сказал он.

— Ну вот! А потом опять все пойдет по-обычному. Опять… — Она замолкла.

— Потом — как в сказке о Золушке. Карета опять сделается тыквой, а лошади — мышами. — Стрейндж улыбался. — Так оно и будет.

— Похоже на то, — задумчиво сказала Фрэнсис. Так закончился их разговор. Стрейндж догадывался, как она отнесется к известию о его назначении в Кэмп О'Брайер.