Обманутая

Дафна сунула руки в карманы и, распластав ладони, прижала их к своим бедрам.

— Я не хотела обижать тебя. Но ты должна меня понять. Я мечтала стать адвокатом, поэтому поступила в юридическую школу и выбивалась из сил, чтобы хорошо там учиться. Потом мне нужно было составить себе имя, я добилась этого. — Она помолчала. — Но, черт побери, все это время я была одна. Как бы ни были загружены делами мои дни, ночью я остаюсь одна. Я хотела только одного — чтобы обо мне кто-нибудь заботился, чтобы меня кто-нибудь обнимал, чтобы со мной кто-нибудь беседовал. — Она с мольбой посмотрела на Лауру: — Вокруг тебя всегда были люди. Сначала рядом с тобой была мать и Гретхен, потом ты вышла замуж за Джеффа и появилась Лидия, потом родились Скотт и Дебра. Но у меня все умерли. У меня никого нет.

— У тебя есть мы.

— Это не одно и то же.

— Мы всегда считали тебя членом семьи.

— Это совсем другое. Жизнь с мужчиной заполняет ту пустоту, которую не может заполнить ни карьера, ни подруга, ни семья подруги.

Лаура не могла отвести взгляда от Дафны. С растрепанными волосами, помягчавшими чертами лица, в халате, подчеркивавшем стройность ее тела, она казалась ей незнакомой. И то, что она говорила, еще больше убеждало Лауру в том, что она не знает этой женщины.

— Я не знала, — прошептала Лаура.

— Я человек. Я женщина.

— Но ты никогда не говорила о своем одиночестве.

— Когда ты занимаешься в жизни другими вещами, то об этом предпочитаешь молчать.

— Ты сопротивлялась всякий раз, когда я пыталась познакомить тебя с кем-нибудь.

— Я не хочу, чтобы меня знакомили. Мне не нужны стабильные отношения. У меня есть собственные представления, и они не включают в себя брак и рождение детей, а это именно то, к чему ты меня подталкивала. Ты была уверена в том, что мне чего-то не хватает, а я из чувства сопротивления уверила себя в том, что мне всего хватает. И некоторое время я считала, что это так.

Она сделала шаг в сторону, а когда повернулась к Лауре, на ее глазах блестели слезы.

— Я убедила себя, что юриспруденции мне вполне достаточно, что у меня нет времени на мужа и детей, что я паршивая кухарка, потому что на это у меня тоже нет времени. Поэтому я занималась своей карьерой, мой успех лишь укреплял создаваемый мною образ. Я была крутым адвокатом. Я была такой же спокойной, властной и решительной, как любой мой коллега мужского пола в этом округе. Мои партнеры воспринимали меня как своего парня, и именно к этому я стремилась. — Она отерла слезы рукавом. — Но потом, сначала нечасто, затем все чаще мне начинало хотеться чего-то другого. Стоило мне оглянуться, и я видела, что у всех это есть, а я одна. — Она плотнее запахнула халат. — Проблема заключалась в том, что созданная мною жизнь не предполагала существования в ней мужа и детей, а мне все же это было нужно. Ты не знаешь, что такое одиночество, тебе не знакомы его приступы, когда ощущаешь невыносимую боль, с которой ничего нельзя сделать, разве что переждать.

И с видом, словно у нее разрывалось сердце, она подошла к Лауре.

— Я не хотела обидеть тебя, — воскликнула она. — Помоги мне Бог, я никогда не хотела причинить тебе боль. Но он был одинок, и я одинока, и казалось, это совершенно естественно, что нам обоим стало немного лучше.

Лаура едва переводила дыхание. Блеск в глазах Дафны, ее лицо, искаженное болью, отчаяние, звучавшее в голосе, заставили ее похолодеть.

— Все в порядке, — осторожно произнесла она. — Твой роман с Тэком — еще не конец света.

Дафна моргнула и едва заметным движением вскинула голову.

— Он хороший человек, — облизнув губы, слабым голосом произнесла она.

— Значит, это серьезно?

— Мне он очень нравится.

— Ты ему тоже нравишься?

— Очень. Ему надо возвращаться в Бостон. Он хочет, чтобы я поехала с ним.

Лаура расплылась в улыбке, забыв о всякой осторожности. Вот теперь ее лучшая подруга действительно сообщала ей потрясающие новости.

— Даф, как это здорово!

Казалось, Дафну эта улыбка слегка успокоила и напряжение немного спало.

— Я не уверена, что смогу поехать. Вся моя жизнь здесь.

— Ты любишь его?

Дафна кивнула.

— Тогда ты должна ехать.

— Боже милостивый, ты все так же романтична. И это после всего, что произошло.

— Почему бы и тебе не стать немного романтичной?

— Не знаю, но у меня не получается. Любовь побеждает не все. Такова реальность. У меня здесь практика. У меня здесь дом и друзья. — Взгляд ее затуманился, и Лаура снова почувствовала неловкость. — У меня здесь незаконченные дела.

— Ну так закончи их. — Дафна не ответила, но на ее лице появилась такая печаль, что Лауре захотелось повернуться и убежать. — Мне пора, — сказала она. Завтра поговорим еще.

Дафна кивнула.

Лаура подошла к двери и вышла на улицу. Она не оглядывалась. Ей больше не хотелось видеть этот печальный взгляд и не хотелось гадать о том, чем он был вызван. Однако это нежелание еще не означало, что она перестала думать об этом. В течение всей следующей недели в ее голове то и дело возникали разрозненные воспоминания, она думала о том, на что прежде не обращала внимания или чему, по своей доверчивости, не придавала значения. Ей хотелось опросить людей — Ди Энн, Элизу, даже Кристиана, но она боялась, что они скажут ей то, чего она не желала слышать, и поэтому она молчала. А потом заболела Лидия.

29

Ее обнаружил Кристиан. Он на день уезжал в Вермонт, а вернувшись, интуитивно решил зайти к Лидии перед тем, как ехать к Лауре. Полагая, что, вероятно, в это время она готовит себе обед, прежде, чем открыть дверь своим ключом, он позвонил.

— Эй? — позвал он, углубляясь в полумрак дома. — Мама? — Он обнаружил ее на кухне на полу. — О Господи, — выдохнул он и заспешил. Он встал на колени рядом с ней и прикоснулся к ее щеке. Кожа стала серой, но все еще была теплой. Лидия дышала, хоть и очень слабо.

— Мам? Это Кристиан. Ты меня слышишь? — Он взял ее руку. — Мам? Ну очнись же. Ради меня открой глаза.

Лидия не реагировала.

С колотящимся сердцем он поднял ее обмякшее, жалостно легкое тело и понес в спальню. Он не задумывался над тем, что, падая, она могла получить травму и ее нельзя трогать. Он знал лишь то, что не мог оставить на полу свою хрупкую мать.

Осторожно опустив ее на покрывало, он схватил трубку и набрал 911. Не отрывая взгляда от лица Лидии, он сообщил диспетчеру сведения, необходимые для того, чтобы вызвать «скорую помощь», потом опустился на кровать и стал ждать, держа ее руку. Через минуту он вскочил и накрыл ее одеялом, решив, что ей, наверное, холодно. Еще через минуту он начал растирать ей руку.

— Они уже едут, — ровным голосом произнес он. — Мы отвезем тебя в больницу. С тобой все будет в порядке. — Но уже в следующее мгновение он остро ощутил собственную беспомощность. Он бы и сам отвез ее в больницу, если бы не чувствовал, что она остро нуждается в медицинской помощи. У них были кислородные подушки, растворы для внутривенных вливаний, они владели реанимационной методикой и имели связь с клиниками. В его машине не было ничего подобного.

Высвободив одну руку, он снова взял трубку и набрал телефон Лауры. Как только он услышал щелчок автоответчика, он нажал на рычаг и набрал номер «Вишен».

— Ди Энн, это Кристиан. Лаура там?

— Конечно, она на кухне.

— Ты можешь позвать ее побыстрее? Это срочно.

Десять секунд, пока Лаура не взяла трубку, тянулись мучительно долго.

— Кристиан? Что случилось?

— Я у мамы. Она без сознания. — Он услышал, как у Лауры перехватило дыхание, но не оторвал взгляда от лица Лидии. — Думаю, это или сердечный приступ, или удар, но она дышит. Я жду приезда «скорой». Встретишь нас в больнице?

— Выезжаю сейчас же.

Кристиан опускал трубку, когда вдали послышался звук сирены. Он приближался и вдруг стих, и Кристиан испугался, что это совсем по другому поводу, пока до него не дошло, что необходимость в сирене была только на главной улице. Оставив Лидию, он подошел к двери как раз в тот момент, когда «скорая» затормозила у дома. Он проводил врачей к Лидии и наблюдал, как они занимались ею, перекладывали на носилки и выносили из дома. Затем он залез в «скорую» и поехал с ними, все так же держа ее за руку.