Рождение волшебницы

– Ты? – молвила Лжезолотинка, глянув хищными сузившимися глазами. Множество вожделений сразу толкали ее под руку, побуждая к чувствам и поступкам, которых она и сама еще не могла осознать.

– Я, – подтвердил Ананья, бросая проницательный взгляд на Юлия, который мрачнел все больше, по мере того как воодушевлялась Золотинка. – Я смогу уберечь вас от больших и малых ошибок, я проведу ладью царствования между множеством хорошо известных мне подводных камней. Великий государь и великий князь Словании и иных земель обладатель Юлий будет царствовать, вы, государыня, – управлять, а я – служить. Всякому сиянию нужна тень. Я буду тенью. Безродный и презираемый владетельным боярством Словании, я буду вашей зловещей тенью, государыня. Я ваш целиком. Безраздельно ваш.

– Есть еще Золотинка, – вдруг омрачившись, молвила Зимка полушепотом – кажется, она боялась, что имя это неведомой своей силой заставит очнуться Юлия, и он все поймет. – Она оборотень, пигалик. Тот самый пигалик, которого я привела вчера к Рукосилу… – Зимка замолкла, едва не проговорившись о надеждах своих столкнуть между собой чародея и чародейку.

Ананья, однако, понимал с полуслова. Он кивнул так, словно не видел нужды толковать об очевидном.

– Вот именно. Есть основания полагать, что так оно и вышло, как вы рассчитывали – они столкнулись. – Небрежным жестом Ананья показал на разрушенный дворец. – Если нет… мы это скоро узнаем… Государыня, я не стану колебаться между двумя Золотинками. С одной из них мне вовсе не по пути. Я ваша вещь!

– Но я не буду этим злоупотреблять! Никогда! – воскликнула Зимка, испытывая потребность в великодушии. Нарастающее недоумение в глазах Юлия заставило ее опомниться.

Она кинулась мужу на грудь.

– Нужно скорее уходить, там люди! – говорил Юлий, отстраняясь. – Там конница, если… нас заметят… нужно уходить.

– Не нужно, – говорила Золотинка, закрывая ему рот горячим, как укус, поцелуем. – Не нужно… уходить…

Когда блуждающий дворец рухнул, Золотинка испытала настолько сильное потрясение, что не было места для осознанных чувств вроде испуга. А едва опомнилась, почуяла, что происходит нечто, совсем не похожее на камнепад. Падая и кувыркаясь, она задыхалась среди каких-то жестких подушек, которые лезли в рот и безжалостно мяли ее со всех сторон. Оглохшая и ослепшая, она грохнулась на что-то твердое и тогда различила свет.

Багровый туман заполнял пространство без различия верха и низа. Но под руками и под коленями твердо – Золотинка увидела устланную грубыми каменными плитами мостовую. То были даже не плиты, а кое-как обтесанные и прилаженные друг к другу камни, щели между ними в кулак. Внизу, в пустоте проступал тот же багровый туман, словно сооружение висело в воздухе.

В трех шагах ворочался и стонал подломленный падением старик. Лысина с паклей седых волос за ушами – невозможно было не признать Лжевидохина. Вот, значит, что сталось с Рукосилом! Тут Золотинка обнаружила, что и сама скинулась пигаликом, утратив свой подлинный девичий облик, а вместе с ним и разбитую руку. «Откровений» не было. Предмет раздора, бесценное сокровище знаний и веры, прозрение человеческого пути исчезло. Золотинке не удалось и одним глазом заглянуть в книгу.

Пришел в себя и старик. Он закопошился, пытаясь сесть, придавленное бульдожье лицо исказилось, когда узнал пигалика. Еще не поднявшись, Лжевидохин полез за пазуху, но нашел золотую цепь с изумрудом прямо поверх халата.

Опомнившись, Золотинка бросилась на противника. Ростом она не доставала старику и до пояса, но крайняя дряхлость не оставляли ему ни малейшей надежды в прямом столкновении – чего нужно было опасаться, так это Сорокона! Безжалостно опрокинув Лжевидохина на камни, она цапнула плоскую золотую цепь. И… Сорокон узнал свою прежнюю хозяйку! Узнал с одного прикосновения, верно, оставленный Золотинкой след не изгладился, не затерялся среди позднейших влияний.

В бессильном злобном отчаянии Лжевидохин пытался цапнуть пигалика пастью, несколько сточенных гнилых пеньков, что составляли зубное вооружение старика, царапнули Золотинке руку. Она сильно толкнула кусаку, тот ахнулся головой о камень и обмяк. Едва ли он явственно сознавал тот миг, когда Золотинка стащила с него цепь и овладела Сороконом.

Багровая рожа чародея синела, блеклый слюнявый рот открылся – Лжевидохин отходил. Он едва нашел силы повернуться в ту сторону, где мерцал изумруд, и вяло уронил руку… «Да-а-й…» – замерло на расслабленных губах. Глаза стекленели.

Неодолимое отвращение заставило Золотинку попятиться.

И вот Сорокон в руках, Лжевидохин повержен – время сообразить все ж таки, где они все оказались, погребенные под рухнувшим дворцом. Сомнительно, что провалились они на тот свет. И Лжевидохин, и Золотинка-пигалик оставались оборотнями, которые, как известно, на тот свет не допускаются.

Золотинка отметила, что камни мостовой – это наскоро подогнанные друг к другу обломки дворца: различались части колонн, кое-где уцелела резьба и попался пласт штукатурки со следами художественной росписи.

Багровый туман не вовсе скрадывал расстояния, и она видела, что стоит посередине неправильных очертаний майдана. А туман, собственно, был свет – некое багряное пространство, которое можно было называть туманом за неимением другого, более точного слова. Вблизи же, в десятке шагов, не было и признаков мглы. И не ощущалось ни малейшего ветерка или движения воздуха. Как в плотно закупоренном помещении. С последних плит на краю майдана можно было видеть ту же багряную пустоту и вверх, и вниз – равномерно, без сгустков и уплотнений.

В худшем случае, подумала Золотинка, начиная догадываться, что дело плохо, можно спрыгнуть с мостовой и… посмотреть, что будет. Прикидывая, что бросить в пропасть для начала, она вернулась к Лжевидохину, который лежал трупом. Во всяком случае, можно было думать, что башмаки ему больше не понадобятся.

К немалому удивлению Золотинки, башмак мягко шлепнулся о преграду, едва перелетев край майдана. Он так и остался на виду всего в нескольких локтях ниже уровня мостовой. Другой башмак (довольно увесистое изделие из кожи, бархата и серебра) полетел дальше, но шлепнулся точно так же: подскочив и перевернувшись на некой неразличимой для глаза поверхности, он остался недвижим. Со стороны представлялось, будто башмак висит в воздухе, слегка порозовев от расстояния.

Золотинка легла на край мостовой и, опустив руку, нащупала в пустоте нечто упругое. Похоже, тут можно было стоять. Золотинка выпустила камень, за который держалась, спускаясь с мостовой, и сделала боязливый шаг. Невидимая подлога под ногами напоминала крепко переплетенный пласт травы и мха, который покрывает болотную топь. Так что ступать босыми ногами было даже приятно. Через каждые два-три шага она оглядывалась – верхний край мостовой оставался на уровне груди. А если присесть, то видно было исподнюю сторону камней.

Случались ямы, и приходилось ступать с опаской. Пологий уклон уводил понемногу вниз, так что майдан становился выше головы. Потом, оборачиваясь, Золотинка видела, что майдан как будто бы опускается – значит, она поднялась на невидимый холм. В общем, подлога эта представляла собой скорее волнистую равнину, чем горы. Удаляясь от мостовой, Золотинка видела ее позади себя как протяженную ровную черту. А башмаки Лжевидохина – она приглядывала и за ними – затерялись довольно скоро. Малозаметным бугорком на черте оставалось тело чародея.

Потом смутно багровая черта оказалась почему-то сбоку, а не сзади, как было до сих пор. И пришлось постоять, чтобы убедить себя, что никакой загадки нет: не майдан забежал стороною, а сама она сбилась с пути. В багровой пучине не за что зацепиться взглядом, чтобы выдерживать направление. А скоро Золотинка и вовсе потеряла майдан. Трудно было понять, как это случилось. Вероятно, она спустилась в ложбину, откуда он не был виден. Вокруг не осталось ничего, кроме однообразной красноватой мглы. Золотинка отерла лоб и решила не пугаться.