Рождение волшебницы

– Спик – это кто? – вздохнула Золотинка.

Отворачиваясь от Рукосила, она оглядывалась назад. Подножие лестницы терялось для взгляда – ступени сливались в сплошную рябь и уходили в сумрачный туман, но и в другую сторону, вверх, оставался порядочный путь.

– Спик? – переспросил Рукосил, когда они снова начали подниматься. – Это малоизвестный соратник Милицы. Он исчез после смерти колдуньи, и, честно говоря, никто его особенно не искал. Может статься, именно по этой причине он и явился ко мне с дарами.

– А, это кот! – слабо махнула рукой Золотинка.

– Кот, кот! – подтвердил Рукосил, давая выход подавленному, запрятанному в глубине души раздражению. – Кот, насколько негодяй этого заслуживает.

Нужно ли было понимать последнее замечание так, что Рукосил полагал за честь принадлежность к котовому племени и не прочь был бы отказать Спику в этом преимуществе, нужно ли было искать иные причины для откровенно выказавшего себя недовольства, считал ли Рукосил, к примеру, что кое-кто в ответе за дурной нрав и непредсказуемые выходки опозорившего самое племя котов Спика, – так или иначе Золотинка почувствовала себя виноватой. Она принялась оправдываться, заверяя спутника, что уж что-что, а дурное происшествие в Попелянах не должно омрачать их и без того скверные отношения.

Они замолчали, продолжая подъем. Рукосил хмурился и глядел под ноги, изредка пытая девушку скользящим взглядом. Щека его подергивалась, и кончик уса задиристо взлетал вверх, чтобы своим чередом поникнуть. Неведомые махинации бродили в голове чародея.

На последних ступенях, отдуваясь, спутники поднялись на двойную галерею, которая разворачивалась в обширные сени. Красная ковровая дорожка упиралась в украшенный изваяниями беломраморный портал и двустворчатые двери.

– Нам сюда? – спросил кавалер больше для того, чтобы нарушить молчание.

– Сюда, – пожала плечами Золотинка. – Если сумеем войти.

Тяжелая резная дверь поддалась даже без скрипа, Рукосил шагнул в неведомое первым и застыл перед открывшемся взгляду изображением.

Это была хорошо знакомая Золотинке по Межибожскому дворцу выставка: ломаный коридор, в котором висели по красным стенам, теряясь над головой, картины.

Та, что открылась чародею, повергнув его в столбняк, изображала недавнее событие: «Рукосил предлагает Золотинке волшебный камень Сорокон».

– Что это? – сдержанно спросил он, обводя рукой живописную выставку. – Куда теперь?

Золотинка объяснила, и он с двух слов понял:

– Значит, сюда, – показал он. – Развитие идет налево.

В самом деле, за ближайшим изломом красного ущелья обнаружился конец. Тупик, замкнутый той же самой, знакомой по Межибожу дверью. И Золотинке не нужно было дергать ручку, чтобы понять, как обстоят дела: у самого тупика по правому руку, опередив события, висел известный Золотинке в другом исполнении сюжет: «Золотинка и Рукосил перед закрытой дверью».

Так оно и вышло: поспешив вперед, Рукосил дернул ручку и оглянулся – теперь они точно повторили свое собственное изображение на картине.

Последующая возня не подвинула дело – добрую долю часа тыкались, мыкались два волшебника поочередно, прикладывались к скважине, угадывая за дверью могильный холод, – и напрасно.

Рукосил отер пот и остановился, придерживая возле замочной скважины Сорокон.

– Ас того конца что? С того конца коридора? – спросил он вдруг.

Она припомнила: коридор начинался картиной «Первые воспоминания». Но что там еще дальше, за изломом вправо она не могла сказать, потому что в ту сторону не ходила.

– Вот что, принцесса, – сказал Рукосил в строгом раздумье, когда Золотинка растолковала, что получилось в прошлый раз. – Простите, я говорю принцесса, потому что обратное не доказано. В ту сторону, в начало… вы увидите за поворотом мать. Жизнь не начинается с первых воспоминаний. Она начинается с рождения.

Золотинка тронула лоб.

– Иди, – снисходительно усмехнулся Рукосил. – А я даю слово, что отсюда не уйду. Здесь ты меня найдешь, если мы уцелеем.

– Идемте вместе, – возразила Золотинка в мучительном колебании.

Но он только покачал головой и усмехнулся.

– Боишься, что не успеешь меня прихлопнуть?.. Беги. Беги и возвращайся. Нам уж не разминуться.

Золотинка вспыхнула. Мгновение она еще стояла, словно подыскивая возражения, потом медленно пошла – до поворота. Оглянувшись, увидела она Рукосила в задумчивости перед закрытым ходом, сделала еще несколько шагов и тогда побежала, неловко отмахивая мертвой рукой. Она уж тогда понимала, что не то делает, и, поглядывая на картины, прикидывая, как медленно-медленно отступает назад изломами красного ущелья летопись жизни, пыталась сообразить, сколько еще бежать. Получалось, долго. Не сказать сколько, но час или два к месту было бы упомянуть. Час!

Слишком долго, слишком долго – стучало в висках, и Золотинка остановилась, терзаясь нерешительностью. Она сделала шаг назад и разве не замычала в противоречии побуждений, снова остановилась, даром теряя время. Пошла было вперед и опять остановилась. Потом – ринулась назад как угорелая.

Тяжелая двойная дверь на месте – а Рукосил исчез.

«Вошел!» – ахнула Золотинка и заметила, что прясло коридора от поворота до тупика удлинилось на две картины, одна напротив другой у входа.

Справа значилось: «Полдень. Рукосил входит». Картина изображала, как он растворил дверь навстречу бьющему в лицо солнцу. На левой стене значилось: «Рукосил вошел. Перед ним сундук с «Последним откровением» Ощеры Ваги».

Здесь, на полотне, был огромный круглый зал, тоже увешанный картинами. Посреди покоя, прямо из пустоты, как показалось с первого взгляда, свисала цепь, и на ней сундук.

– Кончено! – прошептала Золотинка в ужасе.

Снова она припала к двери, заколотилась, ударила золотой культей.

– Рукосил! Открой! – вскричала она.

– Простите, принцесса! – раздался соболезнующий голос за преградой. – Я очень сожалею. Но поздно, ничего нельзя переменить. Дверь открылась и закрылась сама собой. Поверьте, я очень сожалею.

Бросившись на колени, Золотинка увидела сквозь скважину свет, дальний конец огромного залитого светом помещения и – диво! – разобрала сундук, который представлялся на расстоянии довольно маленьким. Скважина заскрежетала, что-то вдвинулось – ключ. И все. Больше нельзя было видеть.

Рукосил и сам не понял, как вошел. Перебрав известные ему заклятия и чары, – они не действовали во дворце – он тупо подергивал дверь. Дернул в очередной раз – и отворился обширный, как городская площадь, в резком противоречии солнца и тени покой. Такой большой, что вдоль замкнутой круглой стены можно было бы устраивать конные ристалища.

Сундук. Сверкающий серебром сундук свисал на подвешенной прямо в небо цепи.

Невольная слабость в ногах заставила Рукосила остановиться, переступив порог. Он испытывал ощущение, знакомое по кошмарным снам: когда спасение близко, последнее движение отделяет от заветного предела – а на ногах гири и тело как ватное. Ничто не мешает спасению, кроме страха, препятствия чисто мнимого, бесплотного и неодолимого.

Нужно было встряхнуться, чтобы напомнить себе: это явь. Я – Рукосил! Я прорвал жестокие путы обстоятельств, сбросил гнилую оболочку чуждой мне плоти. Я молод, умен, дерзок… удачлив. Дверь отворилась передо мной. Вот спасение и победа – только руку протянуть. Чародей судорожно вздохнул и пошевелил пальцами, возвращая себе ощущение послушно бегущей по жилам жизни.

Слепило солнце, ибо в потолке зияла плавно очерченная дыра. Не сразу Рукосил понял, что это хрустальный, совершенно прозрачный покров. Примерно из середины его падала цепь, а на ней – подвешенный на коромысло сундук. Различались и замок, и дужка. На замок указывали и густо рассыпанные по всему полу ключи.

Устройство подвески и тяжеленные стати сундука открылись уже вблизи. Еще шаг, и Рукосил, напряженно щурясь, прочитал вделанную в крышку надпись: «Последнее откровение Ощеры Ваги». Светоч премудрости и кладезь знаний, высшее достижение разума! Последние откровения, то ли безвозвратно утерянные, то ли никогда не существовавшие, они были здесь вопреки… вопреки очевидности. Очевидностью же было то, что «Последние откровения» никогда не существовали.