Рождение волшебницы

Удивляться не приходилось: действительный Рукосил, скрытый последние два года под обликом Лжевидохина, продолжал своим чередом стареть. И старел он, как это водится с оборотнями, быстрее людей, которые не носят личины. За два года Рукосил сдал лет на пятнадцать, если не на все двадцать, причиной чему было, впрочем, не одно только оборотничество как таковое, но и все то тяжкое, изнурительное для сердца и гнусное для души, что пережил за эти годы Лжевидохин.

Точно так же юная Золотинка, что спешила на помощь пигалику, девушка-призрак в простеньком, выцветшем платьице и босиком, как ходят моряки на палубе судна, была лишь воспоминанием. Можно было предвидеть, что и Золотинка изрядно изменилась в чужом обличье.

Когда призрак проскочил пигалика насквозь, на мгновение с ним слившись, когда пигалик обернулся в прекрасную златовласую девушку в темно-синем наряде, то она – Золотинка! – охнула, уронив левую руку, тяжелую, как свинец… Как золото.

Левая рука ее от кончиков пальцев и до запястья обратилась в чистое золото и онемела. Можно было поднять руку, но нельзя было пошевелить пальцами. И волосы, разумеется, сплошь озолотились. И хотя примерно этого Золотинка и ожидала, стояла она в горестном изумлении…

– Да, подруга! – присвистнул поседевший Рукосил, который тотчас заметил признаки озолочения.

Больше он ничего не успел сказать. Рукосил-призрак кинулся на двойника и зажал ему рот. Показал, что зажал рот, потому что призрак, разумеется, оставался бесплотен.

– Ни слова! – вскричал младший Рукосил. – Ни слова злорадства! Ни одного злорадного чувства!

Только теперь, кажется, Рукосил по-настоящему понял всю трудность положения и побледнел. Он сделал судорожное движение горлом, будто пытаясь проглотить непотребную мысль.

– Как мне отсюда выбраться? – спросил он некоторое время спустя, переведя ДУХ.

– Пойдем! – несколько замявшись, сказал младший и подмигнул, показывая, что остальное объяснит по дороге.

– Вы думаете, я от вас отстану? – звонко рассмеялась младшая Золотинка и ступила так близко, что поседевший Рукосил неловко проткнул ей грудь. На что девушка-призрак, по видимости, не обиделась, но Рукосил посчитал необходимым изысканно и с видимым огорчением извиниться – он уж начинал перестраиваться.

– Да, бесполезно! Не укроешься! – должен был прийти к заключению и Рукосил-призрак. Потом он улыбнулся подруге по призрачной доле самой широкой и ослепительной улыбкой. – От вас ничего не скроешь, юная моя победительница!

– Ну, мне ли тягаться мудростью с величайшим чародеем нашего времени! – учтиво возразила Золотинка-призрак. – Едва ли я смогла бы растолковать так ясно и убедительно происхождение блуждающих дворцов!

– Я дольше прожил, – возразил младший Рукосил. – И соответственно больше постарел. Вот и все.

Эти двое были так переполнены доброжелательством, что, казалось, вот-вот лопнут. С призраками чего не бывает!

Однако старшему Рукосилу, так же как старшей Золотинке, эта галантная пикировка стала уже надоедать.

– Как мне отсюда выйти? И что потом? Как уберечься? – резко напомнил молодому двойнику постаревший Рукосил.

– Нужно узнать имя змея, – улыбнулся призрак.

– Ну да… – сообразил Рукосил. – Смок – это имя для непосвященных, для чужих. Но ты-то настоящее имя знаешь?

– Ничего подобного! Откуда? – возразил призрак. – Я – это ты. Я не знаю ничего сверх того, что доступно твоему воображению, знанию и уму.

– Но я-то где узнаю тогда? – возмутился Рукосил.

– Имя здесь, во дворце, – сверкнула белозубой улыбкой Золотинка-призрак, обращаясь к своему повзрослевшему двойнику. – Думаю, за той дверью, перед которой ты в прошлый раз остановилась. Во дворце под Межибожем.

– Это нечестно! – укоризненно воскликнул Рукосил-призрак. – Я не знаю той двери!

– Дверь и дверь! – своевольно пожало плечами милое видение. – Как я ее опишу? Надо видеть. И вот что, конюший, дайте мне руку! – она повернулась к призраку Рукосила с очевидным намерением увести его прочь.

– Охотно! – тотчас же откликнулся призрачный кавалер, который, конечно же, не мог отказать даме в просьбе.

– Но где искать? – крикнул Рукосил вослед умопомрачительной парочке, которая чинно удалялась в небытие.

– Я думаю, в сундуке, – обернулся напоследок кавалер. – Все самое ценное хранится обычно в сундуках.

– Послушай, – крикнула Золотинка, – в Параконе были четыре жемчужины, что с ними?

– А истукан, что Порывай? Он разве змея не одолеет? – надсадно кричал Рукосил.

– Не одолеет… не одолеет… – отозвалось эхом, и было неясно, кто это сказал и сказал ли вообще.

Прошло время, прежде чем раздосадованный Рукосил опомнился и взглянул на прекрасную девушку-калеку с золотой рукой, что стояла рядом, терпеливо ожидая внимания.

– Но почему конюший? – спросил он вдруг. – Почему она назвала его конюшим?

– А большего ты не заслужил. Выше конюшего так и не вырос, – сказала Золотинка, наклонив голову к плечу. Чудесные карие глаза ее оставались печальны, и только губы дрогнули… призрачной, неуловимой улыбкой.

Рукосил не ответил резкостью. Недоброе чувство не отразилось в его лице и не испортило утонченной мужественной красоты. Он сказал учтиво, совершенно владея собой:

– Позвольте предложить вам руку!

Мгновение Золотинка колебалась.

– Охотно!

– Что у вас с пальцами? – участливо спросил кавалер, когда они пошли мерным прогулочным шагом. – Не болит?

– О, нет, нисколько, благодарю вас! – ответила она с деланной улыбкой. – Только чувствую, на руке гиря. Знаете, махнешь этой чушкой и что-нибудь тут нечаянно развалишь.

– Попробуйте! – предложил озорной кавалер.

И Золотинка походя огрела золотой пястью колонну. Грохот, полетела каменная сечка, так что оба зажмурились. А в колонне осталась выбоинка.

– Не отшибли пальцы? – обеспокоился кавалер.

– Да, ощущения непривычные, – призналась Золотинка.

– Под горячую руку вам лучше не попадаться! – засмеялся Рукосил уже совсем искренне.

– Ну уж… – смутилась девушка. – Небольшая это радость – чувствовать себя дуболомом.

– Что ты говоришь! – горячо воскликнул Рукосил. Он перехватил другую ее руку, с живыми, гибкими пальцами, не давая им убежать и спрятаться. – Золотинка! – молвил он звучным вибрирующим голосом и с юношеским проворством опустился на колени. – Клянусь, я никого никогда не любил! И если кого любил, то тебя!

Надо думать, он остался бы безупречно правдив, если бы ограничился этим ловко скроенным признанием. Но Рукосил на нем не остановился, почувствовав влечение к златовласой красавице с чудесными карими глазами и слабой, никогда как будто бы не исчезающей улыбкой ее по-кукольному ярких и больших губ. Темно-синее платье со шнуровкой на груди рисовало тонкий и стройный стан… – Золотинка! – воскликнул он с дрожью. – Любимая! Любимая моя и единственная!

– А вот это лишнее, – сказала девушка холодно. – Не надо разбойничать словами!

Девушка не отнимала руки, которую он считал приличным удерживать, но не выказывала ни малейшего поощрения.

– Прости! – прошептал он, потупившись. – Прости… я мог бы тебя полюбить… Я был так близко… И на тебе я споткнулся… а с этим так трудно примириться.

– Прости и ты, – просто сказала она. – Ты, видно, не знал, что Юлий жив и на свободе. А ты не выйдешь из дворца. Ни ты не выйдешь, ни я. Прости.

– Юлий жив? – настороженно переспросил Рукосил, и Золотинка, чутко вслушиваясь, не уловила неправды. Если слованский государь не знал, что Юлий мертв, то, значит, жив. Сердце ее радостно вздрогнуло. А Рукосилу потребовалось усилие, чтобы сказать два коротеньких слова:

– Я рад.

Она отняла свою руку: нельзя было произносить горькое и дорогое слово «Юлий», когда ладонь ее оставалась в чужой руке. И сказала:

– Да был ли Юлий вообще? Что говорить… это уж ничего не меняет. Отсюда вдвоем мы не выйдем. Прости.

Рукосил не откликнулся и не вставал с колен в тяжком раздумье. А когда поднялся, лицо его было бледно, а искусанные губы пылали. Некоторое время он оглядывался, словно не мог уразуметь, где очутился и на кой ляд эти мраморные изваяния, зачем эти резные каменные карнизы, эта лестница в ущелье розовых стен, которая поднималась неукоснительно вверх и вверх к свету?