Страница 149 из 353
– Не уговаривай: втемяшится, так не переупрямишь, – сказал Поплева, томительно вздыхая. – Для полноты истины должен поставить тебя в известность, малышка, что преждевременное возвращение возможно. Допускается. Через трубу. Пожалуйста!
С несчастной гримасой на лице он махнул, и в черноте возникло желтоватомедное жерло, в нем заходили сполохи, послышалось нарастающее гудение – тот напряженный воющий гул, какой дает хорошая печная тяга.
– Разве я туда влезу? – поежилась Золотинка.
– Пятнадцать верст в поперечнике – как не влезть?! Это кажется – трубочка. Издалека. Здесь все не близко. – И Поплева опять вздохнул. Видно, здешние расстояния не доставляли ему радости.
– А! – протянула Золотинка, нимало не успокоенная. – Но ведь там… такое пекло?
– Никто еще не сгорел, – утешил Тучка.
– На мироздание хочешь глянуть? Одним глазком? Раз уж попала, – прокричал Поплева, в давящем уши, оглушительном реве далекого жерла нужно было напрягать голос.
– Хочу, – прошептала Золотинка так, что и сама себя не расслышала. Но братья расслышали.
И тотчас ревущее жерло исчезло, адский шум как обрезало. В звенящей тишине повсюду, со всех сторон сразу высыпали алмазной пылью звезды. Золотинка увидела изумительно голубой, белый и яркий шар размером с тележное колесо и сразу поняла, что это чудо – Земля. Ближе Земли, прямо под рукой, сиял расплавленным оловом огромный бок Луны. Затененная сторона ее не проглядывалась, но четко был виден полукруглый провал, в котором бесследно пропадали звезды. Отлично был прописан самый горб Луны, граница света. Резкие тени рисовали каменистую, испещренную большими, малыми, мельчайшими ямами пустыню. И Солнце – изливающая жар дыра без малейших неправильностей, без сияния, без обычных для земного неба лучей – просто врезанный в черноту и звезды круг. На Солнце нельзя было задержать взор. Золотинка слепла, даже когда поспешно обегала взглядом солнечную сторону безмерно простирающейся пустоты.
Она чувствовала… Восторг величия и страх чудовищной, не имеющей выражения в человеческих понятиях, враждебной и равнодушной беспредельности…
– Глянула? – с натянутым смешком осведомился Тучка.
Только что братьев не было, и тут они явились, все погасло в черноте, разбавленной лишь далеко разошедшимися туманностями. Вновь взревело жерло.
– Уже? – ошеломленно пробормотала она.
Братья не отвечали. Они прятали глаза. Тучка запустил руки в карманы. Поплева невнятно хмыкал и кряхтел.
– Конечно, надо идти, – сказала Золотинка, сдерживаясь.
Ступила уж было прочь, да кинулась снова к братьям, на грудь Поплевы, в объятия Тучки. Мешая восклицания, слезы, вздохи, вырвалась из невольно пытавшихся удержать ее рук…
– Постой! – сказал с глубоким вздохом Поплева. – Раз ты уходишь, один совет.
– Напоследок, – молвил взволнованно шмыгающий носом Тучка. – Больше мы тебе ничего не может дать. – И он глянул на брата, приглашая того высказаться.
– Так ты, значит, его любишь? – без нужды переспросил Поплева.
Глаза Золотинки блестели, наполненные слезами, она не могла вымолвить слова.
– Любовь творит чудеса! – заметил склонный к назидательности Тучка, но глядел он при этом как-то жалко.
– Так ты это… – мямлил не менее того несчастный Поплева, – если уж решила разделить с ним судьбу…
– В тяжелый час! – уточнил Тучка.
– Обними его крепко-крепко…
– Ни на что не рассчитывая! – вставил Тучка.
– …И не отпускай, что бы ни случилось. Слышишь: что бы ни случилось! Держи.
– Ага! Запомни! – слезно вздохнул Тучка. – Прощай!
Золотинка стремглав прыгнула к жерлу.
– Если что, крикни! – взметнулся вдогонку голос Поплевы.
Золотинка падала головой вниз. Но Поплева и Тучка исчезли, и тогда потерялось понятие верха и низа. Теперь ей чудилось, что она поднимается, взлетает к медленно растущему над головой раструбу. Полыхающее огнем жерло росло и росло, хотя казалось, куда уж ему расти! Жерло охватило собой половину пространства, превратив Золотинку в маленькую мушку. И продолжало увеличиваться.
Она падала в огненный небосвод, душа ее захолодела, и стало понятно, что значило «ты только крикни!». Поплева и Тучка сохраняли за ней право передумать и остановить падение… Сцепив зубы, она летела. Нарастали жар и блеск. По бокам проплывала внутренняя поверхность трубы. Приходилось оборачиваться назад, чтобы видеть замутненный цветными парами круг черноты. А впереди клокотало, пузырясь и всхлипывая, огненное месиво. «Никто еще не сгорел», – клацая зубами, сказала себе Золотинка.
И плюхнулась в лаву – не успев остановиться, сердце разлетелось на куски. Влекомая огненным потоком, она мчалась уже без сердца. Она и сама исчезла, обратившись в пламень. Исчезли ощущения и мысли – только жгучий, упоительный полет. Она неслась по извивающимся трубам, стремительно повторяя изгибы.
И вдруг, влетев в суженную воронкой теснину, мгновенно сжалась тугой струей, жахнула в пустоту – и с шипением угодила в холодную жидкость. Извиваясь, успела она ощутить страстную муку возрожденных членов, в горле родился крик…
Золотинка выскочила из книги с такой избыточной прытью, что, кувыркнувшись, перелетела через стул и шмякнулась вверх тормашками на кровать.
Комната затянулась клубящимся желтым туманом с ядовитым сернистым запахом – Золотинка зашлась в кашле. Голова обнаруживала порыв взлететь, что отнюдь не облегчало попытки привести в повиновение косные тело и конечности. Из раскрытой книги, опаляя стол, вырывались сернисто-желтые языки пламени, при этом страницы оставались белыми и не обугливались. Но жар дохнул уже по всей спальне.
– Дракула, тушите! – крикнула она, едва стала различать верх и низ.
Дворецкий, как упал, так не поднимался с колен, последовательно отступая к двери. И так же, не поднимаясь, успел отомкнуть замок, когда выяснилось, что придется возвращаться. Золотинка соскользнула с кровати и стащила вслед за собой тяжелое, как ковер, покрывало.
– Помогите мне! – крикнула она, закашляв в попытках справиться с покрывалом.
Когда подполз Дракула, вдвоем они расправили одеяло по полу и, растянув между собой, живо накрыли пылающую костром книгу, возле который уже дымилась неровным кругом столешница.
Куда там! Бивший из книги огонь нельзя было задушить. Он не нуждался в воздухе, потому что происходил из того безмерного пространства, что заключалось внутри книги. Ненадолго сдержанный, жар пыхнул взрывом, сшиб Золотинку, забросив ей на голову одеяло и тем укрыв от ожогов. Меньше повезло Дракуле: опаленный, он прянул со вскриком. Огненный шар ударил о высокий потолок, задымились балки. Но Золотинка, очутившись под столом, тогда как Дракула искал спасения в бегстве, была на время защищена. Несколько мгновений передышки позволили ей опамятоваться.
Много воды – это море. Высунувшись из-под укрытия, она приметила на обрезе стола угол тома, того самого, в котором сейчас отчаянно нуждалась.
Дальнейшее было делом нескольких рассчитанных движений. Опрокинув книгу на пол, Золотинка споро нашла подсохший кончик водоросли, что запал между страницами закладкой, и, задержав дыхание, глянула в строку. Тотчас очутилась она в сдавившей грудь глубине и прянула вспять, из книги вон, увлекая вместе с собой воды. Еще через мгновение вода не то что хлынула – ударила ее в темя, на миг ошеломив. Миг промедления погубил все. Золотинка не удержала обложек, которые следовало тут же захлопнуть, и поток вышиб ее пробкой.
С пронзительным шипением полыхнул пар залитого огня. А Золотинку водоворот швырнул на косяк двери и в смежный покой, где она тоже не задержалась. Течение увлекало ее щепкой – в шпалерный коридор, который стал бурным горным ручьем. Не было ни малейшей возможности устоять в стремнине, что уж говорить о попытке вернуться к книгам! Вода извергалась из библиотеки поднявшимся под самую притолоку буруном.
Отдавшись потоку, Золотинка напрягала силы, чтобы не колотиться о стены. Ее увлекло в распахнутые по правую руку двери – впереди гремел водопад.