Рождение волшебницы

Никакого применения нельзя было измыслить для оловянного колечка пигаликов. Если перышко-письмецо найдет ее по этому колечку, то через месяц, не раньше, и уж конечно, будет искать ее на дне морском. Как глубоко перышко сможет уйти под воду?

А вот хотенчик… Мелькнула мысль… Куда поведет ее рогулька в совершенной пустыне?

Еще подумав, она восстановила петлю на оборванном, измочаленном хвосте хотенчика и взяла узел в зубы. С этими предосторожностями, перевернувшись животом вниз, она пустила рогульку…

Которая погрузилась в воду, неопределенно пошевеливаясь.

Вот рогулька учуяла, выбрала направление и двинулась достаточно медленно, чтобы Золотинка успевала за ней плыть. «Но если она намеревается показать мне ближайший берег, надеюсь, островок окажется не далее пятидесяти верст», – с натужным ехидством подумала Золотинка, возбуждаясь, однако, неясной, дикой надеждой.

Плыли они недолго. Золотинка не успела особенно устать, когда палочка вильнула развилкой и пошла вглубь.

Вглубь!

Золотинка оттащила хотенчик назад и вынырнула, чтобы сообразить, как же это все надо понимать? Погружение в бездну? Смерть?

Воображение помогло ей решить загадку. Мысленно уходя вслед за хотенчиком в давящую, темную уже глубину, она осознала себя в пяти саженях под поверхностью моря… Там именно, где она занырнула сюда из книги.

Вот!

Значит, вернуться в книгу и к безопасности, к спасительной тверди можно через то самое место, сквозь которое она первоначально сюда попала – перевалилась! Это место связывает между собой два раздельных мира! И никакой оставшейся в замке за книгой Золотинки нет. Одна Золотинка, и для нее один мир, тот что печет солнцем. Она здесь, а не там. Нужно нырнуть в глубину, точно туда, где она первоначально очутилась, и в попятном движении затиснуться в книгу, а через книгу на стул в комнату Рукосила.

Золотинка хорошо знала, как трудно отыскать что-нибудь под водой, если нет и признаков дна. Об этом нечего и думать.

Только хотенчик знает. И вот – ведет.

Она набрала воздуху, сомкнула губы на поводке хотенчика и нырнула. Рогулька тянула ее отвесно вниз, помогая движению; сильными толчками она смыкала руки вдоль тела, гибко извиваясь, и оставляла свет, все дальше погружаясь в густой давящий мрак. На глубине, знала Золотинка, потребность в воздухе меньше: когда сильно сдавит грудь, дышать как будто уже и не надо, можно протерпеть долго. Отвесно, хотя и неровно шедшая рогулька вильнула, что Золотинка почувствовала в темноте по натяжению поводка. Она незамедлительно последовала за хотенчиком и тотчас толкнулась обо что-то плечами. Руки попали в пустоту. Сильно ударивший поток швырнул ее боком и ногами вперед. Не соображая, что делает, она, тем не менее, сомкнула за собой книгу – ударившись спиной о залитый стол, очутилась она в воде на полу.

Все в комнате Рукосила бурлило. Хлестнувшая из книги волна посшибала с постели подушки, и они, расплывшись по комнате, садились теперь на мели. Словно стая медуз, плавала смытая со стола бумага.

Золотинка перехватила рогульку и, поднявшись, спрятала ее под клапан кошеля. Ноги у нее были голые, обгоревшие на солнце. Из захлопнутой мокрой книги торчал зажатый между страницами кончик водоросли.

Откинув голову на спинку кресла, Дракула похрапывал и недовольно морщился, поджимая промокшие ноги. Вода уходила под двери, но спадала медленно. Прежде всего надо было спасать книги. Золотинка добрела до выхода и провернула торчащий в скважине ключ. Потоп все равно уже нельзя было скрыть.

Спавшая вода нашла себе выход в последней по счету двери, следующей за двумя запертыми. Ступая по залитому ковру, Золотинка осторожно глянула. Взору ее предстала площадка винтовой лестницы. Последняя вода струилась по уходившим спиралью вниз ступеням. А прямо на Золотинку глядела испуганными глазами прильнувшая к осевому столбу статуя. Выпятив гладкий живот с достоверно прорезанным пупком, беломраморная женщина тщилась прикрыть грудь ворохом рассыпавшихся цветов, тогда как другая рука пыталась удержать скользнувшее с бедер покрывало. Лицо красавицы исказилось смятением.

Золотинка вернулась в библиотеку, заперла замок на два оборота, для верности подхватила опрокинутый стул и заложила дверные ручки.

Потревоженный ею, дворецкий сокрушенно вздохнул, а потом уж приподнял веки. Едва прояснившийся взгляд его уперся в пару стройных девичьих ног, спереди необыкновенно розовых… И это было такое разительное впечатление, что, не останавливаясь на следах потопа, блуждающий взор дворецкого пугливо возвращался к обгорелым ногам девушки. Вид неприлично укороченного платья мешал Дракуле сосредоточиться и уяснить положение дел.

– Где это вы так мм… простите, царевна, ободрались? – промямлил, наконец, он, поводя мутными глазами.

– На солнце! В низких широтах! – огрызнулась она.

– Вам не холодно мм… простите, без юбки?

– Меня трясет!

Она подняла разбухший от влаги том и так шмякнула его на стол, что хлюпнуло и разлетелись брызги.

– Соберите книги, чтоб не мокли, – кинула она Дракуле.

Покоробились от воды страницы, но чернила и краски нисколько не пострадали, они как будто бы стали ярче. Прежнюю книгу Золотинка отодвинула, опасаясь даже задеть зажатый между страницами хвост водоросли. Но и в новую книгу, это был третий том «Общих дополнений», не решалась погружаться, отвела взгляд, стиснув сплетенные пальцы.

Потом, не шевельнувшись, она выпалила нечто невразумительное, да так сердито, что честный Дракула почел своим долгом переспросить. Золотинка не ответила и после молчания внезапно соскочила со стула, чудом его не опрокинув. Стремительное внимание ее привлек брошенный на залитом полу указатель. Лихорадочно полистав книжицу, она нашла слово «истина», отыскала десятый том «Дополнений» и статью, занимавшую добрую долю тома. Возвращаясь за стол, она пробормотала знаменательные, навсегда оставшиеся для Дракулы загадкой слова:

– Провалиться, так с треском!

И с этим провалилась. То есть исчезла.

Оставив после себя раскрытый том и внезапно осиротевшего Дракулу, который принял эту новую превратность со стоической покорностью.

Едва поймала она глазами заглавие статьи «Истина», как очутилась в кромешной тьме.

Тьма эта отличалась от всякой другой. Во-первых, несмотря на полнейший, непроницаемый мрак, Золотинка отлично видела свои обгоревшие на солнце ноги. Видела плечи, живот, растопыренную для пробы пятерню. Тело ее было равномерно и сильно освещено, хотя самый источник света не поддавался определению. Во-вторых, она ни на чем не стояла, то есть под ней не было никакой опоры. И не было ощущения, что она висит или парит… Золотинка просто… пребывала. Обреталась во тьме. Не чувствуя ни жары, ни холода. Воздух был свеж и чист, хотя ни малейших токов его не ощущалось. Она попыталась сдвинуться, и ничто не мешало ей шагать, как бы подниматься или даже спускаться, переворачиваться через голову. При той, однако, странности, что в полнейшей мгле невозможно было понять, действительно ли она движется или перебирает ногами на месте. Вокруг ничего не менялось.

– Вот так истина! – сказала Золотинка, совершенно не рассчитывая на то, что громогласному ее недоумению сыщется свидетель. – Это что, издевательство?

– Да что ты, малышка! Как можно! – раздался ласковый голос. Золотинка узнала его прежде, чем оглянулась.

И со щенячьим визгом кинулась навстречу Поплеве, который, шумно вздохнув, принял ее на широкую, как лемех плуга, грудь.

– Поплева! Поплева! Да ведь Поплева! – восклицала она, вдыхая запах смолы, махорки, ощупывая, перебирая, терзая, целуя, дергая за бороду и снова кидаясь обнимать со слезами и смехом. Он это, он – нечесаный, свирепо всклокоченный, краснорожий, добрый, в парусиновой рубахе и в штанах, босиком, как привык он разгуливать по палубе «Трех рюмок». Но здесь под огромными его ступнями с оттопыренными пальцами была тьма.

– Поплева, да ты ли это? – отстранилась Золотинка в недоумении и восторге.