Рождение волшебницы

Теперь пигалики. Вы потревожили осиное гнездо, барышня. Сообщество свободных пигаликов объявило Золотинку в розыск. Это не так уж часто бывает. Разыщут. Пигалики всерьез взялись за одну юную, бестолковую, не имеющую ни союзников, ни собственного войска, ни укрепленных замков девчушку. Как эта милая девушка, с таким чудным, по уверению Рукосила, именем, думает уберечься от смертного приговора, который вынесли ей не ведающие сомнений пигалики? Пусть эта славная девушка примет во внимание, что у них везде свои люди. Поверьте, пигалики лучше меня знают, кто у меня на кухне ворует, сколько и почем.

– А вы, вы, Дракула?.. Вы тоже их соглядатай? – перебила Золотинка, что-то сообразив.

Дворецкий сказал, несколько сбившись с тона:

– Мне приходилось оказывать пигаликам мелкие услуги. Но я не брал платы… Старался не брать… Поймите, барышня, вы в опасности, и что еще хуже, вы сами опасны. Вы расточаете вокруг себя затхлый дух застенков, ароматы ядов и тепловатые испарения крови. Голова кружится, барышня. Поэтому я ухожу в запой. Когда овладеете миром, позовите меня. А сейчас вам нужно бежать. И торопитесь. Через сутки начнется погоня. Над дорогами запорхают сороки, совы и орлы.

– Я знаю.

Он почти не запнулся на этом ненужном замечании.

– Все, царевна, я ухожу, до свидания. Я видел вас, как живую. Вы и сейчас мне мерещитесь – удивительное создание!

Благополучно опорожнив кружку, он начал устраиваться, поставил к изголовью несколько бутылок, улегся и прикрыл глаза. Притихшая, задумчивая Золотинка нисколько его не стесняла. Она оперлась рукой на стол, как бы собираясь подняться, но все сидела, не поднимая головы.

– Дракула, откуда пигалики на свадьбе? – спросила она.

– Их пригласили. Так полагается.

– А где их найти, чтобы не шастать под окнами Новых палат?

– Зачем искать? Они сами вас найдут.

– Но если понадобится?

– Знаете Видохина? Это наш ручной сумасшедший. Пигалики его особенно уважают. Башня Единорога справа от спуска на нижний двор. Он там. И там все их пигаличье кубло. А больше не знаю.

Необходимость отвечать Золотинке заставила Дракулу протрезветь настолько, что он приподнялся и выхлестал через силу полную кружку вина. И тогда уж повалился пластом, для большей убедительности откинув на пол и руку, и ногу.

– Уходите скорей и не забудьте закрыть за собой дверь, – попросил он напоследок.

Но она отвлеклась на смутный рев площади. Сквозь зеленые стекла трудно было разобрать, что там. Потянулась через стол, подергала захватанную медную ручку и с треском распахнула оконницу.

Порывай ступил на канат, а канатоходцы жались в глубине раскрытой башни. Одной ногой медный болван опирался на канат, а другую не смел оторвать от помоста. На жуткой высоте под небом… Понимал ли Рукосил, что это потешное представление означает для медного человека самоубийство?

Он ступил и второй ногой. Это был миг почти состоявшегося равновесия. Застыв столбом, в следующее мгновение Порывай оборвался вниз и с гулким стуком, поразившим площадь, зацепил локтем помост, а рукой успел ухватить канат. Поболтавшись над пустотой, он высвободил с помоста локоть и стал подтягиваться на двух руках, но сразу же опрокинулся через туго зазвеневший канат головой вниз.

Страдая, Золотинка отвела глаза и снова заставила себя смотреть. Раз за разом с вызывающим смешки постоянством истукан переворачивался вверх тормашками, не умея поймать равновесие, пока не изловчился устроиться верхом, пропустив толстую веревку между ног, и стал подтягиваться вперед короткими рывками.

Но площадь неистовствовала:

– Долой! На ножки вставай!

– Безмозглая чушка!

Под сплошные поношения и гам Порывай – словно бы он имел чувства! – подобрал ногу, занес на канат, чтобы встать, но выпрямиться не сумел – ухнул! Он успел перевернуться в воздухе только раз, с коротким, похожим на содрогание стуком прошиб головой мостовую и воткнулся по плечи. Потребовалось немало судорожных усилий, чтобы вывернуться, но и после того, как упал навзничь, он продолжал дергаться. Падение истукана ошеломило народ, словно никто и предполагать не мог такого конца – небывалого и грозного… Золотинка закрыла окно.

Сначала она сидела, сжав виски ладонями, а потом выдрала из книги чистый лист и обмакнула перо в чернильницу.

«Здравствуй, Юлий милый! – вывела она поперек разлинованных столбцов и нахмурилась, поджав губы… – Когда письмо попадет к тебе в руки, я буду далеко. Наши пути ведь никогда не сходились, а просто пересеклись и разбежались»… На этом она внезапно остановилась и так же стремительно, как писала, изорвала письмо и сунула клочья в кошель, чтобы потом выбросить. Вырвала еще лист… Который вместил одну только строчку: «Здравствуй, Юлий милый!» Дальше Золотинка писать и не пыталась – задержала перо на весу… сунула его в серебряный стакан, а лист сложила четвертушкой и затолкала туда же, в кошель.

Затем она прибрала на столе, оглядела комнату, не осталось ли каких следов и, перед тем как покинуть Дракулу, прикрыла лицо все той же черной харей.

Когда скрипнула на прощанье дверь, дворецкий приподнял веки.

Первый же взгляд на площадь открыл Золотинке, что гульбище Новых палат опустело. Новобрачные и вельможи с ними вернулись к пиршеству. Вокруг покалеченного Порывая еще мутились людские завихрения. Лепель, разметая полы шуб, распоряжался дикарями, оглядывался и покрикивал. Пробираясь окраинами площади, Золотинка не высмотрела Буяна.

Красный зев широкой полукруглой двери в основании башни Единорога ей указал первый же встречный. Она толкнулась в красную дверь плечом, потом постучала. Тихо. Она переждала и постучала еще. Никто не откликался за дверью, где жительствовал добрый знакомец пигаликов Видохин. Золотинка тревожилась, рассчитывая все же покинуть крепость до темноты. Кто знает, не закроют ли они на ночь ворота?

И что вообще будет ночью? Мерещилась ей резня. Оглядываясь на праздничные толпы, она видела внутренним оком среди пока что еще живых людей сплошные опустошения. Может быть, это был вызванный утомлением и лихорадкой обман.

Отчаявшись достучаться к Видохину, Золотинка шарахнулась от дверей прочь, то есть повернулась со свойственной ей порывистостью – и налетела на соглядатая.

– Кого ты ищешь, мальчик? – спросила женщина средних лет.

Сложенный тремя цветами наряд незнакомки – черный, белый и серый – пробуждал воспоминание… И Золотинка узнала печально сложенные губы и мудрый спокойный взгляд – волшебница Анюта! Здесь? В логове Рукосила? Золотинка часто вспоминала Анюту, связывая с ней свои меняющиеся надежды и расчеты, но сейчас – растерялась.

– Отчего вы думаете, что я ищу? – уклончиво сказала она.

– Э! – протянула женщина, улыбаясь – глаза ее ожили. – У меня на ищущих особый нюх. Я их издалека чую. Башня Единорога перед тобой, вот она.

Анюта попробовала толкнуть дверь, но стучать не стала. В руках ее явилось белое перышко, волшебница легонько дунула. Перышко повисло в воздухе, закачалось, начало понемногу подниматься. Клочок белого кружился и скользил, задевая неровности стены. И так, подхваченный невидимым потоком, достиг третьего или четвертого яруса, где и пропал, растворившись в вышине.

– Вы волшебница?! – воскликнула Золотинка, словно бы только сейчас это сообразила.

– Да, – просто ответила женщина. – Меня зовут Анюта. Я здесь в гостях на свадьбе и скоро уеду.

Сказала и ничего взамен не спросила.

Вверху стукнула деревяшка, нижняя часть окна поднялась, и показалась голова. Не только лысая, но еще и замечательно круглая, в пышном обрамлении перьев, которое походило на воротник. Верно, воротник это и был, голова, во всяком случае, принадлежала человеку, а не птице.

– Ну что еще? – прокаркала голова.

– Видохин, вот я здесь, внизу, – сказала волшебница.

Голова исчезла, деревянный стук возвестил, что окно опустилось.

По прошествии изрядной доли часа, виновато улыбнувшись, волшебница достала из-под черно-белого плаща новое перышко и одним дуновением отправила его ввысь. Наконец заскрежетали засовы и дверь приотворилась. Волшебница проскользнула. Когда же Золотинка попыталась повторить то же самое, старческая рука уперлась ей в грудь. Защемленная дверью, не имея возможности податься ни туда, ни сюда, девушка вскрикнула. На мятом, желтом лице старика выразилось телесное усилие – Видохин молча давил на дверь.