Топ-модель

– Сидни, черт возьми, давай ближе к делу.

– В конце концов, он заявил, что Линдсей не является его дочерью. Он сказал, что узнал об этом лет десять назад и тотчас же доложил своей матери. Самое удивительное, что она уже знала об этом. Знала и, по его словам, нисколечко не расстроилась. Кроме того, она приказала ему строго‑настрого держать язык за зубами, в противном случае обещала наказать за чрезмерную болтливость. Он, конечно же, согласился, но только при том непременном условии, что она все свое состояние оставит ему.

– Значит, судья не является отцом Линдсей, – растерянно пробормотал Тэйлор и покачал головой. – Черт знает что. Сумасшедший дом. Я же видел его. У неё глаза точь‑в‑точь как у отца – темно‑синие, таинственные, необыкновенно глубокие. Да и форма глаз практически одинакова у них обоих. Неужели он до такой степени слепой, что не заметил этого? Или у него есть какой‑нибудь давно забытый брат‑близнец?

– Да, он кричал Делмартину, что Линдсей является дочерью его двоюродного брата Роберта и что он может легко доказать это.

– Двоюродный брат? – еще больше удивился Тэйлор, хотя только что сам высказал это предположение. – Линдсей никогда не говорила о том, что у нее есть дядя с такими же синими глазами. Она вообще ничего не говорила мне о своих родственниках.

– Да, насколько я знаю, она никогда не видела его и даже понятия не имела о его существовании. Да и как она могла узнать о нем? Ее мать, несчастная алкоголичка, ни за что на свете не призналась бы ей в своем грехе. Думаю, что это понятно. Собственно говоря, этот двоюродный брат находился в нашем доме очень короткое время, а потом сгинул где‑то и никогда больше не показывался. Прошел слух, что он умер в конце семидесятых. Погиб на горном склоне в Альпах, когда спускался на лыжах. Несчастный случай. Заметь себе, я узнала обо всем этом, когда отец орал на Делмартина.

– А нет ли у кого‑нибудь фотографии этого Роберта? Неужели твоя бабушка ни разу не упоминала о нем?

– Нет. Ни фотографии, ни каких бы то ни было намеков.

– Что у вас за семья, черт возьми? Ах да, я забыл, что ты там далеко не самый последний человек. Ну ладно, продолжай. Надо заканчивать всю эту историю. У меня уже начинает потихоньку вырисовываться та точка, к которой ты меня подводишь.

– Тэйлор, моя цена растет с каждым разом, пока ты язвишь и хамишь. Этот Роберт был сыном младшего брата моей бабушки и, очевидно, был похож на него как две капли воды. Думаю, что глаза – это их наследственное. Конечно, мне и в голову не приходило рыться в личных вещах бабушки при ее жизни, а тем более после смерти. Но я прекрасно помню, что отец терпеть не мог Линдсей, и меня это всегда удивляло. Разумеется, я никогда не придавала этому слишком большого значения, но все же отметила про себя, что он стал относиться к ней как‑то по‑другому. К тому же я редко бывала дома, что, естественно, не давало мне возможности следить за всеми перипетиями судьбы моих родственников. Он набрасывался на нее всякий раз, когда она появлялась в поле его зрения. При этом он всегда восхищался мною и не упускал случая выразить это публично. Сам он объяснял это тем, что я очень похожа на свою мать, а он любил ее больше всего на свете. Поэтому он вкладывал в меня всю свою любовь и нежность.

– А ты во всем потакала ему и всячески издевалась над своей сестрой.

Сидни равнодушно пожала плечами:

– Она всегда досаждала нам, болталась под ногами, всем мешала, и к тому же, как выяснилось недавно, она мне вовсе не родная сестра.

– Ну хорошо, Сидни. Предположим, что все это так. Один ботинок ты уже бросила, где же второй? Как ты собираешься удержать своего истеричного отца от нежелательного общения с прессой?

Сидни ехидно ухмыльнулась:

– Я позвонила мистеру Делмартину перед тем, как отправиться сюда, в больницу, и передала ему слова и угрозы отца. Он засмеялся и сказал, что бабушка предвидела подобную реакцию сына и предприняла надежные меры, чтобы не допустить этого.

– Какие же именно меры?

– Не знаю.

– Скорее всего это что‑то вроде юридического соглашения между бабушкой и матерью Линдсей, насколько я могу судить.

– Да, это очень похоже на старушку, – недовольно поморщилась Сидни. – Проклятая старая торговка…

– Продолжай, Сидни.

– Ладно. За пять миллионов долларов я обязуюсь держать язык за зубами. Линдсей никогда не узнает правду. – Тэйлор удивленно уставился на Сидни, и она тут же добавила: – Ну хорошо, я скажу это по‑другому, мой дорогой. За пять миллионов долларов она никогда не узнает, что ее дорогая мамочка была шлюхой, а она сама – внебрачным ребенком.

Тэйлор засмеялся:

– А почему ты думаешь, что твой папаша не заявится сюда и не станет орать, что расскажет все журналистам, чтобы отомстить нам?

– Да, он может это сделать и непременно сделает, как только сообразит, что из этой информации можно извлечь вполне определенные выгоды, можешь не сомневаться в этом. Он немного успокоится, пораскинет мозгами и примчится сюда со своими условиями сделки.

Тэйлор очень долго молчал, анализируя создавшуюся ситуацию. Сидни – прекрасный адвокат и знает все свои юридические возможности.

– Ну хорошо.

– Годится? – воодушевилась Сидни. – Ты согласен заплатить мне пять миллионов долларов?

– Нет, ты не получишь от меня ни цента.

– Ну тогда представь себе, что произойдет с твоей драгоценной супругой, в каком свете она предстанет перед журналистами. Знаешь, что будет с твоей очень богатой женой?

– Она не узнает об этом. По крайней мере, от тебя. Что же касается твоего отца, то это темная лошадка и от него можно ожидать чего угодно. Придется договариваться с ним, но только тогда, когда он появится здесь.

– Ты будешь договариваться со мной!

– Нет.

– Ну хорошо, давай разбудим Линдсей и расскажем ей всю правду.

Тэйлор схватил ее за руку, а она попыталась прорваться к постели.

– Потише, Сидни. Я не позволю тебе разбудить ее. Вот так. А сейчас послушай, что я тебе скажу. Все дело в том, что условия сделки буду предлагать я, а не ты.

– У тебя ничего нет за душой, – парировала она, но в ее глазах мелькнул тревожный огонек. Он успел заметить, что она насторожилась.

– Твоя замечательная мамочка, – начал он совершенно спокойным голосом, – та самая, которую так обожал твой отец, и которая якобы умерла много лет назад, и которая, по твоим словам, превосходила всех других женщин своим умом и обаянием…

– Ну и что ты можешь сообщить мне о моей матери? – не выдержала Сидни.

Тэйлор без особого труда уловил легкие признаки страха в ее голосе, хотя вела она себя при этом превосходно. Да, эта женщина умеет держать себя в руках.

– Ты, естественно, любишь ее; и именно поэтому твой отец любит тебя, боготворит и почти в буквальном смысле слова поклоняется тебе.

– Ну и что из этого?

– Хочешь ее адрес, Сидни?

Она отпрянула назад, как будто получила удар в лицо.

– Ты лжешь!

– Говори потише, а то мне придется вытащить тебя в коридор.

Она не доставила ему такого удовольствия, так как стремглав бросилась к двери и в ту же секунду выскочила из палаты. Тэйлор последовал за ней. Он не испытывал никакой радости по поводу этой моральной победы, но при этом понимал, что дело нужно довести до конца и что сделать это должен именно он. Сидни остановилась за дверью и устало прислонилась к стене, закрыв глаза.

– Ты лжешь, не так ли? – снова повторила она свой вопрос, даже не повернув к нему головы.

– Можешь спросить об этом своего драгоценного папочку.

– Она умерла. Умерла, когда мне было всего шесть лет. Отец тогда пришел ко мне в школу, забрал меня и сказал, что она уже на небесах. Он держал меня на руках и заливался слезами. Нет, она умерла. А когда в нашем доме появилась Дженнифер, я стала ненавидеть ее. И было за что. Она действительно оказалась шлюхой и заслужила презрение своего мужа. Она действительно родила внебрачного ребенка, а внебрачных детей во всем цивилизованном мире называют ублюдками. Черт бы тебя побрал, Тэйлор, моя мать умерла, и нечего об этом говорить!