Вознесение Габриеля

После обилия льстивых слов и прозвучавших вслед за ними аплодисментов Габриель встал, поднялся на кафедру и обратился к собравшимся на певучем итальянском языке:

— Моя сегодняшняя лекция будет в чем-то необыч¬ной. Я не являюсь историком искусства и тем не менее сегодня хочу поговорить с вами о музе Сандро Боттичел¬ли, которую называли La Bella Simoneita’.

Произнося последние слова, Габриель нашел глазами Джулию.

Она улыбнулась, пытаясь не допустить, чтобы у нес покраснели щеки. Ей была известна история отношений Боттичелли и Симонетты Веспуччи. При флорентийском дворе Симонетту называли королевой красоты. Умерла она совсем молодой, в дваднать два года. То. что Габриель сравнил ее с Симонеттой. Джулия восприняла как выс¬шую и искреннюю похвалу.

1 Прекрасная Симонетта (ит.).

— Будучи профессором литературы, я понимаю, что затрагиваю противоречивую тему, избрав произведения Боттичелли как средоточие различных женских архетипов. В кругах историков велось немало споров о том, насколь¬ко близка была Симонетта к Боттичелли и в какой степе¬ни она могла служить истинным источником вдохновения для его полотен. Часть этих противоречивых суждений я надеюсь оставить в стороне для того, чтобы сосредоточить ваше внимание на непосредственном визуальном сравне¬нии нескольких фигур. Начну с показа первых трех слай¬дов. На них представлены графические иллюстрации к «Божественной комедии», а именно — Данте и Беатриче в Раю.

Габриеля и сейчас искрение восхищали эти рисунки. С них его мысли перенеслись к тому времени, когда он впервые пригласил Джулию к себе домой. В тот вечер он вдруг понял, до чего же ему хочется радовать ее и какой прекрасной становилась она. когда была счастлива.

Сейчас, глядя на дышащее покоем лицо боггичелли- евской Беатриче, Габриель сравнивал его с лицом Джу¬лии. Джулия сидела, внимательно ловя каждое слово. Как и Габриель, она. глядя на экран, восхищалась ше¬девром Боттичелли. Габриелю захотелось, чтобы Джулия взглянула на него.

— Обратите внимание налицо Беатриче. — Голос Габ-риеля сделался мягким, а его глаза встретились с глазами его любимой. — Это самое прекрасное лицо… Мы нач¬нем с фигуры Беатриче — музы Данте. Хотя я уверен, что мне нет необходимости рассказывать вам о ней, позволь¬те все же отметить, что образ Беатриче символизирует ро-мантическую любовь, поэтическое вдохновение, веру, на-дежду и милосердие. Она идеал женского совершенства; женщина, наделенная умом, способностью к состраданию и в то же время исполненная той бескорыстной любви, которая может исходить лишь от Бога. Беатриче вдохнов-ляет Данте стать лучше.

Габриель сделал паузу, чтобы поправить галстук. Его галстук вовсе в этом не нуждался, но когда его пальцы скользнули по синему шелку, Джулия невольно моргну¬ла, и Габриель убедился; она поняла его слова.

— А теперь давайте посмотрим на лицо богини Венеры.

Глаза всех присутствующих, за исключением Габрие¬ля, застыли на «Рождении Венеры». Пока аудитория вос-хищалась одной из величайших и самых монументальных картин Боттичелли, он еще раз торопливо просмотрел те-зисы своей лекции.

— Мы замечаем, что у Венеры лицо Беатриче. И опять- таки, меня не интересует исторический анализ моделей для этого полотна. Я просто прошу вас отмстить видимое сходство обеих фигур. Они представляют две музы, два идеальных типажа, один из которых духовный, а второй — светский. Беатриче — возлюбленная души. Венера — воз-любленная тела. Боттичсллневская La Bella имеет оба ли¬ца: одно символизирует агапе, жертвенную любовь, а дру¬гое — эрос, любовь плотскую.

Голос Габриеля становился все сочнее, и Джулия чув-ствовала нарастающий жар в своем теле.

— В портрете Венеры упор сделан на ее телесной кра-соте. И хотя Венера символизирует плотскую, сексуальную любовь, она сохраняет похвальную скромность. Длинны¬ми волосами она прикрывает самую интимную часть сво¬его тела. Отметим также застенчивое выражение ее ли¬ца и положение руки, которой она стремится прикрыть грудь. Но ее застенчивость не уменьшает, а лишь увели¬чивает эротизм се облика. — Драматическим жестом Габ¬риель снял очки и немигающими глазами вперился в Джу¬лию. — Многим, кто смогрит на это полотно, не удается заметить, что скромность и спокойствие характера явля¬ются составными частями эротической притягательно¬сти Венеры.

Джулия теребила бегунок молнии на своей сумочке, борясь с сильным желанием заерзать на стуле. Габриель вновь надел очки.

— Эрос — это не похоть. У Данте похоть упоминается в числе семи смертных грехов. Эротическая любовь мо¬жет включать в себя секс, но не ограничивается сексом. Эрос — это всепоглощающий огонь страстной, неисто¬вой влюбленности. Такое чувство охватывает каждого, кто влюблен. И верьте мне. когда я говорю, что своими страстными проявлениями оно значительно превосходит своих соперников, причем во всех отношениях.

Джулия не могла не заметить, с какой интонацией бы¬ло произнесено слово «соперники», подчеркнутое взма¬хом его руки. Казалось, этим жестом Габриель отметал всех прежних любовниц, а его пылающие синие глаза остановились на ней.

— Каждый, кто сам любил, знает разницу между эро¬сом и похотью. Их нельзя сравнивать. Похоть не более чем жалкая тень эроса, приносящая лишь разочарование. Быть может, кто-то возразит, что одному человеку, одной женщине невозможно являть собой идеал и агапе, и эроса. Я считаю подобный скептицизм формой женоненавист-ничества. Только женоненавистник решится утверждать, что женщины бывают либо святыми, либо совратительни¬цами, то есть либо непорочными девами, либо шлюхами. Конечно, женщина, как и мужчина, может сочетать в себе обе ипостаси. Муза может быть возлюбленной как души, так и тела. А теперь прошу вас взглянуть на полотно, нахо-дящееся у меня за спиной, — на «Мадонну с гранатом».

И вновь глаза собравшихся переместились к назван¬ному шедевру Боттичелли. Габриель не без удовольствия заметил, как Джулия дотрагивается до своей бриллианто-вой сережки. Она делала это намеренно, желая показать, что понимает его откровения и с радостью их принимает. Казалось, она поняла: обращаясь к ботгичеллиевским ше-деврам. Габриель при знавался ей в любви. Его сердце пе-реполняла радость.

— И вновь мы узнаем в лице Мадонны знакомые чер¬ты. Беатриче, Венера. Мария —троица идеальных жен- шин, имеющих одинаковые лица. Агапе, эрос и целомуд¬рие… Поистине головокружительное сочетание, способ¬ное заставить даже самого сильного мужчину пасть на колени… если, конечно, ему посчастливится встретить в одной женщине проявление всех трех ипостасей.

В тишине зала раздалось подозрительное покашлива¬ние, будто кто-то пытался скрыть за ним язвительное за¬мечание. Габриель терпеть не мог, когда его прерывали. Он хмуро поглядел поверх плеча Джулии в направлении второго ряда. Покашливание повторилось — ради драма¬тического эффекта, и между Габриелем и незнакомым ему. но явно раздраженным итальянцем начался впечат¬ляющий поединок, подхлестнутый тестостероном.

Помня о том, что он говорит в микрофон, Габриель подавил в себе желание выругаться. Метнув в нарушите¬ля спокойствия уничтожающий взгляд, он продолжил:

— Кто-то брался оспаривать библейское повествова¬ние, утверждая, что плодом искушения в руках Евы бы¬ло не яблоко, а фанат. Отдавая дань уважения шедеврам Боттичелли, многие возражали, говоря, что фанат сим-волизирует кровь Христа, его страдания и его последую-щую новую жизнь после воскресения, для удобства моих рассуждений я назову фанат плодом, произраставшим в Эдемском саду. Мадонну — второй Евой, а Христа — вто¬рым Адамом. Через образ Мадонны Боттичелли будто вслушивается в образ первой Евы — архетипа женствен-ности, красоты и женского товарищества. Я осмелюсь пойти дальше и рискну утверждать, что Ева является так¬же идеалом женской дружбы, подругой Адама и. следова-тельно. идеалом филии — любви, проистекающей от друж-бы. Этот же идеал проявлен в дружбе между Марией и Иосифом.

У Габриеля запершило в горле. Он умолк и сделал не-сколько глотков воды. Сравнение Джулии с Евой в ка¬кой-то мере сделало его уязвимым, обнаженным, заста¬вило вспомнить вчерашний вечер, когда он протянул ей яблоко и обнимал под звездным небом.