Страница 76 из 122
— Много ты по элитным кабаком у нас шаталась, — огрызнулся Паша, слегка раздосадованный собственным промахом. — Может, тут в элитных ресторанах тоже меню на бумаге подают, как экзотику?
— Бумага в любом мире дешевле электроники, — отрезала Анька.
Но тут их разговор, грозивший перейти в бессмысленную перепалку на нервной почве, прервался Надей, подтащившей к столику тележку с заказом. Ни Паша, ни Анька не ожидали такой скорости обслуживания и замерли, удивленные, глядя, как официантка бодро выставляет на стол объемную миску с овощным салатом, две хрустальные салатницы с "Мимозой", порцию осетрины граммов на триста, с горчицей и хреном в отдельных, маленьких плошечках, огромный графин морса и запотевший стакан с водкой.
— Приятного аппетита, — пожелала Надя и тут же удалилась; видимо, она все-таки заметила энергичное выяснение отношений между Пашей и Анькой и не стала им мешать своим присутствием.
— Да тут у них, похоже, изобилие… — заметила Анька, зачарованно глядя на заполненный стол.
— Василич бы сказал: "На всю роту хватит", — поддержал её Паша. — Как-то в самом деле, многовато для двоих…
— Мы — из пустыни, — заметила Анька. — Обратил внимание, они все это подчеркивают…
— Не все, а только Надя, — сказал Паша.
— Мне все больше и больше кажется, что у них тут, у всех, телепатическая связь, — задумалась Анька. — Как-то очень быстро они обо всем узнают, даже не общаясь друг с другом…
— Скажешь тоже, — хмыкнул Паша, принимаясь перекладывать овощной салат из общей салатницы себе на тарелку. — Давай лучше пожуем, тем более — у тебя, вон, водка греется…
Анька выпила водку единым глотком и с большим аппетитом, удивляясь при этом, почему Паша тоже не заказал соточку? В последние месяцы с хорошим спиртным в батальоне было туго, пробавлялись мутноватым самогоном, да еще пили запасы фельдшера, больше похожие на денатурат, чем на спирт. А что может быть лучше после боя, чем сто граммов под горячую похлебку или тот замечательный кулеш, что варил на их роту кашевар Антонов, дядька увечный, потерявший ногу до колена еще во время германской войны, но от армии так и не отказавшийся, переквалифицировавшись в повара. Впрочем, при необходимости он охотно брался за винтовку и стрелял получше многих новобранцев. Вот только в движении им уступал, потому и участвовал только в редких оборонительных стычках, когда достаточно было лежать на одном месте и постреливать. Ну, в крайнем случае, перекатываться с лёжки на лёжку, что б не попасть под ответный удар.
Вспоминая прошедшее, боевое время, Анька и не заметила, как уплела осетрину, помидорно-огуречный салат и принялась уже за "Мимозу", когда в столовой появились новые посетители. Паша, не обративший особого внимания на чувство безопасности, возникшее при входе в помещение, и привычно занявший место спиной к стене и лицом ко входу, тоже заметил их. На первый взгляд, обычнейшие мужчина и женщина. Он — лет сорока, невысокий, "без особых примет", блондин, в неплохом, но необычного покроя, костюме и рубашке без галстука. Она — совсем маленькая, миниатюрная блондинка, кудрявая, голубоглазая, в узких брючках, в просторной блузе мужского покроя, в курточке на "рыбьем меху" и — на высоченных каблуках, которые бросались в глаза больше, чем все остальное из её одежды.
Может быть, для всех сотрудников этой гостиницы, и не только гостиницы, и не только этой, новые гости и были людьми обычными, приехавшими по каким-то производственным, чиновничьим или даже личным нуждам в белуджистанское захолустье, но — Паша, многоопытный, старый подпольщик с нелегальным стажем, каким-то внутренним, звериным чутьем ощутил веющий от этой парочки, ни кем другим не замечаемый, легкий ветерок властной уверенности в себе и своем праве, приобретенный не от рождения, как у монархов или наследственных миллионеров, а в процессе работы, служения то ли обществу в целом, то ли отдельным его группам или даже личностям.
Блондин и блондинка заняли столик поодаль от Аньки и Паши, будто стараясь не мешать уже обедающим, но скорее это было желание, что бы не мешали им, потому как, едва усевшись, парочка завела между собой какой-то явно деловой, в меру скучный, но для них необходимый разговор, который прервался с появлением у их столика всё той же Нади.
Негромко, вежливо и коротко переговорив с официанткой, блондин достал из внутреннего кармана пиджака небольшую, размером с сигаретную пачку, коробочку и приложил её к псевдоблокноту в руках Нади. Та кивнул и по-прежнему быстро и в охотку убежала за раздачу, выполнять полученный заказ. Казалось, ничего в ее поведении не изменилось и властная сущность новых клиентов вовсе не коснулась официантки.
— Думаешь, это и есть их пресловутая "элка"? — просил Паша, заметив, что и Анька вроде бы небрежно, тыкая вилкой в остатки салата, но при этом очень внимательно наблюдает за нежданными соседями.
— Похоже, — протянула девушка, — тут, значит, что-то вроде электронного удостоверения личности… и одновременно — платежного средства… ну, и средства учета и контроля, если, конечно, данные с "элки" идут во всеобщую базу данных…
— Какого платежного, если денег тут нет? — уточнил Паша, прерывая специфические, ему непонятные рассуждения девушки.
— Ты не въехал в то интервью? — подозрительно покосилась на него Анька. — А может, и не только в интервью… Денег нет в метрополии, а в остальном мире, похоже, есть. Поэтому и идет строгое разграничение на русских и нерусских. Русским — задаром, остальным — за деньги.
— А зачем русским деньги от других, если у них всё задаром? — ступил Паша, пожимая плечами.
Анька вздохнула, вытирая губки салфеткой и откладывая в сторону вилку. Она уже полностью насытилась, а переедать и в самом деле перед баней не стоило.
— Паштет, ты меня умиляешь, — сказала она. — Сам подумай, а пока думаешь — доедай, что осталось и пойдем-ка, все-таки попаримся…
Паша, молча, отодвинул от себя тарелку с остатками салатов, допил морс из своего стакана и поднялся из-за стола. Вслед за ним встала и Анька, стараясь смотреть мимо блондинистой пары, так привлекшей её внимание.
Они успели дойти почти до выхода из столовой, когда их догнала легкая на ногу Надя.
— Ну, что ж это вы? — укоризненно спросила официантка. — Уходите втихомолку, а пиво?
— Какое пиво? — удивилась Анька.
— В баню-то вы пиво себе не выбрали, — пояснила официантка. — Смотрите…
На протянутом планшете-меню светился список из двенадцати сортов светлого и четырех темного пива. Напитки были расположены исключительно в алфавитном порядке, но с подробнейшей, рекламной расшифровкой качеств и достоинств каждого, стоило только ткнуть пальцем в его наименование.
Анька тяжело вздохнула. Как тут выбрать и не промахнуться, если даже на слух ей знакомо только "Жигулевское"? да и то — это слово у девушки никак с пивом не ассоциировалось.
Надя, по-своему поняв вздох клиентки, чуть виновато сказала:
— Конечно, маловато, но тут у нас…
— … не там у вас, — продолжил Паша и наугад потыкал в названия: — Пусть будет вот это, это и это, по пол-литра каждого… и еще вот эти два, тоже пол-литра.
— Не обопьемся? — спросила его Анька. — Мы же туда только попариться идем, а не всю ночь сидеть…
— А на пробу… — начал было Паша, но тут же прикусил оказавшийся длинноватым собственный язык.
— Я всё поняла, — успокоила их Надя, тыкая карандашом в свой блокнотик. — Все готово, пиво уже там, в холодильнике…
Паша и Анька переглянулись, стараясь скрыть свое недоумение от официантки.
— Спасибо, — только и сумел ответить Паша, легонько подталкивая Аньку к выходу.
Уже в коридоре девушка язвительно бросила через плечо:
— Ну и рожа у тебя была, Паштет, как после команды "Всем на пол! Руки за голову!"
— Это ты себя в тот момент в зеркале не видела, — мстительно отозвался Паша.
Всё в том же маленьком, домашнем холле гостиницы всё та же кустодиевская администраторша перенацелила своих нежданных постояльцев в подвал. Там, из уютного, обставленного исключительно деревом, предбанника и соседней раздевалки, предназначенной для крупногабаритных вещей и тяжелой верхней одежды, открывался упоительный путь сразу в три стороны света: в финскую сухую парилку, в русскую, с подготовленными, размоченными вениками и мокрым паром, и турецкую.