Страница 18 из 27
Иринка заплакала. Вера не двигалась с места и ничего не слышала, кроме плача своего ребенка.
— Тише, девочка, — шептала она, прижимая ее к груди и вцепившись в плечо Вити.
Она увидела, как белый след ворвался под борт парохода. Глаза у нее расширились от ужаса, колени подкашивались. Она не успела сообразить что делается, как раздался грохот, какая-то сила вырвала Иринку из рук и в тот же миг подхватила ее и взметнула высоко над бортом. Падая, с остекленевшими от ужаса глазами, она уже не видела, как в воду плюхнулось тело ее мальчика с оторванной головой и камнем пошло ко дну.
Последним ощущением Веры был холод…
Няня Даша услышала над головой топот ног, положила чулок на койку и, сдвинув на кончик носа очки, посмотрела на потолок. Барс протяжно завыл.
Старуха поднялась со стула, чтобы выглянуть за дверь, но в тот же миг корабль потрясло, встряхнуло и она упала.
Придерживаясь за накренившуюся стену, няня Даша попыталась подняться, но крен усилился. За дверью раздавался топот ног и душераздирающие крики. Няня хотела встать, но ноги ее не слушались. Она подумала, что пришел ее конец, и стала шептать:
— Отче наш… иже еси на небеси…
Она не заметила, как дверь сорвалась с петель и в каюту хлынул поток воды, поднял с пола Витины коробки с жучками, Иринкину куклу, Верину соломенную шляпу и закружил их.
— Спаси господи, помилуй детей…
Володя успел спустить на воду несколько шлюпок и удачно посадить в них пассажиров. Но последние две шлюпки перевернулись, и море вокруг тонущего корабля было усеяно людьми… Он бросал утопающим круги, пробковые пояса, сообщил о злодеянии по радио. Потом искал Веру — и не нашел…
Когда палуба уже начала погружаться, Володя хотел прыгнуть в воду, но случайно заметил, как Григоренко вошел в рубку. Володя метнулся туда и за несколько секунд достиг мостика.
— Идемте. Мы еще успеем прыгнуть, — задыхаясь, сказал он.
Григоренко поднял на него глаза:
— Что с Полковской?
— Не знаю. Я искал. Нет ее… Идемте, остались считанные минуты.
Старик покачал головой. Одной рукой он придерживался за компас, другой — приглаживал волосы.
— Нет, я умер раньше, чем взорвали мое судно.
— Умоляю вас, капитан, идемте…
— Нет. Иди сам, спасайся, мальчик. Ты умнее меня. Ты будешь знать, что делать.
Володя толкнул дверь. Она не подалась: было уже поздно. С трех сторон рубку обступила зеленая вода и прижалась к толстым стеклам. Снизу, из кают-компании, тоже показалась вода, выбросившая градусник в деревянной оправе. Отчаянным усилием воли Володя подавил ужас и так же, как и Григоренко, выпрямился и оставил мысль о спасении. Нет, море не успеет раздавить рубку, она быстрее наполнится водой, бьющей снизу, из внутренних помещений… Еще осталось, может быть, минута… Уже тяжело дышать и выступает пот… Что ж, надо встретить… как Григоренко, спокойно… Вода по пояс…
Головокружение и боль в груди. Слышен шепот:
— Если я виноват, прости…
Может быть, это показалось, но губы Володи шепчут: — Нет, вы не виноваты….
21
Полковский привел док в Новороссийск во вторник под вечер. Как он и предполагал, немецкие самолеты бомбили караван. Сначала появился один самолет, покружил над доком минут пять и улетел на юг. Через сорок минут из-за солнца выскочили три «юнкерса» и как летели треугольником, так и спикировали, один в хвост другому, с такой стремительностью, как будто во что бы то ни стало хотели разбиться. От черного фюзеляжа, клейменного крестами и свастикой, отделились несколько бомб и косо полетели, казалось на док.
Полковский подумал, что он хорошо сделал, не взяв с собой семью; и горький осадок на душе, навеянный тоскливым криком ребенка, улетучился.
Он стал совсем спокоен, расчетливо переложил руль право на борт, меняя курс. И когда бомбы упали в воду, подняв огромные фонтаны воды, он почему-то подумал, что бомбардировщики не причинят вреда ни людям, ни судну.
Половину суток самолеты преследовали караван: улетало одно звено, прилетало другое. Недалеко от судов их перехватывали наши истребители, и над головой шел непрерывный бой.
Полковский был рад, что не взял семью, хотя уже наверняка знал, что его экспедиция завершится благополучно. «Напугались бы», — думал он.
Через несколько часов он сдал док портовым властям Новороссийска и пешком пошел в штаб.
Большой портовый город жил обычной жизнью. Был уже вечер. Небо было густо-черное; и ветер завывал в проводах, качал деревья, невидимые во тьме.
Полковский понюхал воздух и подумал, что будет шторм и он захватит «Аврору» в море, Веру и детей немного «трепанет».
Он быстро шел, сталкиваясь в темноте с прохожими, извинялся и думал, как достать комнату для семьи, где устроить ее.
В вестибюле штаба за двумя массивными дверьми ярко горела тяжелая люстра. По мраморным лестницам, устланным коврами, сновали вестовые. Краснофлотец спросил у Полковского пропуск, посмотрел, отдал честь и сказал:
— Второй этаж, направо.
В приемной Полковский столкнулся с Блиновым, обрадовавшимся встрече.
— Я устрою прием к командующему, — весело сказал Блинов. — Посидите, пожалуйста, минутку.
Он нырнул в какую-то огромную дверь и, вернувшись через несколько минут, позвал Полковского.
Они прошли одну комнату, вторую и остановились у высокой дубовой двери, у которой за столом сидел лейтенант, по-видимому адъютант. При появлении Блинова он выскочил из-за стола и, уловив кивок капитана первого ранга, открыл дверь.
В глубине большой комнаты с высоким потолком и длинным столом, покрытым красным сукном, в кожаном кресле сидел вице-адмирал Тихонов, высокий человек с бритой головой и длинным лицом.
Блинов представил Полковского.
— Я много слышал о вас, — сказал командующий.
Потом он спросил о рейсе и слушал не перебивая. Веки его были опущены. Полковскому показалось, что командующий спит, и он стал говорить тише, затем вовсе умолк. Тихонов поднял веки и посмотрел на Полковского. Лицо его при этом было бесстрастным.
— Виноват, — сказал Полковский и продолжал докладывать о рейсе.
— Ваша работа нас вполне удовлетворяет, — сказал командующий, когда Полковский закончил. — Через три дня дадим важное поручение. Пока — в резерве.
Прощаясь, он неожиданно спросил:
— Ваша семья где?
— На «Авроре».
— На «Авроре»? — переспросил командующий и шире обычного открыл большие, слегка навыкате глаза.
Полковского удивил тон, которым переспросил Тихонов.
— Да, — ответил он, подумав, что, наверно, шторм захватил «Аврору».
— Идите устраиваться, — сказал Тихонов уже прежним, обычным тоном.
Полковский пожал плечами и вышел немного расстроенный. Направляясь в гостиницу, он думал о том, что могло случиться с «Авророй». Ну, шторм захватил. Экая беда! Григоренко опытный моряк, а Володя отличный штурман. Завтра они будут здесь, нечего забивать голову глупостями. В последнее время он стал нервный и впечатлительный, как сентиментальная девчонка!.. Надо, взять себя в руки.
22
В большую, пятиэтажную и неопрятную гостиницу он попал в полночь, попросил два номера.
Из-за конторки, отделанной никелем и матовым стеклом, женщина в коричневом платье, очевидно дежурная, ответила небрежно:
— Нет ничего.
— Как же быть? — озабоченно спросил Полковский.
Дежурная внимательно посмотрела на него и, быть может, ее тронул возглас, в котором звучало огорчение, но во всяком случае она уже участливей сказала:
— Разбудите директора.
— Человека тревожить, как же это? — не решался Полковский.
Женщина улыбнулась наивности Полковского.
— Все так делают. Построже попросите, найдется номер.
Полковский, конфузясь, разбудил директора и изложил свою просьбу.
— А-а, номер, — сонно пробормотал директор, спустив с дивана ноги на пол и нащупывая на тумбочке очки. — А где я вам возьму? — проснулся он, наконец, и, найдя очки, зацепил их за ухо.