Страница 21 из 35
Пожалуй, нет ни одного еврея в мире, который бы не слышал песенного репертуара сестер Берри. Особенно их знают и любят русскоговорящие евреи, которым выпало счастье, кажется, единственный раз в истории Советского Союза слышать, а кое-кому из москвичей даже увидеть живых евреев-иностранцев, к тому же поющих на идише. Это произошло по случаю открытия американской выставки в 1959 году в Москве. Именно тогда сестры Берри дали несколько концертов в порядке «культурного обмена» в Зеленом театре парка имени Горького. Скорее всего, организаторы этих концертов даже не подозревали, что дуэт сестер пел еврейские песни. Билеты на эти концерты достать было невозможно: молва о сестрах, поющих еврейские песни, разнеслась по всей стране, и евреи съезжались в Москву, чтобы увидеть и услышать это чудо. Для них действительно было чудом то, что в Америке евреи не должны стыдиться или скрывать свое еврейство, что им позволяют петь свои песни, что еврейская культура там на равных со всеми прочими. А еще они узнали, что еврейские песни не обязательно должны быть грустными, что бывают и веселые, радостные еврейские песни, под которые ноги сами просятся в пляс. Сестры Берри – очаровательные, стройные, сияющие улыбками эдакие секс-бомбочки – своим искусством подарили советским евреям несколько часов счастья и свободы, а такое не забывается. Тогда же в Союз вернулась песня «Бублички», написанная в 1920-х годах в Одессе Ядовым. Певиц долго не отпускали, а когда они, тронутые приемом, как бы чуть смущаясь, объявили дуэтом в микрофон «Отчи чьорные», зал вскочил и заревел от восторга. Этот известный русский романс на слова Гребенки в джазовой оранжировке Абрама Элынтейна приобрел совершенно новое звучание, давно стал хитом мирового музыкального искусства, а в России прозвучал впервые. Первый куплет певицы исполнили на русском языке. Затем звучали «Подмосковные вечера», «Ямщик, не гони лошадей»… и после каждой песни – шквал аплодисментов. Зрители долго не отпускали певиц и даже после окончания концерта не покидали парк Горького. Был еще один их сольный концерт в Москве.
Записи их концертов были в каждом еврейском доме, и на них воспитывались целые поколения. С тех летних дней 1959 года в больших и маленьких городах Союза в тысячах еврейских домов зазвучали сотни раз переписанные магнитофонные записи легендарного дуэта, и все эти «Ба мир бисту шейн», «Тум-балалайке», «Чири-бим», «А идише мамэ», «Папиросн», «Цу мир из гекумэн а кузинэ», «Ву нэмнт мэн а бисэлэ мазл», «Хава нагила» стали в СССР как бы первым «еврейским самиздатом».
В то время никто особо не решился откликнуться на это событие в печати. Но вот музыкальный обозреватель «Нью-Йорк тайме» написал: «Сестры весело дарят миру удивительную коллекцию еврейских песен на фоне потрясающих аранжировок. Девушки легко варьируют знакомое и неизвестное и, для полного удовольствия, ошеломляют нас неожиданными еврейскими интерпретациями песен разных народов. В их исполнении нет стыков, есть органичное действо, подчиняющееся внутреннему ритму».
Дуэт распался трагически. В бывшем СССР распространились слухи о гибели Мерны в авто– или авиакатастрофе. Но они оказались несостоятельными: «Ничего подобного! – говорит Клер. – Она умерла в 1976 году от опухоли мозга. Никогда ничем не болела – и вдруг… Много лет после ее смерти я не пела. Не могла. И только лет пятнадцать-двадцать спустя снова запела, но уже с мужчинами. Например, с великолепным, мудрым и обаятельным Эмилем Горовцом, к великому сожалению, недавно ушедшим от нас. Пела я и с Яковом Явно – талантливым и целеустремленным певцом… Летом 2000 года Клер выступила в Лос-Анджелесе, где проходил фестиваль «Салют Израилю». Ей уже более 80 лет, живет она в Манхэттене, но уже в другом, аристократическом районе. У нее есть дочь, которую она воспитала в национальных традициях. «По-американски ее зовут Джой, а еврейское ее имя – Рохл-Ента. Она декоратор во Флориде. У нее прекрасный муж, дочь Кимберли и сын Брэд, пожарный. Я их всех очень люблю. У них настоящий еврейский дом. Кошерный…»
Замечательного дуэта внучек киевского бубличника, выросшего, казалось бы, на безликой американской культуре, больше нет, но их исполнение продолжает волновать не только тех, кто их помнит и любит, но и новое поколение, которых, кажется, ничем удивить невозможно.
БЛЮМКИН ЯКОВ ГРИГОРЬЕВИЧ
(род. в 1898 г. – ум. в 1929 г.)
Жизнь этого человека до сих пор окутана множеством легенд, домыслов и мифов, за которыми не просто разглядеть одного из самых опасных и удачливых авантюристов XX века. Историки оценивают его по-разному: одни называют Геростратом, другие – Остапом Бендером, третьи – посланцем самого Боланда. Этот блестящий авантюрист стал прототипом Наума Бесстрашного, главного героя повести В. Катаева «Уже написан Вертер».
Ранним мартовским утром 1898 года в Одессе в бедной еврейской семье родился мальчик, которому по старой еврейской традиции родители на восьмой день дали имя Симха-Янкель. Ребенок рос болезненным. Его отец, Герш Блюмкин, мелкий коммерческий служащий, умер от сердечного приступа, когда Яков, так называли мальчика друзья, был еще маленьким. Мама отдала сына в духовное училище – первую в Одессе талмуд-тору. В еврейской школе он успешно изучил идиш и иврит.
Окончив духовную семинарию, Яков в 1913 году поступил учеником в электротехническую школу Ингера, а в ночное время подрабатывал в Ришельевском трамвайном парке.
Те, кто хорошо знал Блюмкина до 20-х годов XX века, вспоминали, что уже тогда за ним тянулся целый шлейф криминальных историй. Во время службы в торговой компании у некого Перемена Яков Блюмкин умело подделывал документы и подписи высокопоставленных лиц, выписывая всем желающим отсрочки по отбыванию воинской повинности. Благодаря природному уму и небывалой изворотливости Якову не только удалось избежать наказания, но и умело свалить свою вину на начальника. К тому же Яков Блюмкин вместе с Мишей Япончиком промышлял налетами. Уже тогда за юным Симхой-Янкелем утвердилась слава жестокого человека.
Во время учебы в техническом училище он примкнул к партии социал-революционеров – эсеров. Блюмкин стал завсегдатаем их кружков и даже водил дружбу с одесскими анархистами. А в 1917 году Яков переехал жить в Харьков. Харьковские эсеры отправили его в Симбирск, проповедовать их идеи. И Блюмкин в девятнадцать лет совершил головокружительную карьеру: он прошел путь от рядового члена Симбирского совета народных депутатов до помощника начальника штаба Красной Армии. Молодой командир участвовал в боях с войсками Центральной рады и с гайдамаками.
Симха-Янкель вскоре был замешан в криминальной истории, которая впоследствии оказала большое влияние на его судьбу. Бывший одесский налетчик, а теперь командир Красной Армии был патологически жадным. Поэтому, выполняя по приказу Реввоенсовета задание по экспроприации в Государственном банке 4 млн рублей, Блюмкин решил обманным путем присвоить основную часть средств себе. Под угрозой расстрела деньги пришлось возвратить, хотя судьба 500 тыс. рублей так и осталась неизвестной.
Когда волнения поутихли, ловкий авантюрист появился в Москве, где его приютили товарищи по партии. Яков Григорьевич – отныне так он стал себя именовать – был зачислен в охрану партии левых эсеров. Лучшую кандидатуру действительно трудно было найти: он метко стрелял из любого вида оружия, умел обращаться с бомбами. Террористические наклонности открыли Блюмкину дорогу в ВЧК, где его хотели использовать для подготовки терактов против видных политических деятелей Германии и России для срыва Брестского договора. Кроме того, Блюмкин свободно владел несколькими иностранными языками и обладал магическим даром располагать к себе людей, поэтому ему было поручено организовать отделение по борьбе с международным шпионажем. (Интересен тот факт, что некоторые разработки даровитого чекиста до сих пор используются в работе спецслужб.)