Страница 40 из 54
— Ничего не надо. Завтра придет доктор, посмотрим, что решит, — проговорил Самвел. — Если позвонит Сережка из Америки, скажи, дядя сильно болеет. Пусть думает, как дяде помочь. У него один дядя. А то пока «бизнэс-мизнэс», дядя умрет… В общим, сам знаешь, что сказать, если позвонит. Иди, что стоишь?
Нюма медлил, перетаптываясь на месте. Самвел повернул голову и с нетерпением взглянул на приятеля.
— Ей сказать, что ты в больнице? — проговорил Нюма. — Зайду в сберкассу, скажу. Или через шмендрика передам.
— Ара, не надо, — помедлив, ответил Самвел.
— Не надо? Не надо! — Нюма натянул на голову шапчонку.
Самвел продолжал смотреть на Нюму в какой-то нерешительности.
— Хочешь еще сказать? — вопросил Нюма.
— Иди сюда, — проговорил Самвел. — Посиди минуту.
Нюма подошел к кровати и присел.
— Понимаешь… я долго думал. Ты, Нюма, самый близкий мне человек. Не потому, что мы соседи, а вообще, ты такой человек, — Самвел приподнял руку, упреждая реплику Нюмы. — Только тебе я скажу, дорогой… Когда я увидел ее, я почувствовал себя моложе, клянусь здоровьем. Встречал ее у сберкассы, ходил к нам, ходил к ней. Шмендрик иногда мешал. Или ты дома торчал, как участковый.
— Ну, извини, — Нюма развел руками. — Что мне делать на улице без Точки!
— Русская женщина, Нюма, это особая женщина, — продолжал Самвел. — У меня были разные женщины, ты знаешь. Армянка, казалось, все время что-то считает. Еврейка тоже что-то считает, правда, у меня была горская еврейка…
— По-твоему, нечего считать? — усмехнулся Нюма. — Всегда есть, что считать. И русской женщине тоже.
— Ладно, тебе! — отмахнулся Самвел. — Русская женщина… не каждая, понимаю… отдает мужчине все, без корысти, ничего не считает.
— Я помню, — не сдержался Нюма, — у нее был вкусный яблочный джем. И пирожки с картошкой… Все поставила на стол, без всякой корысти. Ни один пирожок не спрятала, как спрятала бы армянка или горская…
— Ара, с тобой трудно говорить, — вздохнул Самвел. — Ты все время шутишь…
— Почему шучу? — засмеялся Нюма. — Может, я ревную? Боюсь остаться один, как старая жена.
Он расстегнул верхнюю пуговицу плаща и смеялся, вскидывая голову. Самвел тоже подхихикивал, морщась и прижимая ладонь к груди…
— Ты в паспорт свой смотрел?! Жених… Самуил!
— Почему Самуил? — Самвел морщил лицо, стараясь сдержать смех.
— Потому! Самвел, это, оказывается, подпольный Самуил. Может быть, ты еще и обрезанный.
— Ара, ты что, совсем дурак?!
В палату заглянула сестра-хозяйка в замызганном халате.
— Чего ржете-то?! — она повела хитрым взглядом. — Анекдот какой?
— Еще какой анекдот, — не унимался Нюма. — Один приударил за молодухой, а в паспорт свой не посмотрел. И попал в больницу по «скорой».
— Ну и что? — сестра-хозяйка собрала с тумбочки миски и скосила глаз на Нюму. — Что смешного-то? Анекдот-то в чем?
— А то, что… его звали Самуил.
— Из этих, что ли? — догадливо вопросила сестра-хозяйка и улыбнулась. — Это они могут… Доктор у нас работал, Гершкович, пенсионер. Связался с одной сестричкой. Так она его подчистую обобрала, даже из квартиры выжила, курва. Он в больнице ночевал. Так и умер во время операции, только и успел больному рану заштопать.
Сестра-хозяйка собрала миски и стаканы, смахнула с тумбочки крошки и вышла в коридор.
— Видишь? А у тебя и поживиться нечем. Был один старинный кувшин и тот разбился, — Нюма тронул ладонью плечо Самвела и направился из палаты.
— Ара, не забудь, — вслед произнес Самвел. — Скажи своей Фире, может, выручим собачку.
— Ара, не забуду, — пообещал Нюма.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Поздним вечером на Малую Садовую — что соединяет Невский проспект с улицей Ракова — съезжались автомобили. Кое-кто пытался припарковаться на Невском, перед подъездом «Астробанка». Милиция же, в ожидании высокого начальства, выставила ограждение и гнала водителей за угол, в снег, на Малую Садовую.
Фира хотела отпустить шофера на Невском, потом передумала и приказала сворачивать на Малую Садовую, как все.
— Так вас ждать, Ирина Наумовна? — уточнил шофер.
— Подождите минут двадцать. Если не появлюсь, уезжайте. Обратно я сама доберусь, — решила Фира, вылезая из машины.
— Слушаюсь, Ирина Наумовна, — кротко ответил шофер.
Фира «делала карьеру» и значилась среди сотрудников Управления по кадрам мэрии как специалист — Ирина Наумовна Бершадская. На всякий случай. Лишь старый приятель Зальцман звал ее Фирой. И то не при всех…
Фира бросила взгляд на скудную витрину Елисеевского магазина. В пыльном стекле отражалась эффектная фигура молодой женщины на фоне банок морской капусты и маринованной свеклы. Она придержала шаг, поправила локон под козырьком шапочки и улыбнулась — сейчас она нравилась себе. Не то что днем, после визита к отцу. Тогда старый хрен, как говорится, достал ее своей нелепой просьбой…
Вообще, ее отношения с отцом сравнимы со спокойной морской гладью, на горизонте которой зарождался неумолимый смерч. С какой нежностью она обычно стремится в дом на Бармалееву. И не проходит и получаса, как из любящей дочери ее превращают в мегеру. Ну, мать понятно. У Розы был характер еще тот! А вот отец, отец… Это какой-то кошмар! С этим дурацким велосипедом, что висит на стене прихожей и никому не мешает. Не успеешь переступить порог, как начинается зудеж. Пожалуй, его накручивает квартирант. Да надо и свою голову иметь на плечах. Взял бы и выбросил чертов велосипед. Или сплетница-дворник, сколько нервов истрепала. Явно хотела прибрать старика к рукам… А сегодня?! Вызвал по телефону, чтобы устроить такой скандал?! Понятно, старики привязались к собачке. Собачка — милейшее существо. Но как можно заикаться о криминальных типах? Рисковать нарваться на шантаж при ее положении? Да еще Нюма вдруг принялся ее шантажировать разделом квартиры! Чем совершенно ее разозлил, старый хрен. И себя довел до истерики…
Фира миновала сиротский фасад Елисеевского магазина с двумя аншлагами дерзких афиш театра Комедии и подошла к бывшему Дому научно-технической пропаганды, где разместился «Астробанк». Милицейский майор из Смольнинского дивизиона заметил Фиру и взял под козырек с лукавой улыбкой на круглом лице.
— Добрый вечер, Ирина Наумовна, — поприветствовал майор. — Задерживаетесь?
— Дела все, дела, — доверительно произнесла Фира. — А что, все уже собрались?
— Не все, — ответил майор. — Главного нет. Ждем-с… Вот-вот должны прибыть-с.
— И не один?
— Это как получится, — майор развел руками. — То ли с княгиней Юсуповой, то ли с графом Шереметевым… Ренессанс, Ирина Наумовна!
Фира благосклонно кивнула майору, толкнула литую ручку кованой двери подъезда и прошла в помещение. Суровые молодые люди из охраны знали ее в лицо, как и милицейский майор. Искать ее в списках приглашенных было им неловко…
Белая лестница с дубовыми перилами вела на второй этаж. Мраморное личико богини Венеры с любопытством поглядывало из-под бронзового фонарика стенной ниши на запоздавшего специалиста отдела кадров мэрии… Фира ответно улыбнулась богине и поспешила навстречу сдержанному гулу, что падал со второго этажа.
Внезапно гул утих, и в ярко освященную тишину выплеснулись звуки скрипки. Фира придержала шаг. Неслышно преодолев последние ступеньки, она вошла в зал. Огромная центральная люстра опрокинула цветные хрустальные лепестки на людскую толпу, стоящую спиной к Фире. А там, куда было обращено внимание, стоял скрипач. Кончик смычка нервно метался над головами людей, покалывая плотный воздух праздничного зала. Вероятно, этот скрипач и был Владимир Спиваков, как объявлено в программе «Рождественских сезонов Астробанка».
Фира окинула взглядом кресла по периметру зала. Все они были заняты, как и места в простенках между креслами. Что ж, не надо было опаздывать. А все из-за отца, с его требованием помочь вызволить собачку из плена… Фира вытянула шею, пытаясь разглядеть известного скрипача из-за спин стоящих стеной гостей…