Идеальный любовник

Женщина понимала, что Шеймус О'Тул оказался более чем щедр, отдав распоряжение Пэдди Берку выдать ей достаточно золота, чтобы она смогла прожить по меньшей мере год. Но мысль о том, что она станет делать, когда деньги кончатся, пугала ее. Никогда в жизни ей больше не захочется просить милостыни у мужчины.

Если положиться на удачу и вложить деньги в дело, то можно преуспеть. Это Эмбер понимала. Скрепя сердце мать Эмерелд и Джона решила рискнуть всей суммой. Она купила себе дом в Уиклоу и, работая по восемнадцать часов в день, пытаясь добиться успеха, поклялась, что когда-нибудь придет ее черед отомстить.

Шона Фитцжеральда О'Тула остригли. В первый и последний раз за все время заключения. Ему выдали пару парусиновых штанов до колен, парусиновые башмаки и хлопчатобумажную рубаху. В тот день, когда Шон переступил порог плавучей тюрьмы, он последний раз был чистым. Как новичка, его отправили на самую нижнюю палубу, третью, на старом торговом судне Ост-индской компании “Справедливость”, ставшем тюрьмой для пятисот осужденных.

Установление парламента гласило, что арестанты в плавучих тюрьмах должны использоваться на самой тяжелой работе, поэтому они загружали и разгружали суда, перетаскивали бревна, очищали днища кораблей в доках и, что хуже всего, вытаскивали на поверхность реки песок, землю и гравий, чтобы Темза оставалась судоходной.

Заключенные мучились от паразитов, их кормили отбросами. Еды не хватало, а постели не существовали вовсе. На ночь их сковывали попарно. Одного приковывали к стене, а к нему второго. Затем люки закрывались, хороня всех в удушливой, зловонной черноте.

Из-за невыносимых условий болезни и смерть были здесь обычным делом. Когда один из осужденных умирал, его зарывали в ближайшем болоте, где сочная трава быстро скрывала все следы на потревоженной земле.

В первые месяцы заключения Шон семь раз пытался бежать. Каждый раз его ловили и избивали до полусмерти. Он перестал вести себя опрометчиво и понял, что терпение и настойчивость, судя по всему, его единственный путь на волю. Шон О'Тул не боялся смерти. Тысячу раз он хотел умереть вместо Джозефа. Но постепенно ему стало ясно, что смерть — это единственный путь на свободу. Именно жизнь есть ад на земле. Жизнь в неволе хуже любой смерти.

Лишения, голод, паразиты и жажда больнее задевали его, чем грубость, грязь и невероятно тяжелый труд. Шона настолько переполняла ярость, жгла ненависть, что вера в Бога не долго поддерживала его. Прошло совсем немного времени, и он понял, что только вера в собственные силы поможет ему пройти через это испытание.

Остаться в живых. Это стало его первостепенной задачей. Он должен выжить, чтобы отомстить. Все необходимое для выживания оказалось под рукой. Ему требовалось только три вещи — еда, сон и работа. Он знал: чтобы выжить, следует забыть обо всем остальном. В его мыслях не осталось ничего другого. Стремление к свободе, голод, жажда, любовь — увы, отступили на задний план. Все помыслы, все усилия должны быть направлены на то, чтобы выжить.

Он был полностью зависим от стражников на борту “Справедливости”, но четко контролировал все свои мысли и действия. Но вот его сны, это совсем другое дело! Сначала юноша был слишком измучен, чтобы их видеть, но, как только свыкся с тяжелой физической работой, его сон обрел крылья. Шон проплывал семь соленых морей, питался амброзией и занимался любовью с женщиной. Ее волосы казались похожими на дым. Его сновидения были так эротичны, как будто он объезжал диких кобылиц в волшебном краю!

Первый год оказался самым трудным. Потом Шон привык ко всему. О'Тул укрылся в железном панцире, защищавшем его от всех эмоций, кроме одной — жажды мести. Ненависть огненным живым существом поселилась в его душе.

Он держал в узде боль, голод, усталость, печаль и большинство воспоминаний. Его мысли о доме были пропитаны таким горьким чувством вины, что он поклялся не думать больше о родных, пока не обретет свободу. Но вот поразмышлять о семье его врага — это совсем другое дело. Ненависть к Монтегью распространилась на всех его близких. На его брата графа Сэндвичского, племянника Джека, жену Эмбер, сына Джона и дочь Эмерелд. Он отомстит им всем. Каждый вечер Шон повторял словно литанию: “Я их достану, даже если мне придется ради этого спуститься в ад!”

Шон О'Тул ел все, что попадалось ему под руку. Его не смущало, что сухари кишели амбарными долгоносиками, жидкая овсяная каша прогоркла, хлеб заплесневел, а вода воняла. Он из всего извлекал пользу. Благодаря юности и силе Шон подчинил себе многих арестантов постарше и послабее и отбирал у них еду. Он делал это, не мучаясь чувством вины, потому что совести у него не осталось.

Постепенно тяжкий труд иссушил налитую, упругую, юную плоть. Шону доставалась самая тяжелая работа по сравнению с остальными осужденными на “Справедливости”. Но он получал удовольствие от трудностей, потому что благодаря им становился сильнее, выносливее и крепче. По истечении второго года заключения его больше не приковывали к борту судна. Шон решил, что лучше быть прикованным к другому узнику. Таким образом хотя бы одна рука оставалась свободной.

На третий год О'Тул научился справляться со своим гневом, во всяком случае, не давал ему воли. Шон частенько отпускал сардонические замечания и остроты, так что даже охранники смеялись. Ирландское желание выжить въелось в его плоть и кровь, подкрепленное надеждой и верой в судьбу. Голод, убийства, порабощение, преследования, выпавшие на долю его предков более чем за шесть веков угнетения Ирландии, подарили Шону умение контролировать себя, столь необходимое ему, чтобы выжить. Единственное, что он не мог контролировать, не хотел контролировать, это свою жажду мести.

Мысли об отмщении стали его единственным удовольствием. Он не мог расстаться с талисманом, постоянно напоминавшим ему о прошлом, — со своим изуродованным большим пальцем. Смерть оказалась бы слишком легким наказанием для его врагов. Смерть — это нежное, мягкое воздаяние. Жизнь, ставшая несчастьем, — вот он ад. Жизнь — вот истинный ад на земле! Шону хотелось, чтобы все его враги прожили достаточно долго, чтобы вынести все страдания, всю боль и унижения, которые он для них задумал.

Прошли четыре года его заключения. Шон провел достаточно времени в тюрьме, чтобы переместиться на первую из нижних палуб. Его любимой работой стала самая тяжелая — доставать ил со дна Темзы. Он был отличным пловцом и ныряльщиком, с блеском выполнявшим любое задание. Он не чувствовал холодной воды, и одежда высыхала у него на спине.

Пока тело Шона накачивало послушные мускулы, его мозг приобретал остроту бритвы, постоянно обдумывая возможность побега. Когда пошел пятый год его каторги, О'Тул больше не думал о попытках побега. Попытки будет недостаточно. Следующий побег должен стать удачным.

Шон О'Тул с неохотой выбирался из глубин сна. Всепроникающая вонь ударила ему в ноздри, он ощущал ее даже на языке, настолько она была сильной. Ничто не воняет так отвратительно, как мужики, запертые вместе на многие годы. Моча, кал, рвота, пот, мокнущие раны, запах гнили и человеческого несчастья образовывали миазмы, въевшиеся в деревянные части корабля-тюрьмы.

Привычные звуки наступающего утра донеслись до его слуха — кашель, плевки, стоны, смешанные с извечным звоном цепей и постоянным пошлепыванием вод Темзы о борта судна. Шон чуть-чуть поворочался на твердых досках, потягиваясь постоянно ноющими мускулами. Пока он поворачивался, тараканы пустились врассыпную от его ног, их ночной пир закончился до тех пор, пока узник не уснет снова.

Шон почувствовал тянущий голод в глубине желудка, но жуткий холод и пробирающая до костей влажность больше его не волновали. Он открыл глаза навстречу темноте, но видел все. Потемки больше не являлись помехой его зрению. Его ноздри расширились, вдыхая знакомый смрад. Скрежещущие, хриплые звуки музыкой отдавались у него в ушах.

Боль в мышцах и голод в кишках говорили ему, что он все еще жив. Он прожил еще один день. Значит, стало на день меньше до поставленной им цели.