Страница 80 из 116
– Слушай, а скажи честно, зачем ты меня сегодня позвал?
– Для того, чтобы поговорить. А ты что, иначе думаешь?
– Ага. Думаю, что тебе трахаться не с кем стало.
– И ты что, за этим и приехала?
– Но-но! Только попробуй! Отбиваться буду, а я сильнее. К тому же у меня месячные.
Последнее добавление — с гнусненькой такой ухмылочкой. Пакостливенькой. Гм… М-да… Однако… На этом — меня прорвало. Приподнял её за шкирку и начал говорить. Долго. Минут пятнадцать без перерыва. Второй раз в жизни я говорил женщине все те слова, которые ни один джентльмен не должен говорить ни одной даме ни при каких обстоятельствах. Что любопытно — говорил той же самой женщине, что и в первый раз. Тогда это для меня кончилось тем самым первым микроинфарктом в моей жизни. Сейчас – была твёрдая уверенность, что иначе нельзя и ничего страшного. Привык, наверное. Завершив свою мысль, я дотащил её до дверей и выгнал. С трудом удерживаясь от того, чтобы ещё и пинка прописать напоследок.
Закрыл за Кристиной дверь, минут пять сидел, остывая, курил, а затем — почему-то решил послушать музыку. Альбом, который я купил за пару недель до того, пару раз пытался послушать, но ни в текст, ни в музыку въехать так и не смог — не ложилось на душу и всё тут. А потому убрал подальше. Теперь же — вытащил и включил. Зачем — не знаю. Наверное, затем, что всякая музыка, которую понимаю, заточена под какое-то из знакомых мне настроений, а теперь, когда мозги были на грани закипания от страшного коктейля из любви, злобы, бессилия, отчаяния… Только что-то, ранее непонятое, могло сработать. Вот такое и достал. Вышедший месяц назад новый альбом Procol Harum, который «Wells on Fire».
Музыка заставила дрожать каждую клетку в организме, заставила каждый нерв вытягиваться в струну и звучать в резонанс. Мощные аккорды наносили физически ощутимые удары по всем чувствительным точкам. Тексты песен раскалёнными гвоздями протыкали душу насквозь. Контрапункты органа поднимали из глубин души неведомые ранее ощущения, активируя новые для меня уровни мышления. Я просто сидел и слушал. Не думая ни о чём. Всё прочее происходило где-то в подсознании. Курил сигарету за сигаретой. Пил одну чашку чаю за другой. Прослушав – включал опять. Второй раз… Третий…
Когда музыка стихла в четвёртый раз — я был избит, я был опустошён. Но теперь я твёрдо знал, что делать. Ясность мысли была поразительной. Я знал, что все слова, которые я несколько часов назад произносил в адрес Кристины, прямо приложимы и ко мне. В полной мере. Что я идиот. Что я сволочь. Что я слепой ишак. Эгоистичный подлец. Что Ленка в беде. В гигантской беде. Что всё, что происходило, — имеет ответ не в Ленкиных раздумьях и решениях, а в каких-то внешних, неизвестных мне причинах, а Ленка отчасти не понимает, что происходит, а отчасти – понимает, но не видит выхода и до дрожи в коленках боится меня во всё это впутывать. Что её нужно спасать, а не выбрасывать из головы. И даже не думать о том, что происходит сейчас. Это не имеет значения. Не думать о том, что происходило ранее. Это также не имеет значения. Отсечь прошлое. Отсечь настоящее. Строить будущее, и только его. Менять всю жизнь и Ленке и себе. Менять самого себя. Менять её. Не давать ни малейшего повода задумываться о прошлом, о том, что нас растащило в разные стороны. Построить такую жизнь, в которой было бы исключено любое внешнее влияние на наши отношения. Включить все резервы, не хватит – найти новые. Не жалея сил ни своих и ни чужих, сделать так, чтобы вся наша дальнейшая жизнь была ежеминутно наполнена Интересным. Не оставить ни минуты, ни секунды на то, чтобы усомниться в правильности происходящего. Ленка хотела, чтобы у меня возродилась та энергия, которая в той давней пещерной эпопее имела место быть? Замечательно. То есть — чорта с два. Будет десятикратно бóльшая. Тогда я одну гору своротил – сейчас придётся десять, и я это выполню. А сейчас мне надо сделать так, чтобы у меня не было обратной дороги от принятых решений. Чтобы любому, при первом же взгляде — было видно, что я новый человек. Чтобы это было правдой. Если Ленка это увидит, если я смогу сделать так, чтобы она это увидела, — я её спасу. Если спасу — ура. Не спасу — не будет мне прощения. Да и жить, наверное, не смогу.
Всю ночь я не отходил от телефона. Звонил во все концы страны, звонил за границу. Вытряхивал из постели людей, общение с которыми прервал много лет назад. Договаривался. Договаривался о том, что мы с Ленкой будем делать в каждую минуту следующих двух лет. Об исследовательских экспедициях во все те места, которые жили в её мечтах и в которые я не успел её свозить. Договаривался о работах, которые я выполню, о переизданиях, которые я ранее запрещал. О выставках. О концертах. Договаривался с врачами, которые меня поставят на ноги сейчас и подтянут в дальнейшем. С аптекарем, который привезёт мне через час жуткую химию, предложенную одним светилом экстремальной медицины, которая должна была обеспечить мне возможность выполнить завтра всё намеченное, но при этом не загнать в гроб. Словом — занимался массой вещей, для меня несвойственных, если не сказать что совсем невозможных. К утру все два ближайших года были поминутно распланированы да и финансово обеспечены. Я не знаю во всей истории географических исследований более насыщенной и интересной программы, чем получившаяся.
Собственно, подсознательно я, вероятно, понимал уже почти всё. И про наркотики — потому и такая программа действий получилась, что слезть с винта можно только мобилизовав все внутренние поплавки, сколько их есть у человека. И про то, что именно происходило. И про то, что за всем стояла Ленкина матушка. Что Ленка, поняв, что подсела на наркоту, и увидев, что от этого своего нового любовника ещё и неминуемо залетит, начала дёргаться. Что не кто иной, как матушка, которая считала Михаила, представленного ей многообещающим журналистом, хорошей партией для Ленки, увидев эти дёргания, сама и предложила Ленке, раз уж потенциальным мужем она теперь обеспечена, восстановить меня как любовника, поехать на ночь ко мне, а она прикроет. Что Ленка увидела в этом шанс сорваться. Если вдруг забеременеет не от него, а от меня. Что всё дальнейшее объяснялось тем, что Ленка скорее всего сама не знала, от кого ребёнок. И жутко боялась матушки. Единственное, чего я всё же не понимал, даже на подсознательном уровне, — так это того, что есть третий фактор влияния, и имя этому фактору — Ленкина психика. А ещё у меня были слишком оптимистические представления на предмет возможных пределов подлости человеческой.
Подсознательно — понимал. Но не более. На уровень мысли всё это пробиться не могло, не успевало. Мозг был перегружен как никогда в жизни. Единственное, что пробилось, так это понимание, что ключ ко всему в этой гадине, которая Ленкина матушка, и что впредь подпускать к ней Ленку можно будет только в своём присутствии и в ограниченных дозах.
Понял я и ещё одну важную вещь. Очень важную. Как ни странно — только в этот момент я понял разницу между настоящим чувством и всеми прочими разновидностями привязанности. И что здесь — именно настоящее. Совершенно банальный критерий получился. Настоящее — это когда для того, чтобы переступить через себя, через все свои привычки и убеждения, не думаешь ни секунды. Когда вещи, являющиеся фундаментом собственного воспитания, вдруг становятся незначимы. Нет, не просто ради предмета своего чувства. Из долга по отношению к нему. Когда не думаешь — а знаешь. Знаешь, что это — главное. Восстановить отношения с десятком людей, которых надеялся никогда в жизни больше не увидеть? Куда делась телефонная трубка, она мне срочно нужна??? От кого у Ленки ребёнок будет? Да какое мне дело до того? Как можно возвращать изменившую и предавшую женщину? С радостью. Я знаю, что нужно для того, чтобы это никогда не повторилось. Как можно верить наркоманке? Можно. После того, как снять её с наркотиков. А как снять — не проблема, смогу.
К утру я был выжат досуха. Чтобы удержаться на ногах, принял ванну. Побрился. Как будто иду на последний бой — оделся во всё новое. Сходил в парикмахерскую, обстриг нафиг свой длинный хэйр. Последний час — обдумывал и репетировал то, что я собираюсь сказать Ленке. Я прекрасно понимал, что в моём распоряжении будет не более пяти минут. То есть, наверное, конечно, больше, но если не смогу переломить ситуацию за первые пять минут — я проиграл. Так, теперь как в разведке… Мягко встали, опробовали, как руки-ноги шевелятся, как снаряжение подогнано, попрыгали, не звенит ли что… Три, два, раз… Ну, с богом!