Страница 81 из 116
Два года спустя:
– Ты спросишь про Любовь? Думаю, что в этом ты сам всё прекрасно понял, в этом ты не ошибся. Ты скажешь: как же в таком случае ты могла всё так оставить? Ответа у меня нет. Моя глупость, непроходимая тупость, эгоизм, неверие в себя (кто я такая, что ты меня полюбил, что до сих пор думаешь обо мне и о моём спасении), идиотская жалость к Мише и пр. А перетягивание каната — повторю, было не между тобой и мамой, а между тобой и им.
– Лен, но я ж своими ушами слышал, что говорила твоя матушка…
– Знаешь, я у неё спрошу.
– Лен, ну ты сама посуди… Вот ты говоришь, что перетягивание было между мной и им. Что ты предоставила нам решать. Но ведь не было этого! Мне не предоставлялось ни единой возможности за тот канат дёрнуть. Всё перетягивание закончилось с твоим уходом. Ты мне говоришь — но в ответ меня не слушаешь и не слышишь, вместо того сразу же бежишь его слушать. Пишешь, что решила свалить отдохнуть, чтобы в психушку не попасть, – и берёшь путёвку вместе с ним. Но утверждаешь, что любила и любишь меня. Все возможности — ему, ни одной — мне, и это ты называешь перетягиванием? Разве не очевидно, что это какая-то внешняя установка, воздействие со стороны?
– Не помню. Слушай, хватит про маму. Я прекрасно понимаю, кто она такая, и теперь я не пускаю её в мою жизнь.
– Лен, а почему ты пишешь, что он знал о твоём визите ко мне первого октября, о том, что он тебя потом ждал около работы? Ты же тогда мне прямым текстом спустя неделю хвасталась, что только вчера рассказала ему о моём существовании в природе… И столь же прямым текстом — о том, что он приехал к тебе на работу только после обеда… И что если бы я приехал раньше, вернул бы тебя. У тебя же не было никакой надобности врать, я тебя вообще не спрашивал ни о том, ни о другом?
– Не помню… Я вообще с тех пор многое забыть успела. Опять же — его комменты в твой адрес. Но в этом тоже только я виновата, что всё это допустила, ничего тебе толком не разъяснив. А что хуже, ему тоже… А Миша, знаешь, у него все представления о жизни с ног на жопу перевёрнуты, простые вещи кажутся ему сложными, сложные — простыми, серьёзные вещи он считает фигнёй и наоборот. Именно это мне тогда и надо было…
Ещё год спустя:
– Лен, а ты вычислила, кто тебе этого уродца подсунул, это вторая Лена сама по себе его нашла или она только исполнитель, а кандидатуру с другой стороны предложили?
– Да никто мне его не подсовывал.
– Ну это же не так… Во-первых, это была вторая попытка…
– Как вторая?
– Да вот так. Я не знаю зачем, но ты регулярно с моего компьютера заходила на сайт music laboratory, а там — зачем-то в тот раздел форума, в котором посетителей полторы штуки в месяц. Кроме того, перед Тиманом ты рассуждала вслух, не вернуться ли тебе к музыкальной деятельности… Это разве может быть случайно, что в день нашего возвращения с Тимана твой уродец разместил именно в этом разделе форума своё идиотическое объявление?
– Какое объявление?
– Да вот такое. Что я, мол, хочу создать группу арт-рока с сильными клавишными. Закончил, мол, курсы рок-певцов, умею, мол, держаться на сцене, имею, мол, большие организаторские способности… На клавишах собираюсь играть сам, но не умею, потому на клавиши будет нужен такой музыкант, чтобы сам играл, а параллельно меня учил…
– Да, это явно его манера. Я этого не читала. Какой-какой сайт?
– Вот этот…
– Впервые вижу. А вообще — знаешь, хочешь смейся, хочешь нет, но мы с Мишей недавно попытались вспомнить, где и как мы познакомились, и не смогли. И я не помню, и он не помнит…
– Погоди-погоди… Ты же рассказывала, как пыталась встретиться в кафе со второй Леной, та не пришла, зато ты там познакомилась с ним?
– Нет, там другой человек был. А с Мишей мы познакомились где-то в Интернете, на каком сайте — не помним, долго переписывались, потом решили встретиться, где встретились — не помним…
– Слушай, но ты же по своей инициативе рассказывала… И я видел твои глаза… Ты не могла тогда в этом врать, да и незачем тебе было!
– Не знаю. Но это был другой человек.
– И год назад ты писала, опять по своей инициативе, что встретила его случайно тринадцатого сентября, а перед тем приняла решение ко мне возвращаться, и только после принятия этого решения позволила себе отвлечься? Долгая переписка просто по срокам никуда не помещается.
– Не знаю. Я сейчас вообще ничего не знаю, у меня сейчас всё перепуталось. Год назад я прочитала твою новеллу и те мои два первых визита вспомнила в деталях, да и всегда помнила, а сейчас, как видишь, — путаю, что было в первый раз, а что во второй, а иногда мне кажется, что вообще только один раз к тебе приходила, вот только не помню, когда…
Итак — поехал я к Ленкиной конторе. Ленки не было, отъехала с документами в другую организацию. К сожалению — на лестнице столкнулся лицом к лицу с её начальницей. Пять часов я слонялся вокруг, периодически проверяя. После обеда начальница сказала, что Ленка сегодня уже не появится. Собственно, ложью оно не было — эта тварь скинула Ленке сообщение на пейджер, что я караулю около конторы и что та может на работу не возвращаться. Но Ленка вернулась. И я не поверил и не ушёл.
Она шла по тротуару как робот. Не видя никого и ничего. Слушая плеер. Музыка на её лице, всегда очень живом, не отражалась никак. Пустое лицо. Механические движения. Пожалуй, подходит слово «обречённость».
До того, как я её остановил, просто встав на её дороге, она не замечала и меня. Заметив — остановилась и посмотрела. Не сказала ни слова. У неё даже не дрогнул ни один мускул на лице. Я объяснил, что хочу рассказать важное и что для этого достаточно несколько минут. Пообещал, что о прошлом ни слова говорить не собираюсь. О её любовнике — тоже. Упрёков и обвинений — опять же не будет.
– Володь, уже поздно. У нас с Мишей тоже всерьёз. Вчера мы купили вторую крысу. Я его уже познакомила с мамой. А через три дня мы уезжаем отдыхать в Турцию.
Следующие пять минут я говорил. Механически и последовательно я описывал всё, чем занимался последние пятнадцать часов. Начиная с визита Кристины. О чём думал. Что чувствовал. Что понял. Кому и зачем звонил. О будущем. О том, что мы с ней будем делать. Ближайшие два года в деталях, далее — крупными мазками. Просто перечислением. Включая свадебное путешествие на Пинегу. Включая весеннюю поездку в заветные пещеры Кугитанга. Если ребёнка она не удержала — с обещанием зачать нового в самом красивом зале пещер, который мы обязательно должны в той поездке найти… Клялся никогда и ни словом не вспомнить прошлое. Просил прощения за свою глупость. За свой эгоизм. Клялся, что больше она меня таким, как видела раньше, — не увидит никогда. Только таким, как сейчас. Клялся, что больше не позволю её матери рушить наше счастье. И так далее, и так далее…
Я не люблю клятв. Я не люблю сентиментальности. Есть в них какая-то фальшь. Настоящая романтика должна и быть настоящей. Она должна выражаться в делах, а не в словах. Настоящие чувства тоже не нуждаются в словах. Не нуждаются и в ритуалах. Но сейчас — я клялся, твердо зная, что иначе нельзя. Что именно эти глупые и заезженные слова — и есть единственно честные. Что любые другие будут ложью.
Заканчивал я свою «речь» — стоя на коленях в грязной луже на проезжей части Петровки. Идиотически-шаблонной просьбой выйти за меня замуж. А она — стояла на коленях напротив, в соседней луже, взявшись руками за мои руки, и тоже просила прощения. За то, какой стервой была. За глупость. За предательство. За тот же эгоизм… Наверное, забавнейшее было зрелище для прохожих. Но прохожих никто из нас не видел.
Зашли к ней в контору. Я сказал её начальнице, что как минимум несколько дней Ленки не будет. Готов компенсировать тем, что сколько нужно переводов, составлявших часть Ленкиной работы, — сделаю сам. Пусть скажет, сколько и когда. Та испепеляла меня взглядом. Пыталась воздействовать прямо не Ленку, игнорируя моё присутствие. Ленка молча выслушала, после чего развернулась, взяла меня под руку, и мы ушли. Не попрощавшись.