Страница 79 из 116
Два года спустя: «И тут я не удержалась, оказавшись в твоём районе, — не сдержалась и ломанулась к тебе. Веришь ли — просто с дружеским визитом, чисто посмотреть — как твои дела. При этом думая, что уже точно остаюсь с Мишей, всё уже решено. На всякий случай взяла с собой крысу. Сам знаешь — ни фига не вышло. Да и не могло ничего выйти. Не помню, как я добралась тогда до дома, не попав под поезд метро. Люди от меня шарахались, я ничего вокруг не видела. Дома я часа три орала в голос, что не могу без тебя жить. Это слышал, наверно, весь подъезд, да какой там, весь дом! Миша в свою очередь говорил мне, что не сможет жить без меня. А я понимала, что это уже сегодня слышала от тебя, и мне становилось ещё хуже. Дальше я поняла, что надо отсюда свалить подальше, отдохнуть, иначе все закончится психушкой».
Я перестал понимать что бы то ни было. Следующие несколько дней я пытался выбросить её из своей жизни. Не получалось. Пытался сложить факты и найти ответы. Опять не получалось. Пытался срочно найти себе новую девушку. Снова не получалось. Я твёрдо знал, что делать что-то надо, и делать немедленно и очень жёстко. Иначе — неизбежен следующий такой же визит, а там скорее всего появятся трупы. Или как минимум — психи. Никакой человек не сможет выдержать подобного кошмара. Я твёрдо знал, что Ленка отслеживает мои фотографии, выставляемые на Иероглиф. Значит — всё. Этих фотографий больше не будет. Вытащил какую-то из совсем старых пещерных карточек, абстрактную такую, на которой не пойми чего нарисовано, выставил, под ней попрощался с народом, написав, что причины завершения моего там присутствия сугубо личные и виноватых искать незачем… Теперь надо было продемонстрировать Ленке, что я активно ищу себе новую девушку, а лучше всего — что уже нашёл. А заодно понять, что делать с намеченной на послезавтра иероглифовской тусовкой в каком-то кафе. Я человекам пяти твёрдо обещал там быть, более того — обещал для желающих, буде найдутся, устроить продолжение банкета у себя дома, а выполнять обещания я как бы привык. Проблем с тусовкой было две: во-первых, как обещания исполнить, если я после микроинфаркта не особо транспортабелен, а во-вторых, после тусовок на Иероглифе появляется масса фотографий оттуда, заблокировать их появление невозможно, а допустить, чтобы Ленка увидела на этих карточках, в каком я состоянии, было никак нельзя. Особенно если я там буду один. То есть, девушку надо найти срочно. Убедительного вида. Ленка мои вкусы немного знает, провести её на мякине хрен получится. Пусть не для романа, пусть для создания видимости романа, но — обязательно.
Одна из моих соседок, Наталья, попыталась помочь. Затащила ко мне целую компанию своих подруг. То ли двух, то ли трёх, уже не помню. Со скрипом мобилизовавшись, я их смог немного накормить, немного напоить, немного развлечь хорошей музыкой… Рассказал в общих чертах о ситуации. Просить — язык не повернулся. Самим догадаться и предложить — ни одна из них не догадалась. Или догадалась, но нафиг незачем ей это было. В общем, облом. То есть, это я тогда думал, что облом. Одна из девушек, Ника, оказалась именно той, которой суждено было не только прочно войти в мою жизнь, но и сыграть важнейшую роль во всём дальнейшем развитии событий вокруг Ленки.
Проводив их, я опять полез в Интернет продолжать поиски, и вдруг — нашёл. Нашёл девушку, которая хотела познакомиться, которая азартом и непосредственностью до боли напоминала Ленку и притом довольно симпатичную. Звали её опять Аней. Эх, запутается сейчас читатель в Анях, которых вот уже третья, да и ещё появятся… Про тусовку я ей даже рассказать не успел, как она уже согласилась приехать назавтра в гости.
Разумеется, при очном знакомстве я мгновенно понял, что ничего не выйдет. Не мой стиль, не романтичная девушка, а начинающая светская львица, да и просто идея тут же, не отходя от кассы, заменить кем-то Ленку — была утопичной. Неплохо, что и Аня сразу поняла примерно то же самое в обратную сторону. Установился нормальный дружеский контакт, и вот здесь — я уже попросил. Согласилась. Отыграла с блеском. Отвезла меня на тусовку и обратно. Там не отходила ни на шаг, старательнейшим образом изображая наличие романтических отношений. Наливала мой стакан, в нужные моменты подносила зажигалку и пепельницу, ибо сам я практически не был в состоянии шевелиться. Смотрела влюблёнными глазами. Обманула всех. Трое или четверо моих друзей спрашивали её, как мне удалось в столь короткие сроки после Ленки — охмурить столь роскошную даму. Она загадочно улыбалась всем. Спектакль был настолько блестящ, что моё предложение продолжать пьянство у меня — было забыто. Все видели, что они будут лишними. Напоследок мы исполнили коронный трюк — выйдя из кафе, с грехом пополам и через не могу, под щёлканье десятка камер, влезли на светофор и выпили последнюю бутылку там, после чего поймали такси и торжественно отбыли. Майн готт, как же я на следующий день матюгался, обнаружив, что из всего материала, наснятого на тусовке двумя десятками фотографов, — на Иероглиф попала ровно одна карточка с моей физиономией. На светофоре. Без уже слезшей Ани, без пива. Крупным планом. С перекошенной от боли физиономией и закушенной губой. Чорт побери!
И всё зазря. На следующий день мне позвонила Ленкина начальница с работы и спросила, что ж я, мол, делаю? Вчера, мол, Ленка зашла в Интернет, увидела мою «прощальную» карточку, и… И её увезли на «скорой». Сказать, что я лез на стенку, — значит ничего не сказать. Дня два я был сам не свой, потом позвонил Ленке на работу сам, и — о, чудо, трубку взяла Ленка. Убитым и усталым голосом она рассказала, как её откачивали врачи и психологи… Рассказала, что это не в первый раз произошло… Что любое воспоминание обо мне, любая увиденная фотография валят её с ног, а она не может удержаться от того, чтобы смотреть их снова и снова…
Позвонил я второй Лене, попытался убедить, что её лучшей подруге нужна помощь. Та заявила открытым текстом, что как раньше ни мне, ни ей не помогала, так и впредь не будет. Потому как у неё такой жизненный принцип, что люди должны решать свои проблемы сами. «А как с тем, что ты у нас помощи просила и получала?» — «А так, что у вас одни принципы, а у меня другие». – «А как с тем, что она твоя самая близкая подруга?» — «Была». В общем — даже не стала отрицать своего предательства.
Ещё три пропитанных безумием дня. Опять заглядывала Наташа с подругами, чуть-чуть в другом составе и опять бестолково. Похоже, что она последовательно выполняла стратегический план предъявить мне всех своих знакомых девушек — вдруг хоть одна да сможет разорвать этот порочный круг. Пара друзей заглянули и в ужасе бежали… Вдруг — телефонный звонок. Звонила Кристина. Та, которая из начала романа. Первая ссора с которой вылилась в «незнакомство» с Ленкой. Девушка, проломившая стену моего кризиса и вернувшая меня к жизни. Первая девушка в моей жизни, которой удалось довести меня до микроинфаркта. Последнюю пару лет она изредка заезжала в гости в статусе просто знакомой.
Я предложил ей приехать. Нет, я не имел в виду ничего такого. Надо было выговориться. Может быть — попросить совета. Но нормального общения не получилось. Совета я от неё тоже не дождался. Выслушать — она выслушала. Но чтобы подумать и сказать что… Она была слишком занята. Занята тем, что рассказывала сама. Рассказывала три часа. Про свои проблемы. Про жуткий клубок из мужа, любовника, ребёнка и всяких домашних животных. Про то, как она добивалась от мужа, чтобы тот её отпускал к любовнику, своему лучшему другу. Про то, как она им предложила жить втроём; муж согласился, а любовник, сволочь такая, взял да и бросил её. Про планы мстить ему. Про взаимные подлости с коллегами на работе. Про мечты, оставшиеся мечтами. Про кормление семьи картошкой, которую друзья воруют из слоновника в зоопарке. Про дарение дочке вместо вожделенной кошки — поросёнка, от которого толку в доме больше, так как потом можно заколоть и на мясо пустить. Собственно, кончилось тем, что я высказал ей всё, что об этом думаю. Предельно открыто, предельно прямо и отнюдь не стесняясь в выражениях. Господи боже мой, и это — девушка, в которую всего четыре года назад я был влюблён до розовых соплей! Наверное, час мы ругались в самых последних выражениях. Разговор пошёл на злобу. Разговор пошёл на взаимные унижения.