Бремя секретов

С каждым днем мама становилась все слабее. У нее была лейкемия. Умерла мама в больнице. Я чувствовала облегчение оттого, что она так и не узнала всей правды — что госпожа Такагаши, наша соседка в Урагами, встречалась с отцом, а Юкио был их сыном.

Через несколько месяцев после смерти мамы я вышла замуж за твоего отца. Мне тогда было двадцать два года».

«Прости, Намико, что столько лет я ничего не рассказывала ни о своих родителях, ни об атомной бомбе. Вместе с моим телом мне хотелось похоронить все то, что я знала и хранила в себе. Но твой сын постоянно задавал мне вопросы, да и скрывать правду не имеет смысла. Закончив это письмо, я отвечу на его вопросы. Наверняка и ты тоже получишь ответы на свои вопросы. Если бы я продолжала молчать, смерть бы все оттягивала с приходом. А я уже отжила свой век. И если как-то раз я не смогла поужинать одна — значит, настала пора умирать. Ты понимаешь меня?

В любом случае твой сын поступает правильно, расспрашивая о своих предках. Не будь их, не будь меня и даже моего преступления, вас с сыном тоже бы не было. Он еще совсем юный, но уже достаточно зрелый, чтобы понять историю моей жизни. Когда-нибудь ты покажешь ему это письмо.

Сегодня под утро мне приснился сон.

Я шла вдоль кладбища, расположенного неподалеку от дома, и заметила там людей, одетых в черное. Позади них стояли двое с лопатами. На том кладбище я часто видела похороны. Однако я остановилась: лица показались мне знакомыми. Там были родственники твоего отца, госпожа С., мой внук и ты, Намико. Я прошла за ограду и приблизилась к собравшимся. Все бросали цветы на крышку гроба, который уже опустили в яму, вырытую рядом с могилой твоего отца.

Я спросила одного из провожавших:

— Кто умер?

Он обернулся и посмотрел на меня. Это был господин Т., друг твоего отца.

— Госпожа К., — ответил он.

— Госпожа К.? — удивилась я. — Что за госпожа К.?

— Юкико К., — объяснил он. — Вы ее знали? Жена господина К., одного из моих друзей, который скончался семь лет назад от рака желудка. Госпожа К. выжила во время взрыва атомной бомбы в Нагасаки. Она была очень предана мужу. Теперь они вновь соединятся где-нибудь на небесах.

Слушая его, я подумала, нисколько не удивившись: „Госпожа Юкико К. — это же я. Неужели я умерла? Тогда кто — я?“

— Кто вы, господин?

Кто-то окликнул меня сзади мягким, нежным голосом. Я обернулась и увидела тебя, Намико. Я не поняла, почему ты обратилась ко мне „господин“, но все же ответила:

— Я не из здешних мест.

В руках ты держала букет камелий. Красные лепестки и желтая сердцевина ярко выделялись на фоне твоей черной одежды. Я не могла оторвать глаз от цветов.

— Хотите одну камелию? — спросила ты. И добавила: — По-японски эти цветы называются цубаки. Мама очень их любила.

Ты протянула мне камелию. Я взяла ее и сказала:

— Вы так любезны. Спасибо. Красивый цветок.

И ты бросила камелии на крышку гроба. Могильщики начали засыпать яму землей. Я смотрела на гроб и думала, кто же лежит внутри.

Потом я ушла. У ворот я обернулась, но возле могилы уже никого не было. „Где же они?“ По кладбищу стлался туман, который начинал окутывать все вокруг.

Я свернула на улицу, где были магазины, и, растерянно посмотревшись в стекло одной из витрин, закричала: „Это не я!“ В витрине отражалось лицо старика. Я внимательно пригляделась к отражению и заметила в своих глазах печаль. У меня было… у меня было лицо Юкио!»

Переворачиваю страницу: на ней пусто. Письмо мамы оканчивается именем Юкио, ее сводного брата, в которого мама была влюблена в юности. Кладу письмо обратно в конверт и продолжаю держать его в руках, сидя с закрытыми глазами на кровати.

Да, мама рассказала мне все, что я хотела знать. Но есть что-то еще… то, чего она так и не сказала. Пытаюсь собраться с мыслями и понять, что в этой истории не так.

Прошло несколько недель. Воскресенье. Сын недавно вернулся из Соединенных Штатов, где он провел две недели каникул у своего отца.

Вечером он спросил:

— Помнишь, накануне своей смерти бабушка рассказывала о христианах в Нагасаки?

— Да, хорошо помню.

— На прошлой неделе папа сказал мне: «В Нагасаки, особенно в долину Урагами, ехали христиане, которых преследовало бакуфу. Тысячи людей из числа тех, которые первыми приняли христианство, были высланы из страны, подвергнуты пыткам или убиты. Но их последователи продолжали отстаивать свою веру; тогда не было даже миссионеров. Это длилось больше двух веков». И атомная бомба упала на святую землю, прямо напротив церкви, как говорила бабушка. А знаешь ли ты, мама, что испанский миссионер, который принес в Японию христианство, прибыл туда 15 августа 1549 года? Невероятное совпадение: в этот же день в 1945 году Япония капитулировала. Вот ирония… правда, мама?

— Ирония? Не знаю. Возможно — судьба, назначенная земле мучеников, чтобы раз и навсегда положить конец войне.

— Судьба? Сейчас ты говоришь совсем как бабушка.

— На самом деле это слова твоего дедушки-пастора, который тоже живет в Штатах. Ты звонил ему, когда гостил у папы?

— Да. Мы много говорили обо всем этом, и он сказал, что квартал Урагами не был мишенью, намеченной изначально американцами. Бомба должна была упасть на центр города, американцы целились в трех километрах к югу от Урагами. Однако в тот день центр Нагасаки закрывали плотные облака. Но и Нагасаки выбрали случайно: бомбу готовили для соседнего города под названием Кокура, где находились склады оружия. Помешала плохая погода, и американцам пришлось сменить цель. Более того, вторую бомбу собирались сбросить одиннадцатого августа, а не девятого.

— Тебе известно столько подробностей, о которых я даже не знала.

С гордым видом сын продолжает рассказывать мне то, что узнал от отца и деда. Он провел настоящее расследование. Оказывается, за несколько месяцев до взрыва атомных бомб Рузвельт хотел заручиться поддержкой Сталина в войне против Японии, пообещав ему в случае победы вернуть России территории, которые перешли к японцам. Сталин согласился, ответив, что готов стать союзником Рузвельта через три месяца после капитуляции Германии. А на следующий день после запланированного союзниками захвата Маньчжурии русскими войсками американцы сбросили вторую атомную бомбу — на этот раз на Нагасаки.

Сын говорит долго. Я стараюсь слушать, но его слова проплывают где-то над моей головой. Размышляю над маминым письмом, раскрывшим передо мной секреты, давившие своей тяжестью. Мне по-прежнему кажется, что в письме есть что-то недосказанное. Сын замолчал, и я спрашиваю его нерешительно:

— Ты, случайно, не видел, как бабушка принимала снотворное, которое прописал ей врач? По ночам она мучилась от бессонницы.

— Да, помню. Но я никогда не видел, чтобы бабушка принимала снотворное. Я только заметил у нее маленький пузырек с лекарством.

— Где ты видел этот пузырек?

— В бабушкиной комнате на комоде, возле зеркала.

— Почему ты решил, что это было снотворное? — спрашиваю я.

— Я поинтересовался, что в пузырьке, и бабушка ответила — снотворное. Полный пузырек. Я видел его даже накануне бабушкиной смерти. Думаю, она засыпала и без лекарств.

«Что?» При последних словах сына у меня перехватило дыхание. «Она засыпала и без лекарств».

Подхожу к дому мамы, звоню. Госпожа С. куда-то вышла. Я отпираю замок своим ключом и захожу внутрь. Дверь в мамину комнату открыта настежь, окно тоже распахнуто. Белые кружевные занавески колышутся от ветра.

Иду к комоду, который стоит возле маминой кровати. Рядом с зеркалом ваза с камелиями. В комоде четыре выдвижных ящичка, расположенных в два ряда, а сверху еще три больших ящика. Зеркало начищено до блеска. На мебели ни пылинки. В комнате так чисто, что я не решаюсь ни к чему прикоснуться.