Бремя секретов

На одной из улиц я увидела мужчину, застрявшего под обломками обвалившейся крыши. Когда его попытались спасти и стали тянуть за руку, рука отделилась от плеча.

Я чуть не упала, споткнувшись о чье-то тело. Это оказалась женщина. Половина ее лица и туловища была сожжена. Она протягивала мне руку, чтобы я помогла ей подняться.

Я сказала:

— Простите, но мне нужно отыскать маму. Вот, возьмите эту воду и онигири.

Я подумала, что рано или поздно она все равно умрет. Женщина глотнула из фляги.

— Спасибо… ты очень добрая. У тебя, наверное, хорошие родители, — сказала она со слезами на глазах.

Я брела по окровавленной долине. Вдруг я услышала свист. Я обернулась. На земле сидел мальчик. Он был похож на сумасшедшего. Я вспомнила пленных американских солдат. И, взглянув на серое небо, подумала: „Неужели американцы убили и своих тоже? Знали они о том, что здесь тюрьма?“

И передо мной снова проплыла вереница юных лиц пленных солдат.

Оказалось, что наш квартал полностью разрушен взрывом атомной бомбы, погибли все. „Квартала больше нет? Отец умер, я уверена. Госпожа Такагаши тоже — если с утра она была дома. Где Юкио? Скорее всего, он работал на заводе…“

Я направилась в центр города к маминой родственнице. Крыша дома обрушилась. „Где они? Где мама, где ее кузина с родителями?“

Кто-то окликнул меня:

— Юкико!

Обернувшись, я увидела маму. Она плакала.

— На заводе мне сказали, что утром ты не пришла на работу. Папы не было в лаборатории. Мне показалось странным, что вы оба остались дома. Я сразу побежала к вам. Но весь квартал разрушен. Никому не удалось спастись. Я думала, вы с папой погибли. Смотри!

Она достала из сумки башмаки. Это были башмаки моего отца!

— Где ты их нашла? — спросила я.

— На том месте, где раньше стоял наш дом. Сегодня утром папа, видимо, никуда не выходил.

— Где же он сам?

— Пока не могу найти. Наверное, мне никогда не отыскать его среди всех этих развалин.

Мама сжимала в руках его ботинки. В глазах ее была ярость. Не знаю, какие мысли вертелись тогда у нее в голове.

— Он умер… Умер. Хотела сказать ему кое-что, но теперь слишком поздно.

— Что ты хотела ему сказать? — спросила я.

— Так, ничего. Теперь он мертв, и это не имеет значения.

И она бросила отцовские башмаки в огонь. К ним медленно подползало пламя. Наверное, маме стало что-то известно об отце.

Она спросила:

— Где ты была, Юкико?

— У подруги, — солгала я.

— А впрочем, какая разница! Ты жива и здорова, это главное. Кузина вместе с родителями погибла под крышей собственного дома. Сегодня утром мы с госпожой Такагаши пошли в соседнюю деревню, чтобы в обмен на мое кимоно получить немного риса.

— С госпожой Такагаши? Так, значит, она жива!

— Да. Ей повезло. Если бы она не отправилась со мной, то погибла бы, как твой отец. На прошлой неделе я предложила ей сходить в деревню.

— А что с Юкио?

— Пока не знаю. Госпожа Такагаши ищет его. Юкико, мы должны как можно скорее уехать в Шишибу. Ты ведь знаешь, это поселок неподалеку от Токио. Там нас ждут бабушка с дедушкой. Они переехали в Шишибу несколько месяцев назад, чтобы спастись от бомбардировок. К тому же в Токио больше нечего есть».

«Пятнадцатого августа, после двух атомных взрывов, император Хирохито объявил по радио о капитуляции Японии. Я не понимала, что он говорил, его голос все время прерывался. Кажется, он призывал всех совершить гиокусай. Люди возле радиоприемников принимались плакать, то и дело повторяя: „Война окончена!“ Однако, услыхав новость, я не испытала ни облегчения, ни радости; мне было жаль, что мы теперь не сможем биться до самой смерти.

Но моя война только начиналась. Я упустила возможность умереть за то преступление, которое совершила.

Три недели мы жили в деревне под Токио. Дом принадлежал фермерам, которые продавали нам рис. Незадолго до отъезда мама сказала, что Юкио не погиб во время взрыва. Их с матерью приютил коллега моего отца — до тех пор, пока они не подыщут себе жилье.

За день до отъезда я столкнулась с Юкио на улице.

Он сказал:

— Не знаю даже, как сообщить тебе об этом. Твоего отца убило бомбой. Он всегда был так добр ко мне. У меня до сих пор остались книги, которые он давал почитать.

Я молчала. А потом спросила его:

— А что с твоим отцом в Маньчжурии? От него есть какие-нибудь вести?

— Мы недавно узнали, что его отправили в Сибирь. Он в лагере для военнопленных, — сказал Юкио.

„Значит, господин Такагаши жив?“ — подумала я. Однако ничего не ответила. Между нами повисло тягостное молчание. Я уже собиралась уходить, когда Юкио сказал:

— Почему ты меня избегаешь? Я тебя обидел?

Я покачала головой. У него на глазах выступили слезы. Большая соленая капля покатилась по щеке. Все внутри меня сжалось от боли. У меня не было сил смотреть ему в лицо. Я подумала: „Брат… Ты мой брат. И ты не знаешь этого!“

— Ты больше меня не любишь? — спросил Юкио.

— Люблю. Но нам нельзя встречаться.

— Почему? Что случилось? Скажи, прошу тебя.

— Только не спрашивай меня почему, пожалуйста!

И я побежала прочь.

— Я буду всегда тебя ждать! — крикнул он вдогонку.

Больше мы не виделись. Я даже не обернулась, чтобы взглянуть на него в последний раз. Щеки мои были мокрыми от слез, я бродила по улицам, пока не стемнело. Когда наступила ночь, я зашла в заброшенную хижину и проплакала там до самого утра, не в силах остановиться».

«После войны мы с мамой жили у ее родителей. Здоровье у нее пошатнулось: она не убереглась от атомной радиации, пока искала нас с отцом. Много людей погибло от болезней, вызванных радиацией. У тех, кто выжил после взрыва, даже дети рождались больными. И эти болезни старались скрывать. Все молчали, никто не хотел говорить об атомной бомбе.

Два года спустя родители отца, которые по-прежнему жили в Токио, получили письмо от господина Такагаши. Письмо было адресовано маме. В студенческие годы господин Такагаши часто общался с родителями моего отца. Мама попросила меня забрать у них письмо. Я их не видела с тех пор, как мы вернулись из Нагасаки.

Дедушка плакал, держа меня за руки.

— Бедная моя девочка, — сказал он. — У тебя больше нет отца. А мы потеряли сына, нашего единственного сына. До сих пор не могу понять, почему он захотел работать в Нагасаки. В Токио он занимал хорошую должность. Если бы он не уехал из Токио, то остался бы жив, как и мы. До чего же ужасная судьба!

Господин Такагаши писал, что два года он пробыл в плену в Сибири и работал в невыносимом холоде. Когда он вернулся в Нагасаки, его родители захотели, чтобы он переехал в Токио вместе с женой и Юкио. Но он остался в Нагасаки и продолжал работать в лаборатории, как и прежде. Он сожалел по поводу смерти моего отца и благодарил маму, ведь в то утро — пусть даже и случайно — она взяла его жену с собой в деревню. В конце письма он прибавил, что Юкио поступил в университет.

Складывая письмо, мама сказала:

— Странно.

— Что странно? — спросила я, стараясь не глядеть ей в лицо.

— Все, кто находился в нашем доме, спаслись, кроме твоего отца. Он часто говорил, что не хочет погибнуть на войне.

Я молчала. А мама продолжила:

— Юкико, мы с твоим отцом поженились, потому что так решили наши родители. Я думала, это в порядке вещей — выйти замуж за человека с деньгами и образованием. Однако до свадьбы твой отец встречался с другой девушкой. Она была сиротой. Он не мог жениться на ней: никто в его семье не дал бы согласия на брак. Когда я случайно узнала об этом от своей кузины в Нагасаки, я была настолько поражена, что кузина тут же замолчала. Потом я попробовала расспросить твоего отца, но он ничего не рассказал. Мне хотелось знать, что стало с сиротой. Перед тем как отправиться в деревню с госпожой Такагаши, в то самое утро, когда американцы сбросили атомную бомбу, кузина наконец сообщила мне, что у той девушки родился ребенок. Я разозлилась на твоего отца, потому что, женившись на мне, он скрыл это. Возможно, он даже продолжал украдкой встречаться с сиротой и с ребенком, пока мы были женаты. В то утро мне хотелось убить его. Но к сожалению, он погиб от атомной бомбы. Злая ирония!