Смерть раньше смерти

Маргарет Уоллес расправила плечи, смахнула слезы и встала.

— Извините. — Она взяла детей за руки и увела их из гостиной. Закрылась дверь. После нескольких минут оглушительной тишины послышался плач. Потом все снова стихло.

Яуберт и Гриссел не смотрели друг на друга, потому что это было бы равносильно проявлению малодушия.

Наконец хозяйка дома вернулась. Плечи у нее были по–прежнему расправлены, как будто так ей легче было сдерживаться. Но видно было, что она держится из последних сил.

— Я должна позвонить матери в Токаи. Она присмотрит за детьми. У вас, наверное, ко мне много вопросов, — ровным голосом, как лунатик, произнесла Маргарет Уоллес.

Яуберт хотел было сказать, что они вернутся позже, что оставят ее наедине с ее горем. Но у него как будто язык прилип к гортани.

Маргарет Уоллес вернулась через несколько минут.

— Мама уже едет. Она сильная. Когда отец… Я попросила горничную заварить чай. Вы ведь не откажетесь от чая?

— Спасибо, но… — хрипло произнес Яуберт. Он откашлялся.

— Извините, я побуду с детьми до приезда мамы. — Не дожидаясь ответа, хозяйка скрылась в полутемном коридоре.

У Яуберта в кармане ожила рация. Он посмотрел на экран: «Перезвоните серж. Лау». И номер телефона.

После того как труп осмотрел патологоанатом, Яуберт отправил Лау и еще троих детективов в отель. Часть окон выходит на автостоянку. Возможно, кто–то из жильцов что–то заметил. Потом на место примчался Барт де Вит. Полковник тут же созвал пресс–конференцию и произнес целую речь, несмотря на то что у них пока не было ни одной зацепки. Сразу после начала речи Яуберт и Гриссел уехали на Оксфорд–стрит.

— Шут гороховый, — так отозвался о новом начальнике Бенни. — Долго он у нас не продержится.

А Яуберт думал о другом. Интересно, вызывал ли к себе новый начальник также и сержантов — познакомиться лично? И в курсе ли де Вит, что Гриссел пьет?

— Пойду перезвоню Баси. — Яуберт встал и направился в соседнюю комнату, откуда Маргарет Уоллес звонила матери. Из кухни доносился звон посуды — горничная накрывала к чаю.

Соседняя комната, похоже, была кабинетом. Посередине стоял письменный стол с компьютером и телефоном. Напротив, у стены, — стеллаж, набитый папками в твердом переплете. Яуберт увидел там и несколько книг. Дешевые издания по практике ведения бизнеса, несколько сводных выпусков «Ридерз дайджест» в подчеркнуто богатых кожаных переплетах. На стене у двери висели фотографии и дипломы. Был там и большой дружеский шарж, изображавший Джеймса Уоллеса — густые черные волосы, роскошные усы, толстые щеки, дорогой костюм. В одной руке нарисованный Уоллес держал кейс с надписью, очевидно названием фирмы: «Уоллес Квикмейл». В другой руке он сжимал крикетную биту.

Яуберт набрал номер отеля, откуда звонил Баси, и попросил позвать детектива Лау. Ему пришлось ждать несколько минут.

— Капитан?

— Он самый, Баси.

— Мы тут нашли одну дамочку. Блондинку. Она говорит, что Уоллес был с ней в ее номере. Но мы пока не стали ее допрашивать. Вас ждем.

— Побудьте, пожалуйста, пока с ней. Мы с Бенни немного задержимся.

— Конечно, капитан, — ответил Лау как будто язвительно. — Да, кстати, нашли еще одну стреляную гильзу. Под трупом.

Выходя из кабинета, Яуберт снова окинул взглядом шарж на стене. Да, грустно. Жизнь обрывается быстро, и ее уже не вернешь.

— Он начинал дело сам. — Маргарет Уоллес сидела на краешке большого удобного кресла, положив руки на колени. Голос ровный, сдержанный. — Выиграл тендер на доставку муниципальных счетов. Сначала было трудно. Пока не заказали в Соединенных Штатах адресограф и компьютер, приходилось вкладывать корреспонденцию в конверты вручную, штамповать. Я помогала мужу. Часто приходилось работать ночами. Два года назад он продал семьдесят процентов акций фирме «Промейл интернешнл», но оригинальное название они сохранили. Джеймс является членом совета директоров; он числится на должности консультанта.

Яуберт заметил, что она продолжает говорить о муже в настоящем времени. Завтра, после бессонной ночи, это пройдет.

— Ваш муж интересовался политикой?

— Политикой?! — По–видимому, Маргарет Уоллес совершенно не понимала, о чем он ее спрашивает.

— Мистер Уоллес был членом какой–нибудь политической партии? — уточнил Гриссел.

— Нет, он… — Голос вдовы дрогнул. Яуберт и Гриссел терпеливо ждали. — Он был аполитичным. Даже голосовать не ходил. Он говорит, что все политики одинаковы. Они хотят только одного: власти. А на народ им наплевать. — Морщина на лбу Маргарет Уоллес сделалась глубже.

— А может быть, он помогал наладить жизнь обитателей бывших гетто — тауншипов? Рассылал пособия?

— Нет.

— А его компания?

— Нет.

Яуберт попробовал зайти с другой стороны:

— Не знаете ли вы, не было ли у него в последнее время осложнений на работе?

Она тряхнула темно–рыжей гривой:

— Нет.

Моргнули разные глаза. Яуберт понял: вдова всеми силами старается сдержаться, не расплакаться. Он поспешил ей на помощь:

— Мы уверены, миссис Уоллес, у этой страшной трагедии должно быть какое–то логическое объяснение, какая–то причина, повод.

— Кто мог убить его? Разве в нашей стране мало совершается убийств и других страшных дел? Джеймс не был идеалом, но…

— Миссис Уоллес, возможно, произошел несчастный случай. Или же его пытались ограбить. Обычно в такого рода делах мотивом являются деньги, — сказал Гриссел.

Или секс, подумал Яуберт. Но с этим придется подождать.

— Не знаете ли вы, не был ли кто–нибудь должен вашему мужу? Скажем, другая компания.

Маргарет Уоллес снова покачала головой:

— Джеймс был очень бережлив. Даже не играл в азартные игры. В прошлом году мы ездили в Сан–Сити вместе с его сослуживцами из «Промейла». Он взял с собой в казино пять тысяч рандов и обещал: когда проиграет их, остановится. Так он и поступил. Наш дом не заложен, слава богу.

Гриссел откашлялся.

— У вас был счастливый брак, — заявил он.

Маргарет Уоллес посмотрела на Гриссела и нахмурилась:

— Да, наверное. Случались мелкие разногласия. Джеймс любит крикет. И иногда после ночи, проведенной с друзьями, приходит домой навеселе. Я не всегда отношусь к его… слабостям с пониманием. Бывает, что и набрасываюсь на него за это. Но тем не менее мы не расстаемся. Дети… в последнее время вся наша жизнь вращается вокруг детей. — Она бросила взгляд в сторону спальни, где сейчас детей, наверное, утешает ее мать.

Затянувшееся молчание становилось невыносимым. Его нарушил Яуберт. Ему показалось, что его голос звучит искусственно и нарочито сочувственно.

— Миссис Уоллес, по закону вам придется опознать тело мужа в морге…

— Не могу, — глухо ответила она, из последних сил стараясь не заплакать.

— Кто может опознать его вместо вас?

— Кто–нибудь с работы. Например, Вальтер Схютте. Финансовый директор. — Она продиктовала номер телефона, который Яуберт записал.

— Я ему позвоню.

Яуберт и Гриссел встали. Маргарет Уоллес тоже встала, но нерешительно. Она уже предчувствовала, какая ночь ее ждет.

— Если мы можем чем–то вам помочь… — искренне начал Гриссел.

— Мы справимся, — сказала Маргарет Уоллес и снова горько разрыдалась.

Блондинка по имени Элизабет Дафне ван дер Мерве сидела в спальне, на стуле.

На другом стуле сидел Яуберт. Гриссел, Лау и О'Грейди примостились на краю большой двуспальной кровати, скрестив руки на груди, словно судьи.

Яуберт сразу увидел, что волосы у свидетельницы крашеные. Она не была красавицей: лошадиное лицо, большие карие глаза с длинными ресницами, маленький носик. Видимо, совсем недавно она плакала: тушь «поплыла», оставив на щеках черные потеки. Если бы не рот, Лиззи ван дер Мерве еще можно было бы назвать симпатичной. Но нижняя часть лица окончательно все портила. Передние зубы немного выдавались вперед, нижняя губа маленькая, подбородок вялый, безвольный. Правда, фигура у нее была вполне ничего. Высокая, стройная; грудь хоть и маленькая, но высокая. Узкие бедра; черная юбка не скрывает длинных ног в кремовых колготках и элегантных туфлях на высоком каблуке.