Вид из окна

— Джордж! Убрать человека — это так просто, что скучно. Вот если сделать так, чтобы он сам убрался, это уже достойно моей профессии. Но более всего мне непонятно, зачем тебе русская жена? Это что — мания? Я бы мог подстелить под тебя достойную леди из престижного англосаксонского рода. Они, конечно, никудышные домохозяйки, но между ног у них Виндзорский дворец! Твоему тауэру там скучно не будет!

— Колин, — отмахнулся Истмен, — есть необъяснимые, с прагматичной точки зрения, стремления.

— Только не говори мне про загадочную русскую душу. Знаю я. Это когда русский выпивает литр водки, а потом ему хочется одно из двух: либо весь мир уничтожить, либо весь мир обнять.

— Ты недалёк от истины в каком-то отдельно взятом случае, но весьма упрощаешь. Широта русской души действительно не понятна европейцу, но русскому, который хочет выжить в современном мире, она доставляет больше проблем.

— Я всё время забываю, что ты у нас коренной специалист, — криво ухмыльнулся Уайт.

— А я уже совсем забыл, — поставил точку Истмен. — Так какие у тебя предложения? Когда ты ехидно улыбаешься, значит, в голове у тебя уже есть уникальная подлость, Колин.

— Собственно, ничего особенного, сюжет позаимствован в дюжине мыльных опер. Хочешь уничтожить соперника — дискредитируй его в глазах объекта обожания. Банально, но срабатывает надежно, как яд кураре, который не берёт только индейцев яномами, живущих на берегу Амазонки. Сделаем из него банального альфонса. У меня ещё остались запасы некоторых нужных препаратов.

— В доме охрана, не подобраться. И что ты ему, в глотку вливать будешь силой? В чай подсыплешь?

— Джордж, это уже дело техники. Не можешь дома, сделай в магазине. Мне кажется, сейчас в России можно купить всё. Я же тебе показывал кадры, где русская армия продаёт оружие своим врагам!

— Как будто в Великобритании такого нет, — скривился Истмен, будто ему было обидно за Россию.

— Всё верно. В этом и вся гнилая прелесть свободы и демократии. Русские догоняют цивилизованный мир, но делают это также неистово, как свои революции.

— Да хрен с ней, с цивилизацией, меня сейчас больше интересует мой частный вопрос. Кого ты планируешь подложить к нему в постель?

— В доме две женщины, — хитро улыбнулся Уайт, — а это всегда соперницы, даже если они сами об этом ничего не знают.

— Чёрт! Вторая, между прочим, тоже не пустое место, а мать моего ребёнка!

— Джордж, тогда определись, на ком ты хочешь жениться! В конце концов, у тебя должны быть элементарные знания психологии, Тауэр в зад Фрейду! Разделяй и властвуй! Неужели ты не помнишь? Двух сразу не получится, а по одной — бери и пользуйся. Пусть они тебе друг на друга жалуются…

— Ну и сволочь ты, Колин, — улыбнулся Истмен.

— А то! Специально учился.

— Делай, как знаешь. Надеюсь на твою профессиональную гнусность.

— Джордж, ты же знаешь, я, если надо, папу римского подставлю, — расплылся в ответной улыбке Уайт, но потом вдруг задумчиво прикусил губу: — Хотя… русские настолько непредсказуемы…

2

— Где ты был допоздна? — тревожно спросила Вера, когда усталый и задумчивый Словцов вошёл в гостиную.

— Вспоминал своё ремесло, встречался со студентами. Можно и мне чай? — попросил он у женщин, которые сидели перед экраном телевизора.

Они вскочили и ринулись на кухню. После двух-трех шагов остановились и внимательно посмотрели друг на друга с какой-то ироничной ревностью. Затем Вера с улыбкой села на место, а Лиза с видом победительницы направилась к плите. Павел, впрочем, почти не заметил этой мизансцены.

— Познакомился с руководителем местного отделения Союза писателей, — продолжил он, — маленький такой, сухой… Николай Иванович. Принял меня хорошо. Спросил, чего у нас там — в центрах. А я говорю — ничего. Умирает поэзия, или умирают её. Я даже написал нечто типа рифмованного протеста:

— Хорошо, — оценила Вера.

— Ничего хорошего. Кому сейчас нужна поэзия? Студенты-филологи читать не хотят. Еле программу тянут. Телевизор заменил нам всё. Поэт в России больше пьёт, чем поэт. — Перефразировал Павел, потом задумался: — А дом писателей в Ханты-Мансийске шикарный. С камином для камерных встреч. О! А это что? — обратил внимание на книгу на столе.

— Стихи президента банка. Для тебя от Дмитрия Мизгулина.

— Ну-ка, чем он теперь… промышляет…

Павел открыл сборник и начал вчитываться. В наступившей тишине Лиза принесла чай и бутерброды.

— Стихи. Настоящие. Традиционные. Чистые и проникновенные. — Признал через несколько минут Словцов. — Удивительно. Вот и пример того, что нынче настоящего поэта просто не услышать. У него-то это откуда, если у него всё так сложилось? — вгляделся Павел в строфы на очередной странице. — Хотя — откуда мне знать… Знаешь, Вер, если стихи написаны так, как это сделал бы ты сам, умей это, значит, они настоящие. Даже народные. — И он прочитал то, за которое зацепился взгляд:

— Жизнь еще не прошла… Я, во всяком случае, на это надеюсь, — грустно улыбнулась Вера.

— Реально, — согласилась Лиза, — вы, поэты, тоску нагоняете.