Время любить

— Здравствуйте, это Яковлев. Я вчера вам звонил по поводу счета… Какого? Ну, на мое имя, сто тысяч долларов. Я хотел бы знать, когда я могу их снять? Что значит — нет такого счета? Вчера был… Что значит — отозвали? Кто отозвал? Какая может быть тайна вклада, если он был открыт на мое имя? Да вы знаете, с кем вы…

* * *

Дорохов с лукавинкой смотрел на Сергея Павловича. Китаев же понимающе кивал, будто молча поддакивал.

— Да ты, брат, словно заново родился. Шерше ля фам?

— Ля фам, ля фам, — отмахнулся Кошкин. — Только не ждите эротических рассказов.

— От тебя, физика, дождешься. Но один вопросик у меня к тебе есть, из предыдущего, как изволил выразиться этот лысый хрен, эксперимента. Ты где так по исламу наблатычился?

— Почитай целую ночь Коран и Сунну — и ты наблатычишься.

— Ну ты даешь, Сергей Павлович! — восхитился Китаев.

Дорохов же, напротив, напустил на себя строгости, какой навидался у особистов.

— И что, понравилась тебе сарацинская вера?

— Да пусть они верят, как умеют, я ж не миссионер.

— А я уж подумал, что ты у нас, как это называется, когда разные веры…

— Экуменизм, — опередил Кошкин.

— Во-во!

— Да отстань ты, Вася. Это же убеждения для толерантных невеж. Бог не может быть двоеверцем.

— Точно! — включился Китаев: — Моя бабка всегда говорила: един Бог, едина вера, едино крещение!

— Эх! А я думал, что только моя бабушка так говорила, — не успел по привычке сослаться на свою бабушку Дорохов.

— Я просто говорил с ним на его языке, — устало вздохнул Сергей Павлович. — Невозможно себе представить, чтобы Бог или какой-либо из пророков сказал «убей».

— Да уж, — согласился Китаев, — когда побываешь на войне, особенно похожей на ту, что идет на Кавказе, начинаешь понимать, как нелепо и фальшиво звучат наши приветствия. Днем мы им «здравствуйте», а они нам «мир вам», а ночью летают другие «приветствия». Все войны, по большому счету, ведутся из-за денег… По большому счету и из-за больших денег.

Дорохов вмиг переменился и посерьезнел.

— Да ладно, я не об этом. Обнять тебя, Серега, хотел. Не умею я «спасибо» говорить. А ты, выходит, меня, дурака, из-под пули вытащил…

— И меня, — добавил Китаев.

Да ладно вы, мужики, итак не по себе, осталось только заплакать от умиления и счастья. А у нас еще одно дело есть.

— Мариловна? — догадался Дорохов.

— Мариловна.

— У тебя есть какие-то соображения?

— Да. Я тут подумал, помучился, и у меня появилась интересная гипотеза. Понимаешь, в тот раз, когда мы отправили Мариловну за пенсией, я смею предположить, что она не встретилась с собой. Оказавшись там, она вспомнила, куда спрятала пенсию, и тут же рванула в магазин, не дожидаясь встречи со своим двойником.

— Интересно, — наморщил лоб Дорохов, — но к чему ты ведешь?

— Уж если б она встретилась, нам бы она с тобой рассказала все в мельчайших подробностях.

— Ну, так в чем же суть?!

— Вопрос в том, у какой Мариловны ты был в гостях. Вспомни, не показалось ли тебе, что-нибудь странным?

— Ну, я к ней зашел, повод какой-то глупый придумал. Типа шел мимо, спичек нет, а курить хочется — уши пухнут. Она, конечно, коробок да не один мне дала, чаю предложила, я согласился. И болтали мы часа два, я теперь юность Мариловны пересказать в мельчайших подробностях могу. Короче, я только пару раз выходил покурить на лоджию…

— И ничего странного?

— Да нет, вроде. Чайник вот все никак не мог закипеть. Минут пятнадцать ждали, я уж хотел спираль проверить. Да! И тишина! Точно! У нее же всегда радио включено! А тут тишина. То ли не работало, то ли старушка выключила?

— Не могло оно работать! Еще скажи: ты курить ходил, на улице кого-нибудь видел?

— Да я бы любого подозрительного, сам понимаешь… Стой! — сам себе скомандовал Василий Данилович. — Там же вообще никого не было! Ни души. И ни одна машина во двор не заехала. Тишина. Глухо, как в танке. Я бычок вниз кинул, а он, как гайка, об асфальт сгрохотал! Подумал еще — не двор, а каменный мешок.

— То-то, — облегченно выдохнул Кошкин, — это как раз говорит в пользу моего предположения. Отсутствие встречи с двойником повлекло за собой параллельное существование. Проще говоря, наша с тобой Мариловна попала в несовершенное время. Бред, конечно, еще один парадокс. Нечто подобное я, по-моему, у Стивена Кинга читал, но кто сказал, что у создателей триллеров не бывает научных прозрений?

— Ты хочешь сказать, что все эти дни она там одна в целом мире?

— Да, с того момента, как зашла домой с покупками. Потому что вторая зашла долей секунды, минутой, или часом позже. Цифровое выражение здесь принципиально не важно. И эта вторая стала жертвой убийцы. Проще говоря, я полагаю, что если есть незаселенные пространства, резонно было бы предположить, что есть и незаселенное время. И есть определенные точки соприкосновения, как, скажем, проселочные дороги. Именно в такой необитаемый промежуток попала наша Мариловна.

— Бр-р-р… — тряхнул головой Китаев, который все это время пытался вникнуть в суть разговора.

— Какой у тебя план, Палыч? — спросил Дорохов.

— Думаю, есть определенная связь между тем и другим промежутком, то есть нам следует восстановить последовательность событий, разумеется, предварительно убрав опасность, а потом просто вернуть нашу пропащую на место.

— Тогда я иду с тобой. А Толик посторожит.

— Там, Вася, стрелять не надо, хватит стрелять. Ты же понял: для пули нет временных преград.

— Ну, я тебя, во всяком случае, подстрахую.

— Хорошо, тогда попробуем.

* * *

В первый раз в жизни Ермоленко решил сражаться. После ухода Бекхана он метался по кабинету, швыряя рекламные буклеты и канцелярские принадлежности, и остановился только после того, как разбил в порыве гнева дорогую пепельницу. Пепельницу, как и переведенные на личный счет какого-то типа сто тысяч долларов было жалко. Глядя на осколки, Ермоленко осознавал, что психовать бессмысленно. Убытки будут расти, а толку будет мало. И тогда он «упал» на телефон и стал собирать информацию. Это было не просто, но ему все же удалось узнать: кто такой Вадим Григорьевич Яковлев, которому он пожертвовал выручку автосалона за два последних дня. А служба безопасности аккуратно отследила маршрут Бекхана до парка и далее. Страсть к деньгам оказалась сильнее страха. И он решил сражаться за свои деньги. Уже вечером он отозвал из Промстройбанка платежку на имя Яковлева, а утром добился встречи с этим человеком. Два обстоятельства не давали ему покоя: интерес Грума во всей этой кутерьме, а также исчезновение Бекхана, которого аккуратно сопроводили до ворот «ящика», из которых он уже не вышел.

Ермоленко сделал несколько звонков, в том числе обеспокоил свою крышу, намекнув, что есть некоторые силы, пытающиеся его шантажировать и заиметь под это дело приличную сумму из общего котла. Заручившись бандитским подкреплением, он почувствовал себя увереннее и вызвал к себе начальника охраны, который, собственно, и был протежирован на это место покровительствующей группировкой.

Мастер спорта по боксу, а по совместительству зэка с пятилетним стажем Верхотурцев как всегда развязно плюхнулся в кресло напротив, закинув ногу на ногу. Такие манеры не раздражали Ермоленко, потому как они и были манерами, а свою работу Верхотурцев и его бригада выполняли неплохо, даже если от нее за версту отдавало свежими сроками. Правда, и платить им приходилось соответственно. Но главную часть своей прибыли они брали с перепродажи угнанных у лохов машин.

— Петр Матвеевич, — уважительно начал Ермоленко, так уж они величались с самого начала.

— Слушаю, Александр Максимович, — в тон ответил Верхотурцев.

— Нам, вероятно, придется начать маленькую, а может и большую войну… — издали подступал Ермоленко.

— А че, надо так надо, не в первый раз. Я вам, Александр Максимович, вообще удивляюсь. Надо было этого хамовитого чечена тут на куски порвать. Он же не железный. Они щас припухли. Так что без особых последствий. Да и Грум тут зря выпендривался. С ним, конечно, мало кому стрелы набивать вздумается, но и он не на танке ездит.