Страница 95 из 121
4. Ночь. Как огненные птицы, реют молнии вдоль туч. Раскачалась грудь ковчега, скрип бессилен и тягуч. Дух смолы навис волною над дыханием зверей… Эгла, буйно разметавшись, чешет золото кудрей. Тьма томит, стена скрипит. «Иафет, ты спишь?» — Молчит. Тихо-тихо подползла… Вон он — дышит, как смола. Словно огненный дурман, Прикоснулся жаркий стан: «Иафет, ты слышишь, да? Как внизу ревет вода! В очаге задули свет… О, мне страшно, Иафет! Иафет, ты спишь?» — Молчит. «Иафет…» — Не спит, не спит! Обнаженное плечо И дрожит, и горячо… Люди спят. Томится мгла. Эгла ближе прилегла… Замирает Иафет, В сердце — мутный алый свет, В голове — хмельная дрожь — Не очнешься, не уйдешь… Жадный взмах призывных рук, Злой, победный, хриплый звук… …Притаившись в стороне, Кто-то плакал в тишине. Гром гремит, как гневный дьявол, заглушая рев зверей. Бурный град стучит о кровлю все быстрее и быстрей. Словно в первый день потопа, струи с неба льют и льют, И ковчег кружит и рвется, как под ветром жалкий прут. 5. Дождь устал. Жемчужной сеткой капли мелкие летят. В облаках раскрылись окна. Меркнет звезд безмолвный взгляд. Спит ковчег. Склонясь над люком, полон страха пред чужим Чуть качается на кровле одинокий херувим. «Отчего у них разлад? Разве жизнь не светлый клад? Стоны ночью, стоны днем… Крики, плач, мольбы… О чем? Словно синий путь морской, Обтекает мир покой. Светят солнце и луна, И бескрайна вышина…» Отклонился херувим — Легкой тенью перед ним В дождевой седой пыли Из ковчега вышла Ли. Изумленный долгий взгляд… Смотрят оба — и молчат. Ропщет вал из-под кормы. «Ты такая же, как мы…» Но в ответ вздыхает Ли: «Нет, о дух, я дочь земли… Хорошо ли там у вас Над луной в вечерний час?» — Хорошо… Ты хочешь к нам? Вверься, Ли, моим крылам… Полетим сквозь Млечный Путь — Здесь так страшно… стоны, жуть… — Отшатнулась Ли: «О нет! Здесь внизу мой Иафет…» Скрылась Ли. Свежеет ветер. Вал взбегает, как удав. Херувим ширококрылый, мощно крылья распластав, Налетающему ветру подставляет смело грудь И, смеряя тьму очами, правит ровный быстрый путь. 6. Давит серое ненастье — день как ночь и ночь как день. По стенам ковчега бродит тускло-сумрачная тень. Люди долгими часами тупо смотрят на очаг. Дождь жужжит, томится ветер… Кто толкнет, тот злейший враг. Только Сим все на ногах. То он роется в мехах, То один, с утра весь день Жадно мерит свой ячмень. И в хлеву, и по углам, И вдоль бревен — здесь и там Сим припрятал из шатра Много всякого добра… Прячь от Хама, прячь от всех! Приподнявши козий мех, Сим провел, дрожа, рукой — Где мешок с его мукой? И, давясь от злобных слез, Дико крикнул: «Кто унес? Хам, отдай!» Но из угла Мать подходит: «Я взяла. Я взяла — не смей скрывать!» — Говорит, волнуясь, мать.— «Здесь, в ковчеге, все для всех. Прятать хлеб — великий грех…» Но, увы, не внемлет Сим И, дрожа, с упорством злым Повторяет лишь свое: «Мать, отдай! Мое! Мое!» Хам свистит, хохочет Эгла, плачет старая Фамарь… Ной подходит молча к Симу… Ли укрылась за алтарь. Сим умолк: суров и страшен взгляд печального лица… Воет ветер, бьются волны, небо плачет без конца. 7. Солнце, лес, земля и радость скрылись в тучах навсегда. Юность тоже исчезает день за днем в цепях труда. Иафет непримиримо смотрит в тьму и зло свистит… Дождь стучит, как раб покорный. Где же берег? Где же щит? Ли печальна и больна. Эгла больше не нужна. Все суровее отец… Скучно. Скоро ли конец? Грязь томит. Весь день, как вол, Он вчера зерно молол. Братья злы. Вокруг темно. Жизнь, как камень. — Все равно… Полон горечи тупой, Иафет во тьме слепой Лег на доски и лежит. Дождь грохочет. Пол дрожит. Ли позвала: «Иафет… Принести тебе обед?» — Не хочу. — Печально Ли Села к матери вдали. «Иафет! — позвала мать.— Ты б помог мне дров собрать». — «Не хочу». — «Ты болен?» — «Нет». — Стиснул зубы Иафет. «Иафет…» — позвал вдруг Ной И в ответ — глухой струной Хриплый плач прорезал тьму. Волны бьются о корму… Старый Ной склонился к сыну, гладит волосы рукой. Ли, как раненая серна, вся полна немой тоской. И на плач со дна ковчега, гулким эхом отражен, Подымается голодный, темный, злой звериный стон.