Лучший день в жизни

Лесли поспешил в душ, затем побрился и уже через несколько минут вернулся свежевыбритым, с влажно поблескивающими волосами, застегивающим белоснежную рубашку. С черными слаксами он надел черный кашемировый блейзер и черные мокасины из кожи аллигатора, а Коко тем временем легко проскользнула в узкое платье. Оно выглядело и сексуально, и в то же время скромно, в вырезе был виден лишь намек на соблазнительную ложбинку, и ничего более. При виде Коко в черном платье у Лесли перехватило дыхание, они замерли, восхищенно глядя друг на друга. Сегодня им впервые предстояло появиться на публике, показаться людям его мира.

– Ты красивее всех женщин на свете, – благоговейно заверил Лесли, когда они выходили из номера. Коко держала под мышкой маленький клатч из черного атласа. Все, что она купила для поездки, выглядело эффектно, каждый аксессуар подчеркивал ее внешность. Лесли предложил ей руку; пока они приближались к ждущему лимузину, кто-то сфотографировал их. На миг Коко растерялась, но взяла себя в руки и невозмутимо села в машину. Она промолчала, а Лесли ласково похлопал ее по руке и всю дорогу до дома продюсера, который жил по соседству, развлекал Коко беседой.

Особняк продюсера напоминал дворец с обслуживаемой стоянкой для машин. Видимо, гостей прибыло больше, чем ожидалось поначалу. Собранный для съемок состав был поистине звездным. Лесли поспешил увести Коко в дом, пока их не заметили папарацци, и через минуту оба уже стояли в мраморном холле с великолепной лестницей и коллекцией произведений искусств, которой мог бы гордиться даже Лувр: два Ренуара, Дега, Пикассо. В гостиной, украшенной бесценным антиквариатом и шедеврами современного искусства, уже собралась целая толпа. Продюсер тепло приветствовал гостей и поцеловал Коко в щеку.

– Наслышан о вас, – сообщил он с дружеской улыбкой. – Вашего отца я хорошо знал, он много лет был моим агентом. Я знаком также с вашей матерью и сестрой. Дорогая, вы из семьи голливудских легенд!

Слушая его, Лесли улыбался приближающейся к ним женщине, поражающей яркой, броской красотой. Коко мгновенно узнала ее: это была Мэдисон Олбрайт, исполнительница главной женской роли в будущем фильме.

– Мэдди, с удовольствием представляю тебе Коко, – произнес Лесли, подведя женщин друг к другу.

Тем временем хозяин дома отошел встречать других прибывающих гостей, поток которых не иссякал.

– Всю прошлую неделю он только о вас и говорил, – с улыбкой сказала Мэдисон, глядя на Коко. На актрисе были джинсы, туфли на шпильках и свободный топ, украшенный сверкающими стразами. Она щеголяла изумительно красивой фигурой и гривой длинных белокурых волос, и хотя была ровесницей Коко, нежная кожа и огромные глаза придавали ей вид восемнадцатилетней девушки.

Болтая с новой знакомой, Коко старалась не показать, какое впечатление производят на нее окружающие. Она напоминала себе, что со многими из них виделась в доме родителей, правда, давным-давно, и хотя внешне выглядела невозмутимой, ее волнение не утихало. Лесли не отходил от нее ни на шаг, знакомил со всеми подряд, обнимал за талию, напоминая, что он рядом и всегда готов поддержать ее. Он знал, как трудно сейчас Коко.

Перед самым ужином откуда-то из толпы, словно из-под земли, вынырнули журналисты и принялись фотографировать всех звезд подряд. Первым в их списке явно значился Лесли. Репортерша, отыскавшая его, вопросительно уставилась на Коко и подняла бровь. Заглядывая в глаза Лесли, она задала вопрос, ответ на который наверняка захотели бы услышать поклонницы:

– Новая знакомая?

– Не такая уж и новая, – со смехом ответил Лесли. – Мы давно знаем друг друга. Я уже много лет дружу с ее семьей. – Объясняясь, он продолжал обнимать Коко за талию. Почувствовав, как она дрожит, он взял ее за руку.

– Как зовут? – спросила его репортерша.

– Колетт Баррингтон, – вмешалась Коко, назвавшись полным именем.

– Одна из дочерей Флоренс Флауэрс? – уточнила репортерша, что-то поспешно царапая в блокноте.

– Да.

– Я прочла все ее книги до единой. А фильмы вашей сестры я обожаю, – с улыбкой барракуды объявила репортерша. Коко хорошо знала людей такого типа. – Чье на вас платье?

Коко подмывало ответить «мое», но она знала, что обязана включиться в игру. Если уж согласилась сопровождать Лесли, следует вести себя так, чтобы ему не пришлось ее стыдиться. Уж это она для него сделает.

– Оскар де ла Рента.

– Очень мило, – заметила репортерша, записала и эту информацию, а затем повернулась к Лесли. Тем временем фотограф сделал еще один снимок – так, чтобы в кадр попала рука Лесли, обнимающая Коко. – У вас это серьезно, Лесли, или как?

Очевидно, под «или как» подразумевалась «просто очередная смазливая мордашка».

– Мисс Баррингтон любезно согласилась сопровождать меня сегодня вечером, а это счел бы за честь любой воспитанный человек, – сверкнув улыбкой, разъяснил Лесли. – Полагаю, пока у нас нет никаких причин пятнать ее репутацию, – добавил он, и репортерша покатилась со смеху, явно довольная ответом.

– Когда вы уезжаете в Венецию? – продолжала она допрос.

– На следующей неделе. – Все ответы у Лесли были наготове, к тому же он умел уклоняться от вопросов, отвечать на которые не желал.

– Вас радует перспектива съемок вместе с Мэдисон Олбрайт?

– Чрезвычайно, – с преувеличенным восторгом отозвался он, и репортерша снова рассмеялась. – Вы только взгляните на нее! Такую уйму стразов трудно не заметить. И не ослепнуть от блеска. – Лесли вновь посерьезнел: – Она талантливая актриса, сниматься с которой честь для меня. Уверен, Мэдисон прекрасно справится с ролью.

– Удачи вам с фильмом, – пожелала репортерша и отправилась на поиски новой жертвы. Она задавала всем приглашенным одни и те же вопросы, тем же занимались еще полдюжины представителей прессы, приглашенных в святая святых – домой к продюсеру. Репортеров тщательно отобрали, рассчитывая на самые благоприятные публикации. Лесли шепнул на ухо Коко, что происходящее напоминает ему выставку скота. С десяток фотографов шныряли по комнате и снимали всех подряд. Все они по очереди сфотографировали Лесли и Коко и вместе, и поодиночке, трое пожелали снять его с Мэдисон. Никто из присутствующих и не думал отказываться. Наконец репортеров и фотографов выпроводили, а на столах, расставленных возле бассейна, подали ужин. Каждый стол был украшен букетами орхидей, сотни цветов плавали в бассейне. Садясь на свое место, Лесли внимательно посмотрел на Коко:

– Как ты?

Она прекрасно держалась перед журналистами, была в меру вежлива и любезна, тепло улыбалась, не распространялась ни о чем, кроме своего платья. Лесли вдруг понял, какое это облегчение для него – быть рядом со спутницей, которая не липла к нему, не бросалась целоваться прилюдно, не висла у него на руке и не обвивалась вокруг него всем телом, словно змея, как делали многие актрисы, убежденные, что это пойдет на пользу карьере. Коко не пыталась оттеснить Лесли на второй план, не афишировала их отношения, какими бы они ни были. Элегантная и сдержанная, она вела себя так, что никто не смог бы определить, насколько серьезна их связь. За эту сдержанность Лесли был особенно благодарен ей. Наблюдая за Коко, он пришел к выводу, что ей привычна обстановка, в которой она очутилась. Видимо, Коко и сама не подозревала, насколько легко способна вписаться в нее.

– Отлично, – отозвалась она и улыбнулась. Если бы не пресса, вечер удался бы на славу, но избежать интервью было невозможно. Коко подозревала, что Лесли мог бы уступить ей и не появляться в гостях у продюсера, но попросить не решилась, предпочла не запугивать себя понапрасну и отогнала неприятные мысли.

– Ты была великолепна, – прошептал он, а затем представил Коко соседям по столу. Рядом с ними сидели актеры, занятые в фильме, и другие сотрудники съемочной группы.

Прощаясь, Коко и Лесли поблагодарили продюсера и его жену за чудесный вечер. Они покинули дом одними из первых: Лесли устал, считал, что отработал положенное время, и видел, что Коко тоже утомилась.