Невесты Шерраби

— Примите мои извинения, — с поклоном сказал он. — По-видимому, я ошибся. Там, где я ожидал встретить темперамент, оказался всего-навсего плохой характер. Спокойной ночи, Оливия. — Он отвернулся и поставил ногу на подножку машины.

Оливия смотрела на его напрягшиеся плечи, не в состоянии осмыслить случившееся. Ее тело еще дрожало от возбуждения.

— Нет, — сказала она, поняв, что Саймон сейчас уедет. — Нет, вы не ошиблись во мне.

Она не могла лгать ни ему, ни себе. Тем более что в этом не было смысла.

Саймон медленно обернулся, захлопнул дверцу "роллса", прислонился к ней и сложил руки на груди.

— Что-то не так, Оливия? — спросил он. — Да, я поцеловал вас. Но, клянусь, у меня и в мыслях не было набрасываться на вас… на виду у кошки миссис Кричли. — Он кивнул в сторону черной тени, сидевшей на калитке и презрительно смотревшей на них желтыми глазами.

Оливия посмотрела на кошку, проглотила слюну и выдавила слабую улыбку.

— Я знаю. Просто… я не могу… слишком быстро…

— Почти год. Вы собираетесь хранить целомудрие всю свою жизнь?

Она снова проглотила слюну, следя за тем, как вздымается и опадает его мускулистая грудь. Потом подняла глаза и увидела стройную, сильную шею, подбородок и крепко сжатый, но от этого еще более обольстительный рот. Собирается ли она хранить целомудрие? До сегодняшнего дня она над этим не задумывалась. Но…

Нет! Нет, она не должна думать об этом. Разве жизнь с Дэном не научила ее, что любовь в лучшем случае риск, а в худшем — быстрая катастрофа? В глубине души она знала, что ни на что меньшее, чем любовь, не согласится. Вот почему следовало забыть о поцелуях.

— Да, — сказала она. — Да, я собираюсь… жить одна.

— Я не предлагал вам брак, Оливия. — Голос Саймона, сухой, как пыль, доносился откуда-то издалека.

— Знаю. Я не имела в виду… — Она тяжело вздохнула и ощутила слабый запах роз миссис Кричли. — Извините, если у вас сложилось впечатление, что я доступна. Потому что это не так.

— Нет? — Саймон посмотрел на ее руки, тесно прижатые к бокам, и спокойно сказал: — Увидим.

Оливия сжавшись ждала, что он снова станет доказывать, насколько она уязвима. Но вместо этого Саймон решительно развернул ее и подтолкнул к калитке.

— Спокойной ночи, миссис Нейсмит.

— Спокойной ночи, — ответила Оливия. Дверь машины захлопнулась. — И… э-э… спасибо вам. — Она сама не понимала, почему благодарит его, но так было нужно. Даже если Саймон не слышал ее.

Когда она пошла к боковой двери, откуда-то стрелой вылетела черная кошка и начала тереться о ее ногу. Оливия нагнулась и взяла ее на руки.

— Ты желаешь мне удачи, Эбони? — пробормотала она, прижимаясь щекой к нежному меху. — Надеюсь, она мне не понадобится.

Она вспомнила о чувстве, которое испытала, на несколько секунд оказавшись в объятиях Саймона. Если бы она не вырывалась, удалось бы ей испытать то же, что с Дэном? И не пожалеет ли она в один прекрасный день о потерянной возможности? Может быть, и пожалеет… Но… все к лучшему. Она довольна своей жизнью с Джейми. Зачем подвергать себя опасности?

Совершенно незачем, убеждала она себя, поднимаясь наверх. Но тогда почему же так ноет грудь?

На лестнице было темно. А там, у мельничного пруда, рядом с Саймоном, все было таким ярким…

Саймон спрыгнул с седла, похлопал по шее Кактуса — угольно-черного арабского жеребца со снежно-белыми ногами — и передал его Джону Казинсу.

— Ничто так не прочищает мозги, как хороший галоп, мистер Саймон, — заметил Казинс. — Вы выглядите намного лучше.

— Я и чувствую себя лучше, — ответил Саймон, не перестававший удивляться способности своих слуг замечать его настроение. Если бы этой способностью обладали канальи, которые были у него в подчинении, едва ли он сидел бы здесь и бил баклуши.

Он размашисто шагал к дому и слышал за спиной негромкое ржание Кактуса. Жеребец тоже умел разбираться в настроении хозяина.

Иногда Оливия напоминала ему Кактуса. Сильная, одухотворенная, чувствительная. Но на том сходство и кончалось. Хотя Оливия извивалась в его объятиях как червяк, Саймон успел заметить, что тело у нее удивительно нежное и женственное.

Саймон шел и рассеянно хлестал плеткой траву. Оливия тоже нуждалась в осторожном обращении, небольшой тренировке и очень легком прикосновении к поводьям. Иными словами, если следовать плану, который созрел у Себастьяна между кофе и поцелуем, от него требовалось сохранять невозмутимость игрока в покер и действовать куда тоньше, чем он привык.

Он наклонился и взял на руки Риппера, который радостно тыкался в колени.

— Что скажешь, Рип? — спросил Саймон. — Со всеми серьезными привязанностями я давно покончил. А она умна. Ей не понадобится много времени, чтобы привыкнуть к узде.

Рип помахал хвостом.

— Знаю, — ответил ему Саймон, — знаю. Алтея Каррингтон-Коутс уже привыкла к узде. Но Алтея Каррингтон-Коутс не заставляет меня смеяться. Алтею Каррингтон-Коутс бессмысленно дразнить, потому что она даже не понимает, что ее дразнят, не говоря о том, чтобы находчиво ответить. Кроме того, меня совсем не тянет делить ложе с мисс Алтеей К.-К.

Рип лизнул его в ухо.

— Ты прав, — сказал Саймон. — Надо еще несколько дней подумать. Но я уверен, что овчинка стоит выделки. — Он прижался подбородком к извивающемуся тельцу собаки. — И знаешь что, Рип? Если все пойдет хорошо, этот ублюдок-переросток, иначе именуемый моим двоюродным братом Джералдом, скоро поймет, что его ожидания тщетны. А если Эмма думает, что я должен жалеть его, это ее трудности.

— Ррр, — согласился Рип.

— Так и есть. Конечно, сначала мать будет горой стоять за Алтею, но я думаю, что в конце концов останется довольна.

Рип сказал "уфф" и лизнул хозяина в другое ухо.

Саймон улыбнулся, опустил пса на землю и пошел на кухню, насвистывая сквозь зубы.

Глава 4

Зак ворчливо поблагодарил таможенного чиновника аэропорта имени Кеннеди и снял с транспортера поношенную дорожную сумку, с которой расстался бы только в том случае, если бы сумка окончательно развалилась.

Ее купила Мораг, когда Зак уезжал учиться в Кембридж. Она так гордилась им! Зак первым в семье должен был получить высшее образование. Это было ей наградой за самоотверженность. Тогда Зак не понимал, что ради младших братьев и сестер Мораг жертвовала своей юностью. Отец, никогда особенно не заботившийся о сбивавшейся с ног матери, умершей от туберкулеза, приносил домой жалованье, пока не утонул в реке. Едва ли это был просто несчастный случай. После его смерти все свалилось на плечи Мораг, которая шила, присматривала за чужими детьми, клеила почтовые конверты и делала все, что могла, чтобы сохранить семью.

Сначала работники социальной сферы не спускали с них глаз, но потом убедились, что Мораг им упрекнуть не в чем.

Когда Зак получил стипендию, Мораг обняла его и сказала, что первым делом надо купить хороший саквояж — пусть остальные студенты знают, что он приехал из приличного дома. Зак так никогда и не сказал ей, что другие студенты приезжали с дорогими чемоданами, а не дорожными сумками, и что они ничуть не интересовались его багажом.

На его левый локоть налетел высокий мужчина с бородой. Справа от Зака женщина в желтом сари пыталась управиться с двумя чемоданами и двумя очень маленькими и очень шустрыми детьми.

Аэропорты. Всюду одно и то же. Шум, толчея и люди, отчаянно торопящиеся к месту назначения и думающие о том, что их ждет.

— Вам помочь? — спросил Зак женщину в сари. Та посмотрела на него удивленными карими глазами и покачала головой.

Зак вздохнул и пошел на стоянку такси. Современные люди разучились принимать помощь, предложенную от чистого сердца. Для этого они либо слишком пугливы, либо слишком независимы. А вот сам он от помощи бы не отказался — предпочтительно в виде машины с шофером, присланной Мэтью Колфаксом. Но Мэтью и его жена Маргарет были в Сан-Франциско. Ему разрешили пользоваться домом и любой машиной по его выбору, но до "Дубов" еще надо было добраться.