Адъютант его превосходительства

Эти дивизии, для лучшего руководства ими, были сведений в Южную груп­пу войск. Командующим Южной группой был назначен начдив 45-й И. Э. Якир. Начальником штаба группы назначен бывший контр-адмирал А. В. Немнтц.

К середине августа обстановка на фронте и в тылу Южной группы услож­нилась настолько, что об удержании Одессы и Черноморского побережья си­лами только этих трех дивизий не могло быть и речи. Деникинцы захватили Николаев и Херсон. Петлюровцы на западном участке фронта успешно разви­вали наступление на Вапнярку, Христиновку, Умань. Корабли английского флота подошли к Одессе и начали ее двухдневную бомбардировку, а затем высадили десант…

Южная группа оказалась в окружении деникннских и петлюровских войск. Надо было уходить на соединение с частями Красной Армии. Вырваться из кольца. Причем пробиваться предстояло на север, по вражеским тылам.

Чтобы обсудить путь прорыва, на совещание в Бирзуле собрались коман­диры 45,47 и 58-й дивизий. По поручению Реввоенсовета Южной группы пер­вым выступил А. В. Немитц. Он сказал о необычности намечаемого рейда. Более четырехсот верст предстоит пройти красным бойцам по глубоким вра­жеским тылам. Такого еще никогда не было.

Закончил это совещание Иона Эммануилович Якир:

– Сейчас самое важное – это быстрота и решительность действия. Необ­ходимо, чтобы части, собранные в кулак, стремительно двигались вперед, на север. Для этого надо довести задачу до сознания каждого бойца, пере­дать ему нашу волю, убедить его, что только в этом спасение. Переходы будут длинными, в тридцать – сорок верст, привалы и ночевки – короткими. В походе и на привалах всем политработникам, командирам находиться среди бойцов, беседовать с ними. Каждый член партии обязан вести неустанную агитацию, просто и ясно разъясняя задачу.

…29 августа начался героический рейд Южной группы. Днем и ночью, без отдыха и сна шли красноармейцы по бесконечной знойной степи, невспа­ханной и незасеянной в этом году, шли на Прорыв, пробивались с боями к своим. На телегах везли раненых и штабное имущество. Десятки круторогих волов, запряженных попарно, тащили бронемашины – не было бензина.

Курилась под красноармейскими ботинками степная пыль, клонились к земле шелковистые метелки ковылей.

Усталые и запыленные отряды растянулись до самого горизонта…

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Через приемную быстро, без обычной торжественности прошли бригадный генерал Брике и генерал Журуа. Замыкал это торопливое шествие Ковалевс­кий.

Возле столика адъютанта он на мгновение задержался и бросил Кольцову:

– Павел Андреевич! Потрудитесь распорядиться, чтобы мой салон-вагон и паровоз были наготове. Наши гости хотят побывать на передовой.

«Это – важно! – пронеслось в голове у Кольцова. – С транспортом сей­час сверхтрудно. Проводятся тщательные мобилизации железнодорожников. Кое-где даже выпустили железнодорожников из тюрем. А что, если использо­вать это для освобождения Кособродова и его товарища-кочегара? А может, и Красильникова?.. Это нужно хорошенько обдумать! Может, это единствен­ный случай… Подумать… Подумать…»

Командующий вопросительно смотрел воспаленными от усталости глазами на Кольцова, удивленный неожиданной паузой.

Кольцов виновато улыбнулся, словно прося прощения за заминку и раз­думчиво произнес:

– Будет исполнено, Владимир Зенонович, хотя…

– Что еще? – помягчел Ковалевский.

– Может быть, гостям лучше проехать на автомобиле. Ковалевский нахму­рился. Он не любил, когда ему возражали.

– Нет, они поедут поездом! – сухо сказал он.

– Владимир Зенонович, получена сводка транспортного ведомства! – Кольцов многозначительно посмотрел на командующего и, чтобы придать ве­сомость своим словам, четким голосом продолжил: – Они жалуются на нех­ватку паровозов – не успевают доставлять к фронту боеприпасы… Между тем многие паровозы не ремонтированы, а иные и исправные простаивают в депо.

Ковалевский вскинул на Кольцова глаза, в которых закипал гнев-это не первый случай, когда ему докладывают о неблагонолучии с железнодорожным транспортом, – и отчеканил:

– Поч-чему?

В ответ на вопрос командующего Кольцов недоуменно пожал плечами – дескать, не может знать этого, – но затем доверительно сказал:

– Тюрьма, Владимир Зенонович, забита железнодорожниками. За ничтожную провинность, вместо того чтобы отстегать плетьми и заставить работать, их сажают в тюрьму…

– Безобразие!.. Напомните мне об этом после совещания! – тихо взор­вался Ковалевский и поспешил к себе в кабинет. Но, будто что-то вспом­нив, в дверях обернулся и добавил: – И всетаки поездом!

– Слушаюсь! – вытянулся адъютант.

Когда Ковалевский закрыл за собой дверь, Кольцов несколько мгновений раздумывал. Взялся за телефон, строго бросил в трубку:

– Соедините меня с полковником Щетининым!.. Что?.. Как нет?.. Где он? Почему не знаете?.. Это от командующего! Черт знает что!.. – возмутился Кольцов и резко опустил трубку на рычаг.

Полковник Щетинин вскоре пришел к себе в градоначальство. Дежурный положил перед ним рапорт.

– Что? Происшествия? – с тревогой спросил Щетинин.

– Ничего особенного, – успокаивающе ответил дежурный. – Вот только от командующего звонили, вас спрашивали.

– Кто спрашивал? – насторожился Щетинин.

– Кто – не сказали. Но, видать, начальство. Потому ругались.

Щетинин взялся за ручку телефона, раздумывая, зачем он мог понадо­биться командующему. Но решил, что уж если его превосходительство звони­ли, да еще ругались, то лучше поехать в штаб самому.

– Распорядитесь, пусть подают экипаж. В штаб поеду, – сказал он де­журному со вздохом.

В известном всему Харькову экипаже с плавно прогибающимися рессорами градоначальник мчался по улицам города в штаб. На облучке, как всегда, сидели солдат-кучер и усатый унтер. Они были словно приклеены плечами друг к другу.

В штабе в это время шло совещание. В глубоких креслах сидели бригад­ный генерал Брике и генерал Журуа. Ковалевский стоял у большой карты, докладывал:

– Новый план главнокомандующего Антона Ивановича Деникина существенно отличается от прежнего, изложенного в известной вам майской директиве, – говорил Ковалевский. – Идея одновременного похода на Москву всех трех армий теперь оставлена. Наступление на Москву будет развивать лишь Доб­ровольческая армия, усиленная конными корпусами Шкуро и Мамонтова. Донс­кая армия генерала Сидорина будет помогать этому наступлению. Кавказской армии генерала Врангеля, по этой новой диспозиции, предстоит сковывать войска красных на моем левом фланге. – Ковалевский показал карандашом на синие стрелы у левого основания гигантской дуги, обозначающей на карте линию фронта. Вершина дуги была обращена в сторону Москвы, а концы ее упирались в устье Волги и в Днепр. Зашторив карту, Ковалевский отошел к своему столу: – Вот таков, в общих чертах, план решающего наступления на Москву. Он учитывает особенности расположения войск красных и их состоя­ние.

Брике и Журуа удовлетворенно переглянулись. Дверь из внутренних поко­ев командующего открылась. В кабинет вошел Кольцов. Он вежливо улыбнул­ся, его лицо выражало внимание и готовность услужить. Вошедшие следом за Кольцовым двое вестовых внесли подносы, уставленные бутылками, рюмками, бокалами. Был на подносе и зачехленный кувшин с любимым напитком коман­дующего – глинтвейном. Все это вестовые поставили на низенький столик и тихонько, на цыпочках, вышли.

Кольцов, поймав нетерпеливый взгляд командующего, тоже удалился.

– Обстановка в Советской России работает на нас, – продолжил Кова­левский. – Норма выдачи хлеба в Красной Армии сокращена до минимума. Свирепствует тиф. Железные дороги парализованы…

Донбасс, – улыбнулся Брике с таким видом, будто это рук дело.

– Совершенно верно, и Донбасса у них теперь нет. А значит, и угля! – Ковалевский, сняв пенсне, принялся его протирать.

– Мы радуемся вашим успехам, генерал, – воспользовался паузой Брике.