Адъютант его превосходительства

Иван Платонович не видел терзаний дочери. Он сидел на диване и угрюмо глядел себе под ноги, негромко барабанил пальцами по валику.

Как долго и трудно тянется время! «Скорей, скорей! – торопит его На­таша. Но оно словно вмерзло в неподвижность…

Синие сумерки на улице сменились густой россыпью звезд. Листья на де­ревьях млели от ночной, духоты. И было тихотихо…

Вдруг хлопнула входная дверь. Наташа замерла, судорожно прижав руки к груди.

В комнату вошел грязный, в разорванной тужурке Кольцов. Лицо у него было разбито, и на руках ржавели запекшейся кровью ссадины.

«Что с ним? Ранен? – беспомощно подумала Наташа, и к сердцу ее подс­тупил холод. Не помня себя от радости и страха, она шагнула навстречу Кольцову и, вскинув ему руки на плечи, бессильно прошептала:

– Ой, Павел…

– Ну что ты, Наташа! – смущенно улыбнулся Кольцов. – Все хорошо… Я же говорил… Все будет хорошо…

– Как я боялась! Иди переодевайся!.. Лицо! У тебя разбито лицо! – На­таша вдруг вся сникла. – Но это же… Это же – все! Тебе надо немедленно уходить. Ты понимаешь, у Щукина не может не возникнуть вопроса, где ты так разбился в тот же вечер, когда исчез Осипов.

– Понимаю! – сдавленным голосом ответил Кольцов. – Я уже об этом ду­мал, пока добирался до вас.

– Я сейчас же вызову связного. – Голосу Наташи окреп.

«Его надо спасти, спасти! Во что бы то ни стало! – гудело у нее в го­лове, и она, уже не скрывая отчаяния, продолжила: – И ты уйдешь по эста­фете в Киев. Слышишь?

– Не будем торопиться! – Павел взял ее за руки и усадил на стул рядом с собой. – Один хороший человек сказал, что голова человеку дана, чтобы думать. Давай малость подумаем, а?

– Но, боже, что можно придумать? Что? – бессильно пожала плечами На­таша. – Ведь следы на твоем лице явно от ушибов. – И, вздохнув так, что перехватило дыхание, добавила, Нет, тебе нельзя рисковать! сдавшись до­водам своего сердца: – Ни в коем случае!

– У меня было время, пока я добирался до города, и, кажется, я что-то придумал? – улыбнулся ее совсем не наивным страхам Кольцов. – По крайней мере, есть смысл попытаться… Надень самое нарядное вечернее платье! – весело приказал он.

Иван Платонович, до сих пор молчаливо слушавший их разговор, удивлен­но взглянул на Павла:

– Уж не собираетесь ли вы в таком виде идти гулять?

– Именно, Иван Платонович! Мы пойдем в ресторан «Буфф», я слышал му­зыку, там еще веселятся!.. – И, пока они глухими переулками, чтобы нена­роком никого не встретить, добирались до «Буффа», Павел посвятил Наташу в смысл своей затеи…

«Буфф» был слышен издали. Даже в эту глухую ночную пору из раскрытых настежь ресторанных окон несся надрывный «Шарабан»…

«Буфф» был островом, на котором в разгульном вине и в бессмысленных тостах пытались утопить страх перепуганные революцией обыватели. Подъезд «Буффа» светился в ночи призывно, как маяк. А вокруг была темень.

В зале сверкали погоны, дорогие бокалы, зазывно белели открытые женс­кие плечи. На лицах, под слоем пудры, румян, помады, – усталость и обре­ченность. Синими змейками поднимался дым от папирос и сигар, и казалось, что эти змейки дыма, извиваясь, танцуют в такт «Шарабана».

За столиками шептались пронырливые спекулянты в шикарных костюмах, встряхивались за графинчиками водки спешно подлощенные помещики, давно сбежавшие из своих поместий.

За одним из столиков сидел ротмистр Волин и еще какие-то офицеры. Много пили, разговаривали, однако успевая внимательно присматриваться ко всем вновь пришедшим.

– Главная задача для контрразведчика, господа, познать окружающих. А где их лучше всего познаешь, как не в ресторане?! Если бы рестораны при­думали не торгаши, их пришлось бы изобрести контрразведчикам, – тихо ораторствовал Волин.

Молоденький, еще не привыкший к бессмысленной гульбе офицер тем вре­менем разлил вино, поднял рюмку и сам за нею как бы приподнялся на нос­ки:

– За что будем пить, господа?

– Хватит тостов, – скривился Волин. Выпив, сказал: – Тосты, речи… Мы здесь, в России, привыкли много болтать. Болтать, а не делать… Вы только начинаете службу в контрразведке, и вам полезно это знать. Там, в окопах, вы жили войной… Только войной. А мы здесь давно живем победой. Да, господа, победой. Ибо после того как мы войдем в первопрестольную, будет очень много работы. Коренная перестройка России! Во главе государ­ства – диктатор с неограниченной властью. А мужичье, разбойников с кольями, – в лагеря, на поселения… в лагеря, на поселения… – И с трудом закончил: – Я все сказал, господа!..

Кольцов и Наташа неторопливо прошли вдоль окон ресторана. Было тихо. Тревожную тишину нарушали лишь торопливые шаги жмущихся к стенам домов редких прохожих да цокот копыт лихих извозчичьих пролеток, на которых развозили домой мертвецки пьяных офицеров.

– В этом тревожно-торопливом ритме зазвучал диссонансом замедленный стук Наташиных каблучков. Теперь Наташа одна, без Кольцова, шла по тем­ной улице. Завернула к «Буффу». Постояла темного и снова пошла. Не дойдя до ярко освещенного подъезда ресторана, повернулась и скучающей походкой пошла обратно. Несколько раз она неторопливо проделала этот путь. Туда и обратно.

Из темноты выплыл какой-то пьяный толстяк. Поравнявшись с Наташей, замедлил шаг, доверительно ей сообщил:

– А мне тоже одиноко.

Наташа не ответила. Она повернулась, снова пошла в сторону «Буффа».

– Плачу золотыми, – без надежды бросил он ей вслед, порождал немного и – так же бесшумно растворился в темноте.

Из «Буффа» вывалила подвыпившая компания.

– Извозчик! – закричал один.

Но извозчика не было.

– Пошли пешком, здесь близко.

И они скользнули в темноту… Вскоре они преградили дорогу Наташе, которая одиноко брела по улице.

– Я вас люблю! – встав на колено, патетически воскликнул один из ком­пании. – Я не могу без вас жить!..

Остальные тесно окружили их, пьяно ожидая продолжения забавного эпи­зода.

Но случилось непредвиденное: кто-то ворвался в гущу компании.

– Вы!.. Приставать к женщине!

Глухо прозвучал удар, и один из пьяных покатился по брусчатке. Дру­гой, тот, что стоял на коленях, кулаком подсек напавшего на компанию че­ловека. Завязалась потасовка. В темноте слышались глухие удары, стоны и ругань.

Наташа торопливо вбежала в ярко освещенный подъезд «Буффа». Бросилась к группе офицеров, встревоженным голосом сказала:

– Господа… здесь, рядом, напали на офицера!..

Несколько человек тотчас бросились в темноту. Захлебнулась и смолкла музыка. Лавиной повалили из ресторана офицеры. И гражданские в черных фраках. И любопытные дамы…

– Где?

– Что случилось?

– Кого убили?..

Сквозь встревоженно гудящую толпу протиснулся ротмистр Волин.

В световой овал ресторанного подъезда в сопровождении офицеров вошел Кольцов. Мундир его в нескольких местах был разорван. Лицо в кровоподте­ках и ссадинах.

– Что произошло, Павел Андреевич? – бросился к нему Волин.

– Ничего особенного, ротмистр! Просто какие-то скоты были невежливы с моей дамой!..

Волин пригласил Кольцова и Наташу в зал, усадил их за свой стол. Мо­лоденькие контрразведчики стоя ждали, когда Волин представит их адъютан­ту командующего. Они знали его по штабу и были наслышаны о его отчаянной храбрости.

– Вот чего я не понимаю, – пьяно сказал Волин. – Чего я не понимаю, это почему Павел Андреевич не у наев контрразведке. Разливайте!.. Даме закажите шампанского!..

Молоденькие офицеры стали услужливо разливать коньяк, послали офици­анта за шампанским.

– Я видел капитана в деле! – продолжал Волин. – В настоящем боевом деле, господа! Он не говорил слов, он действовал…

Возле Волина вырос официант и, склонившись к самому его уху, что-то прошептал, указывая глазами на дверь.

– Но я занят!.. Я принимаю друзей!.. Так и скажите: он принимает дру­зей и к телефону идти не пожелал!

Официант снова что-то шепнул.

– Кто?

Ротмистр быстро вскочил и, пошатываясь, пошел между столами к выходу. Отсутствовал он не больше минуты, но обратно возвращался совершенно трезвым. Лицо встревожено. Он подошел к столу: