Страница 30 из 46
— Мой лорд, там нет грязи, — прошептал он очень тихо. Не было, казалось, никакой надежды найти слова, пока он не поспит.
— Мистер Брэддок, свидетель говорит, что там нет грязи. — Смех ударил Эндрю по голове, так что он физически ощутил боль, как от града.
Мистер Брэддок почувствовал, что смех мчит его к победе.
— Припомните, что было два утра тому назад. Мы опустим ночь, — добавил он со смешком. — Вы помните женщину, пришедшую в коттедж?
— Да.
— Это правда, что ваш друг без фамилии, Элизабет, сказала женщине, что вы ее брат?
— Да.
— Почему?
— Я не помню.
— Она говорила, что вы гостите у нее неделю?
— Я думаю, да. Я ничего не помню. Я устал.
— Это все, что я хотел спросить у вас.
«Неужели наконец можно сесть и уснуть?» — с сомнением подумал Эндрю. Его опасения оправдались. Встал сэр Генри Мерриман.
— Вы жили в коттедже в течение недели?
— Нет. Две ночи. И все.
— Подумайте как следует. Не можете ли вы вспомнить, почему она солгала? Чтобы помочь вам?
— Конечно. Она бы никогда не солгала для себя. Просто я боялся, что женщина проболтается в городе. Я боялся Карлиона.
— Почему вы его боялись?
— Он знал, что это я предал его. Он гнался за мной. Он пришел в коттедж, когда я был там. Но она спрятала меня. Она обманула Карлиона. Она была бесстрашной, как святая. Она пила из моей чашки. Как он может говорить, что тут какая-то грязь? Это все ложь, что они говорят о ней. Если бы я не так устал, я мог бы вам все рассказать.
— Почему она поступила так ради вас? Вы были ее любовником?
— Нет. Просто из милосердия. Я клянусь, что никогда не касался ее.
— Спасибо. Это все.
Эндрю стоял, не веря, что все кончилось, что он сделал то, о чем просила Элизабет, что все теперь позади и он может спать. Он почувствовал, что кто-то тянет его за рукав. Он споткнулся, спускаясь по ступенькам, все еще влекомый рукой, которая теперь мягко и настойчиво тянула его по направлению к двери.
Когда он проходил мимо скамьи подсудимых, его окликнули: «Эндрю». Он остановился и обернулся. Он не сразу мог сосредоточиться. Это был Тимс.
— Вытащи меня отсюда, Эндрю, — молил он.
С галереи раздалось враждебное бормотание, и Эндрю покраснел. Гнев, беспричинный и неуправляемый, против себя, против своего отца, против этого мальчика, который на миг пробудил его, подсказал ответ:
— Ты дурак. Я тебя туда засадил.
Потом он оказался за стенами зала суда.
— Я хочу спать, — сказал он. — Можно мне идти?
Оказалось, что он говорит с офицером.
— Не суйся на улицу, — ответил тот, — там толпа. Ты не слишком-то популярен. Лучше подожди, пока кончится дело. Тогда о тебе позаботятся.
— А можно где-нибудь… — Он оперся рукой о стену, чтобы не упасть.
— Есть комната для свидетелей.
— Я не могу туда идти. Они не дадут мне покоя. Нельзя ли где-нибудь еще?
Офицер немного смягчился.
— Здесь, — сказал он, — посиди лучше здесь. — Он указал на скамью у стены. — Это против правил, — неохотно добавил он, но Эндрю уже рухнул на нее и мгновенно заснул сном без сновидений, в котором лишь на миг смешались лица, бородатые и сердитые, хихикающие и красные, и одно бледное лицо, золотой туман и… больше ничего.
— Это доказывает вину подсудимых. — Голос сэра Генри Мерримана, просачиваясь через тяжелые двойные двери суда, доносился слишком тихо, чтобы потревожить сон Эндрю. Для него, довольного, неведающего, спящего без сновидений, могли пройти недели, а не часы. Голос был шепотом. И все. Он не проснулся, когда, задолго до того, суд удалился на ланч. Тогда шепот свидетелей перестал раздаваться в коридоре. Стало тихо, потом донеслось шарканье ног людей, встающих со своих мест, а затем, когда двери суда распахнулись, — громкие голоса, шумные разговоры, похожие на взрыв бомбы. Эндрю спал, спал, когда тяжелые шаги неохотно протопали обратно, отягощенные плотным ланчем, спал и когда двери закрылись и шепот свидетелей зазвучал вновь.
Офицер в коридоре приложил ухо к двери и слушал, жадный до любого развлечения, чтобы развеять скуку. Он бросил взгляд на Эндрю, в надежде поговорить, но Эндрю спал.
Заключенные защищались, насколько офицер мог понять из разрозненных заявлений, которые до него доходили. Речь каждого была написана для него адвокатом и читалась невыразительным запинающимся голосом. Через стеклянные двери офицер мог видеть заключенных. Разбирательство вступало в свою финальную стадию, так же как и день. В помещении суда было уныло и серо, но недостаточно темно, чтобы зажечь свет, заключенные, несмотря на веру в присяжных, испытывали уныние и были немного напуганы. Каждый, читая по своей бумаге перед собой, ощущал сковывающее присутствие мертвеца, который явился, чтобы опровергнуть их аргументы. Человек был убит. Сотни алиби не могут превратить этот факт в ложь. Как будто по общему согласию решив принести в жертву нежеланного Иону, они немного отодвинулись от полоумного юноши, небольшое свободное пространство вокруг которого в этом переполненном зале выросло до размеров пустыни.
Защита каждого человека слегка варьировалась. Этот в предполагаемое время драки пил с другом, тот был в постели с женой. Все привели свидетелей, чтобы подтвердить свои слова, и только заключение было одинаково: «Так помоги мне, Господи, я не виновен».
Четыре раза повторялись запинающиеся машинальные рассказы, так что офицер начал зевать, а затем все изменилось. Настала очередь Хейка, большого чернобородого человека, который угрожал Эндрю со скамьи подсудимых.
Когда он встал, зажгли свечи, и его тень закачалась на потолке подобно гигантской птице. Его голос гудел в коридоре, как будто гулко ударяли по металлу.
— Мой лорд, господа присяжные, на вас сегодня лежит ответственность, с которой вы никогда больше не столкнетесь. Чьему голосу вы собираетесь внять? Этих таможенников, которые боятся потерять работу, или нашему, голосу людей, с которыми они выпивали, этому фискалу Эндрю с его шлюхой или нам? Если нас повесят, а правда обнаружится, кто заступится за ваши души в судный день? Кто защитит ваши тела здесь?
— Заключенный, — зазвенел высокий, раздраженный голос, — вы угрожаете присяжным? Присяжные не имеют никакого отношения к наказанию, они должны только решить, виновны вы или невиновны.
— Я только предупредил их…
— Присяжные охраняются при исполнении своих обязанностей. Угрозы вам не помогут.
— Вы собираетесь нас повесить?
— Я хочу справедливости, но если вы не приступите к своей защите, вам придется сесть на место.
— Моя защита та же, что и у других. Я не был там. Я докажу это с помощью свидетеля, как и они. Но человека убили, скажете вы, и вы не можете переступить через это. Так я скажу вам, кто его убил. Он. — И его палец выразительно пронзил пустыню, которая окружала Тимса.
Тимс вскочил на ноги.
— Ты не то говоришь. Ты лжешь! — закричал он. — Скажи им, что ты лжешь. — Он снова опустился на стул и, закрыв лицо руками, заплакал с особым подвыванием, как больное животное. Смешиваясь с глухим голосом, этот плач создавал особый оркестровый эффект в коридоре.
— Я слышал, говорю вам, как он говорил об этом. Он полоумный, сами видите, ему место в психушке, а не на виселице. Он говорил мне много раз, что намерен сделать с Рекселлом. Рекселл при встрече частенько дразнил его. Вы слышали, тут один таможенник сам говорил об этом, но есть и еще доказательства. Я не думаю, что вы поверите таможеннику. Но послушайте меня, вы — честные люди, и вы признаете нас невиновными.
— Вы обращаетесь не к присяжным. Вы обращаетесь к суду.
— Я сожалею, мой лорд. Вот что я хочу еще сказать, — он перегнулся через загородку по направлению к присяжным, — присяжным будет интересно узнать, что случится с этим Иудой и его женщиной. Оставьте это нам. Говорю вам, оставьте это нам.
Прежде чем сэр Эдвард Паркин успел открыть рот, он сел. Офицер украдкой взглянул на Эндрю, тот спал.