Человек внутри

— Я бы не советовал тебе выбирать мистера Эндрю, — сказал сэр Генри, забавляясь, как будто смотрел на сердитого и смешного ребенка. — У мистера Эндрю нет денег.

Она вышла и хлопнула дверью.

Эндрю не мог собраться с мыслями, но на сей раз не от вина. Он чувствовал себя так, как будто из сказочной, унесенной ветром тишины попал в шум, суету и водоворот толпы. На время тоску по коттеджу и Элизабет вытеснила улыбка Люси, обещавшая столько наслаждения.

«Если она хочет натравить меня на этого Мерримана, — подумал он, — я готов». Вино больше не туманило ему голову, но оно оставило какое-то маленькое беспокойное желание и огромную уверенность в собственной привлекательности. Ему отчаянно хотелось пойти за Люси.

— Ну, — сказал он, — чего вам от меня надо?

Сэр Генри поднял голову.

— Протрезвился? — спросил он.

— А я и не был пьян, — сердито сказал Эндрю, — только голоден.

— Тогда я хочу увидеть тебя в свидетельской ложе. Я — председатель суда. Если ты отказываешься быть свидетелем, то должен понимать, что для тебя есть еще только одно место.

— Какой вам от меня прок? — запротестовал Эндрю. — Я убежал еще до того, как все началось.

— Это не имеет значения, — сказал сэр Генри, — все, что я от тебя хочу, — это свидетельства, что эти люди высадились на берег и ты был с ними, когда они высаживались.

— Но вы понимаете, как я рискую? — спросил Эндрю.

— Надо было об этом раньше думать, когда письмо посылал. Но я сделаю для тебя все, что в моих силах. Пока ты будешь в Льюисе, о тебе позаботятся. Ты можешь оставаться в этой гостинице. Я снял для тебя комнату. А потом — твое дело, перед тобой — вся Англия, есть где скрыться. Ты преувеличиваешь риск. Но после всего этого я советую тебе бросить контрабанду. — Он с любопытством посмотрел на Эндрю. — Не могу понять, почему ты вообще начал этим заниматься. Ты говоришь, как образованный молодой человек.

— Я могу читать по-латыни и по-гречески, если это называется образованием. Но меня не учили, как жить. Что я буду делать, когда все это кончится?

Сэр Генри нетерпеливо забарабанил по столу пальцами.

— Ты для меня — удачная находка. Мне не за что тебя благодарить, но я дам тебе рекомендательные письма в Лондон, когда закончится это разбирательство. Ты сможешь устроиться клерком. Но в будущем тебе лучше жить честно, иначе ты кончишь там, где, надеюсь, кончат твои товарищи.

— Не говорите чепухи о честности! — закричал Эндрю. — Вы не рискуете жизнью в этом деле, как я. Вам за это платят.

— Не наглей, — отозвался от окна мистер Фарн. — Ты делаешь это, чтобы спасти свою шкуру, а не ради правосудия.

— Я думаю, и ни для того, и ни для другого, — ответил Эндрю, его гнев рассеялся, когда он вспомнил, как Элизабет подносила чашку к его губам. «Но я никогда не смогу вернуться туда, — подумал он. — Когда все кончится, я должен буду сматываться и вряд ли когда-нибудь снова увижу ее». Эта мысль причинила ему такую острую боль, что он сжал кулаки, мечтая облегчить душу слезами. Он специально повернулся в мыслях спиной к коттеджу, чтобы не видеть, не слышать и не вспоминать о нем, и вместо этого сосредоточился на опасности, которая была перед ним и которую он должен был исхитриться обойти. В этой спокойной комнате на Хай-стрит, в присутствии двух адвокатов страх насилия казался абсурдным. Покой, который посетил его прошлой ночью, был подобен сну, а во сне мог легко появиться кошмар.

Но теперь он пробудился среди реального окружения, среди спокойных обычных людей, и невозможно было поверить, что за ним действительно шла по пятам насильственная смерть. Его бегство больше не казалось таким уж бесконечным. Когда все кончится, он поедет в Лондон и оставит прошлое позади и будет жить, как обычный человек, изо дня в день зарабатывая себе на хлеб. «Я смогу покупать себе книги, — при этой мысли сердце его учащенно забилось, — ходить слушать музыку в аббатство и собор Святого Павла». На улицах будет полно экипажей, на тротуарах — толпы людей. Он будет ходить повсюду и будет не более заметен, чем муравей в муравейнике. «От такого счастья даже на сердце защемило», — подумал он, но затем понял, что боль была не от грядущего блаженства, а от пустоты.

Он опустил голову на руки. «Что проку в жизни, в которой никогда не будет ее», — подумал он. В теплый погожий день захочется вместе с ней радоваться самому, а в холодный — вместе с ней греться у огня… Каждое утро он будет просыпаться с мыслью, что она живет в нескольких часах езды. Поезжай и посмотри, в коттедже ли она. Может, она уехала, или пропала, или умирает, или голодна, или одинока. И каждое утро страх будет вступать в борьбу с этой мыслью и побеждать. В этой постоянной борьбе для него будет не больше покоя, чем в бегстве. «Что же тогда делать?» — спрашивал он себя и устало разводил руками.

Двое адвокатов говорили друг с другом, не обращая внимания на Эндрю.

— А Паркин? — спросил мистер Фарн. — Что вы думаете о Паркине?

— Это самый лучший судья, который только мог достаться заключенным. Это самодовольный болтун, который любит слушать звуки собственного голоса. Если среди присяжных и найдется честный человек, Паркин отпугнет его своим снобизмом или запутает своим длинным резюме. Фарн, вам надо идти спать. У вас впереди длинный день, да и большая часть вечера, насколько я знаю Паркина. Он будет сидеть, пока не сгорят свечи.

— А вы, сэр Генри? — с оттенком беспокойства спросил мистер Фарн.

— Я? Я еще немного поработаю. Мне нужно меньше времени на сон. Я старше. Фарн, мы добьемся обвинительного приговора?

— Нет, пока вы немного не поспите, сэр Генри.

— Я не понимаю, почему вы все так беспокоитесь, вы и Люси. Фарн, придет ли когда-нибудь время, когда присяжным можно будет доверить вынести приговор, согласно свидетельским показаниям в случае контрабанды? От всего этого так устаешь. Хочется не правосудия, а военного положения.

— Не говорите так, сэр Генри. Правосудие есть правосудие. А с ним что делать, сэр Генри? Он вам еще сегодня понадобится?

«Опять они обращаются со мной, как с лакеем», — подумал Эндрю, но не успел он рассердиться, как усталый вежливый тон Мерримана охладил его.

— Официант проводит вас в вашу комнату, мистер Эндрю, — сказал он. — Выспитесь хорошенько. Завтра в бой. — Он провел рукой по лицу, как будто пытался вспомнить, чем еще может утешить человека, для которого работа не была самым большим и самым подлинным наслаждением. — Если вас мучит жажда, мистер Эндрю, — сказал он, — заказывайте, что хотите.

Мистер Фарн неодобрительно заворчал и открыл дверь, ожидая, пока Эндрю пройдет.

— Мой вам совет, больше не пейте сегодня, — сказал он, когда они стояли в темном проходе. — Спокойной ночи.

Эндрю смотрел, как его маленькая ладная фигурка в темной одежде удаляется по коридору, вот она повернула за угол и исчезла из виду. «Завтра в бой…». Он не ожидал, что его вызовут так скоро. Панический ужас столкнулся в его душе с покорностью судьбе.

«Я мог бы ночью выскользнуть из гостиницы, но что потом? Бесконечное повторение прошлой недели? А если остаться? Опасность будет, по крайней мере, очевидной и передо мной», — подумал он, и все же страх сжал ему горло. Рот и губы пересохли. Было бы легче решить, что делать, за стаканчиком. Он направился к лестнице и вдруг заметил пламя свечи, которое поднималось ему навстречу. Он увидел не само пламя, а его отражение в большом зеркале на крутом повороте лестницы под ним. Свеча проплыла, и в зеркале показалась подруга сэра Генри. Очертания ее тела были неясны благодаря темно-синему бархату платья, которое ниспадало почти до маленьких ступней, а затем уходило шлейфом в темноту позади нее. Белое лицо с яркими, красными губами с тревогой смотрело из зеркала. Свеча в руке, затянутой в длинную перчатку, была слегка опущена и освещала прелестные, изысканно покатые плечи и ямку меж юных грудей. Лицо наклонилось вперед и настороженно смотрело из зеркала на что-то невидимое перед собой. Девушка была, должно быть, так близко, что, хотя Эндрю и не видел ее из-за поворота лестницы, пар от ее дыхания затуманивал изображение.