Зеленый человек

Помимо чисто художественных произведений, Эмис написал кучу «беллетристики», как он это называет: «Социализм и интеллектуалы», «Редьярд Киплинг и его мир», «Загадка Джейн Остин», обзор научной фантастики «Новый атлас преисподней» и многое другое, в том числе исследование об алкогольных напитках и «культуре пития» (вот откуда такое удивительное знание «темы» при работе над портретом трактирщика Мориса!); он редактировал оксфордское издание английской поэзии, избранную фантастику в пяти томах и даже песенник («Песни Великобритании»)!

В 1989 году я отправился в Англию — в потоке советских граждан, которых подхватил и понес на Запад через проломы в границах и «занавесах» ветер перемен, он же вихрь иллюзий. Работа что-то не «подворачивалась», в эмигрантском издательстве мою рукопись вежливо отклонили — за аполитичность и отсутствие злободневности, как я полагаю, хозяева лондонской квартиры — молодая пара, не отягощенная интеллектуальными исканиями, рано уходила на работу, чтобы как можно быстрее сделать карьеру и заработать как можно больше денег, оставляя меня в одиночку убивать время (опять!) у телевизора; совпадение: «зеленый» вновь «явился» мне — с экрана, из только что созданного на Би-би-си телефильма: он бродил ночами под стенами трактира и вдоль кладбищенской ограды, дожидаясь, когда злая воля его хозяина повелит ему пустить в ход свою немую, грубую силу… Не верю в мистику, которая якобы присутствует где-то рядом с нами, под знамя которой шарлатаны собирают легковерных невежд, но верю в мистику художественного образа и в мистическую силу художественного слова; когда «зеленый человек» выбрасывает вперед руку и наносит удар, который отбрасывает и валит на землю, тебя вытряхивает из обыденности и мыслям дается ход, бывает, что самый неожиданный: оглянись, и лучше не во гневе, всмотрись — в себя, в окружающих, в историю своего дома, в судьбы авторов и книг; мыслям дан ход и помыслам движение: или пригнись и замолчи, или постарайся нагнать упущенное — стихами, романами, беллетристикой, переводами, любовью, жизнью и, может быть, даже успехом.

Константин Васильев

Глава 1. РЫЖЕВОЛОСАЯ ЖЕНЩИНА

Фархем, Херц, в полумиле от А595

«Зеленый человек», Милэнд, 0043

Не успев оправиться от изумления, что менее чем в сорока милях от Лондона и восьми от Ml попали на настоящий постоялый двор, вы сразу же придете в восторг от достоинств столь же неподдельной английской кухни (случайные неудачи не в счет!). Гостиница была здесь уже в средневековье, часть ее построек сохранилась по сей день: она прослужила около 190 лет по своему прямому назначению и даже сохранила в какой-то мере свой первоначальный облик, а в 1961 году была реставрирована. Мистер Эллингтон расскажет каждому, проявившему интерес, ее историю (а в ней живет или жило по крайней мере одно привидение) и будет самым доброжелательным советчиком при изучении пространного меню. Попробуйте уху из угрей (6 шиллингов), паштет из фазана (15 шиллингов 6 пенсов), седло барашка в каперсовом соусе (17 шиллингов 6 пенсов), булочку на патоке (5 шиллингов 6 пенсов). Список вин небольшой, но вина высококачественные (за исключением белого бургундского), недорогие. Пиво «Вортингтон Е», «Басс», «Витбред-Тенкард» — прямо из бочки. Обслуживают быстро, доброжелательно. Скидок для детей нет.

Замечания. По воскресеньям услуги ограничены. Необходим предварительный заказ. По пятницам, субботам и воскресеньям работает ресторан. Время работы — с 12.30 до 15.00 и с 19.00 до 22.30. Стоимость основных спиртных напитков от 12 шиллингов 6 пенсов до 25 шиллингов. 40 мест. Автомобильная стоянка. С собаками вход запрещен. Цена номера на два спальных места от 42 шиллингов и выше. Гостиница класса «А».

Посетители: Бернард Левин, лорд Норвик. Джон Денкворт, Гарри Гаррисон, Уинфорд Воган-Томас, Денис Броган, Брайан В. Олдис и многие другие.

Дело в том, что белое бургундское я сам терпеть не могу. Беру любое по доступной цене у своего поставщика вин (с другими напитками мне бы и в голову не пришло так обходиться).

Сердце радуется, когда видишь, как юнцы-преподаватели из Кембриджа или начинающие телепродюсеры и их девчонки, принюхиваясь и приглядываясь, то и дело отдергивают языки в попытках пропустить по стаканчику «Шабли» или «Пуйли Фюиссе», которые напоминают простывший белесый суп с приправой из сердечных капель и еще каких-то специй, отчего смесь смахивает на детское пипи и по цвету и по запаху. Такая малая и невинная награда не так уж часто достается на долю хозяина гостиницы.

Фактически большая часть моих клиентов действительно приезжает из Лондона или Кембриджа, расположенного на двадцать миль дальше, некоторые — из ближайших хертфордширских городков. Бывает, разумеется, забредет случайный прохожий, но у моих коллег, живущих по А10, что к востоку от меня, и по А595, что к северо-западу, таких посетителей куда больше. А595 — это просто одна из веток дороги, связывающей Стивенейдж с Ройстоном, и, хотя я поставил на ней рекламный щит в тот самый день, когда открыл гостиницу, проезжающие редко дают себе труд свернуть и поискать «Зеленого человека», предпочитая останавливаться в каком-нибудь кабаке прямо у главной дороги. Ну и бог с ними. Единственное, в чем я солидарен с Джоном Фодергилом, пижоном с пряжками на туфлях (хозяин «Орлиного крыла» в Тейме во времена моего детства, слывший, по отзывам гостей, малоприятным субъектом), так это в нелюбви к клиентам, которым достаточно двух полулитровых кружек горького пива и двух стаканов томатного сока, чтобы на всех парах промчаться в туалет или умывальник. Крестьяне из Фархема, Сендона и Милэнда — оба последних местечка в миле отсюда — были, очевидно, людьми совершенно иного склада. Они спокойно и степенно отодвигали кружки с пивом, когда по воскресным дням, набившись в пабы, без липших слов выясняли отношения с выряженными в обеденные сюртуки исследователями деревни и подлинной жизни трудящихся.

Местные жители при поддержке некоторых добронравных молодых людей, приезжавших пообедать, управлялись с таким количеством горького пива, что летом за неделю опустошалось до двух дюжин десятилитровых бочонков этого напитка. Вино также распродавалось быстро, что бы ни говорили о его цене. Так как я всегда подавал на стол только свежее мясо, овощи и фрукты, ежедневно возникала проблема с транспортом. Все это, а также уход за цветами, хранение запасов соли, зубочисток, порошка для полировки металлических предметов доставляли массу хлопот. Так или иначе, мне приходилось почти каждый день на добрых два-три часа отлучаться из дома. Но это ничтожная нагрузка для человека, обремененного свеженькой второй женой, дочерью-подростком от первого брака и старым дряхлым отцом (не говоря уже о штате из девяти работников), с которыми так или иначе надо находить общий язык.

Прошлое лето, оно-то явно было рассчитано на куда более закаленного и многоопытного борца с невзгодами, чем я. Словно члены какой-то подпольной организации по борьбе с хозяевами гостиниц, мои постояльцы то пытались изнасиловать горничную, то требовали священника в три часа ночи, то желали заполучить комнату, чтобы фотографировать девиц, то испускали дух прямо в постели. Группа студентов-социологов из Кембриджа, которых пристыдили за то, что они во всю силу легких, как на митинге протеста, выкрикивали непристойности, вылила пиво на голову юного Дэвида Полмера, моего помошника-стажера, а затем организовала сидячую забастовку. Демонстрируя почти год посредственное, но удовлетворительное поведение, кухонный рабочий-испанец начал проявлять синдром «замочной скважины» в самой тяжелой форме, в основном (хотя и не только) у дверей женского туалета, чем привлек внимание полиции, и в конце концов был депортирован. Дважды загоралась духовка, один раз во время заседания южнохертфордширского отделения общества потребителей спиртных напитков и прочей пищи. Моя жена, казалось, впала в летаргию, дочь ушла в себя. Мой отец, которому шел восьмидесятый год, получил еще один удар, третий по счету, не очень серьезный, но отнюдь не способствующий здоровью. Я испытывал некоторое напряжение и выпивал бутылку шотландского виски в день, впрочем, это была моя обычная норма в течение последних двадцати лет.