Зеленый человек

— Я хотел расспросить тебя обо всей этой истории с привидениями. Она все еще… ты меня понимаешь?

— Я сделал все, что требовалось. С ними покончено. Когда-нибудь я расскажу об этом подробнее.

— Не когда-нибудь, а в следующую встречу. До скорого, папа, вечером я позвоню. Да, Эми спрашивала о тебе. Сказала, что хочет поговорить. И ты выслушай, чем бы ей ни пришло в голову поделиться. И обязательно ответь ей. Пожалуйста, папа.

Когда я входил, Эми сидела на кровати. На экране телевизора красовалась пара пустых подсвечников, а старческий голос комментировал:

«Они очень красивы, не правда ли? По моему мнению, вещи датируются последними годами восемнадцатого столетия и, разумеется, выполнены не в Англии…»

— Выключи его, папа, пожалуйста.

Я вынул вилку и присел на край постели.

— Как ты себя чувствуешь, Эми?

— Прекрасно, спасибо! Джойс уходит, это правда?

— Откуда ты знаешь?

— Сама сказала. Пришла узнать, не надо ли чего, мы начали болтать, и я спросила, поедем ли мы, как в прошлом году до моего отъезда в школу, в Истборн, на уик-энд, а она ответила, что мы с тобой, возможно, и поедем, но ее уже с нами не будет. И все мне рассказала. Она очень волновалась, но не плакала, без нюней обошлась.

— Потрясающе. Взяла и рассказала, как ты мне.

— Если бы так. Сам знаешь, она может ляпнуть все что угодно. Ей все равно, что подумают другие.

— Да, знаю.

— Тебе не очень-то везет с женами, да, папочка? Видно, ты не обращаешь на них внимания. Ну да ладно, я сама обдумала, что нам надо делать. Теперь мне тринадцать. До двадцати одного замуж выходить не хочу. Значит, впереди, по крайней мере, восемь лет, а может, и больше, ведь настоящие мужчины на дороге не валяются. Все это время я буду тебе помогать. Готовить уже сейчас умею неплохо, а если ты не запретишь бывать на кухне в свободное время, пригляжусь и всему научусь. А еще я могу принимать заказы по телефону да и другую работу делать. А когда подрасту, то много чего смогу, например счета проверять. Я тебе очень даже пригожусь.

— Спасибо тебе, солнышко, — сказал я и потянулся, чтобы ее обнять, но она откинулась назад и внимательно посмотрела на меня.

— Нет, не надо. Я говорю не для утешения. Это ты хочешь меня успокоить. А я так много думала, что получился целый план. Во-первых, по моему мнению, ты должен продать дом, потому что и дедушка тут умер, и Джойс ушла, и вчерашний ночной гость — не подарок. Нам нужно переехать туда, где я смогу и в школу ходить, и жить дома. В Кембридж, Истборн или в другое место. Как ты думаешь, я права?

— Да. Ты абсолютно права. Здесь нам делать нечего. Но все зависит от того, разумеется, продаются ли отели и гостиницы там, куда мы собираемся переезжать.

— Ну, так ищи сам, это уже твое дело. Затем, когда мы решим, куда ехать, выберем и школу поблизости.

— Я завтра же начну наводить справки.

— Если у тебя будет время.

— Будет, обязательно будет.

Она потянулась ко мне, я поцеловал ее и крепко обнял. На мое предложение перед уходом включить телевизор она ответила отказом и сказала, что хочет подумать. Подошло время принять душ и переодеться к вечеру. Но стоило заняться привычными делами, как я сразу заметил, что все пошло своим обычным будничным ходом. Ну, если не все, то по крайней мере многое. Я снова ощутил напряжение, сердце тяжело забилось, что предвещало близкую дрожь и перебои. Кроме того, с недавних пор я стал все чаще замечать собственную неловкость; так, сейчас я ударился плечом о косяк двери в ванной, содрал кожу на костяшках пальцев, когда нащупывал кран от душа, в трезвом виде опрокинул на пол суп, схватив кастрюлю с такой неожиданной остервенелостью, словно был в стельку пьян или вестибулярный аппарат почти вышел из строя. Эта мысль мучила меня невыносимо, да и другие не меньше: ведь завтра наступит новая неделя и придется звонить в страховую компанию по поводу «фольксвагена», встретиться с адвокатом в связи с завещанием отца, завезти мясо, заключить новые соглашения на поставку фруктов и овощей и подготовиться к неделе, которая придет на смену этой. А еще была Джойс, и продажа дома, и поиски нового, и потребность в женщине, с которой можно переспать.

Намного раньше, чем можно было предположить (и это действительно так), я воздал должное пророчествам молодого человека о том, что такое смерть, и о ее возможностях. Именно смерть была для меня единственным средством без особых хлопот освободиться от тела, населенного фальшивыми симптомами болезней и страхами, от постоянного прислушивания к нему, от самого себя, как от личности безжалостной и сентиментальной, наделенной непродуктивными, неискренними, непрактичными понятиями о добропорядочности, избавиться от хронического пережевывания собственных мыслей, от счета на тысячи, дабы усмирить их, и от лицезрения своей физиономии в зеркале. Он сказал, что пока стоит мир, от него некуда укрыться, но, покончив счеты с жизнью, от мистера Эллингтона я избавлюсь навсегда.

Я надел вечерний костюм, выпил крепкого виски и спустился вниз, чтобы вступить в обычную круговерть.