Стеклянный суп

— Не самый удачный день для визитов, Винсент. Уверена, ты понимаешь, — похороны и все такое.

Смерив Флору холодным взглядом, он мягко отодвинул ее с дороги и шагнул в дом.

— Нам надо потолковать о твоем друге, которого зовут Кайл Пегг.

Когда Этрих вышел с кладбища тем утром, он знал, что такое «стеклянный суп», но понятия не имел, куда идет. Он будет настаивать на этом позднее, когда его попросят рассказать, как все произошло. Он видел, как Лени подняла свой знак, и понял, что должен сейчас же покинуть кладбище. Он не мог сказать зачем, просто знал, что надо идти, и все.

Но как же Изабелла, что она подумает, когда обнаружит, что он бросил ее в разгар похорон? Это была проблема, но не единственная: возникли и другие, требующие безотлагательного вмешательства. Придется ей поверить, что он оставил ее не без причины.

Подойдя к машине, он вытащил ключи и стал открывать дверцу, как вдруг поднял голову и нахмурился. Издалека это выглядело, как будто кто-то окликнул его по имени, и он всматривается, кто это. Вот только глаза у его были закрыты. Этрих услышал, как голос внутри него отчетливо произнес: «Иди в лес». И ничего больше. Открыв глаза, он увидел лес прямо через дорогу.

Деревня Вайдлинг находится на самом краю Винервальда. И по сей день он остается сказочным — темным, дремучим и бескрайним. Он покрывает в пять раз больше земли, чем все районы Манхэттена вместе взятые. В этом лесу легко заблудиться, хотя до центра Вены от него всего полчаса езды. Винсент и Изабелла любили в нем гулять и часто сюда приезжали. Ощущение совершенства, исходившее от четких — ничего лишнего — теней, и тишина леса создавали приятный контраст городу, ради которого стоило прогуляться сюда влюбленным.

Этрих не задавался вопросом, почему он услышал голос именно сейчас и что за приказ тот отдал. Он просто опустил ключи от машины снова в карман, пересек узкую проселочную дорогу и зашагал к лесу.

Теперь он больше, чем когда-либо, доверял своему внутреннему голосу, а также предчувствиям и интуиции. Изабелла воскресила его из мертвых. Зачем? Ради их еще не родившегося сына, Энжи. Кто знает, может, это Энжи говорит с ним сейчас, направляет его шаги. Может, именно он стоит за всеми странностями, которые происходили с Винсентом в последнее время, и даже за посланием Лени Саломон из Смерти. Стеклянный суп.

Винсент вошел в лес, и вокруг него тут же стало прохладно, как осенью. Воздух, в котором еще секунду назад стояли запахи сухой земли и разгара лета, стал сырым, плотным и насыщенным запахами.

Уперев руки в бедра, он сделал то, что всегда делал, входя в любой лес, — запрокинул голову и посмотрел наверх. Он любил смотреть, как солнце подмигивает сквозь древесную листву. То, что ему еще предстояло сделать, подождет минуту, пока он насладится игрой света и цветовых пятен высоко над головой.

Потом он пошел. Он понятия не имел, куда идет и что будет делать дальше, просто было такое ощущение, что надо идти. Тогда он этого не знал, но, пока он углублялся в лес, похороны Лени Саломон подошли к концу. Две ее лучшие подруги направились к машине, где Изабеллу уже ждал Броксимон.

Этрих шагал еще около часа, прежде чем остановился, чтобы оглядеться. Никакого знака или указания на то, зачем ему велели идти сюда, по-прежнему не было, но его это не смущало. Причина была, он в это свято верил, и скоро она обнаружит себя. Какая-то птица запела вдалеке, и солнце, посылая свои лучи сквозь кроны деревьев, разливалось лужицами света по земле.

На пути в чащу ему повстречался лишь один человек — старик, который дружелюбно улыбнулся Этриху и приподнял свою тирольскую шляпу.

Он понятия не имел, куда зашел. Правда, на отдельных деревьях даже в глубине леса попадались развешанные Австрийским клубом пешего туризма указатели, сообщавшие, что отсюда до какого-нибудь, к примеру, Альмхютте три часа пешком. Но Винсенту от этого было ни жарко ни холодно, ведь он все равно не знал, где находится Альмхютте или другие упомянутые в указателях места относительно Вены или Вайдлинга. Так что, с точки зрения Этриха, указатели с тем же успехом могли бы сообщать расстояние до Занзибара.

Пару раз в голове у него начинали метаться панические мысли вроде «Какого хрена я тут делаю?!». Но он гнал их прочь, каждый раз напоминая себе, что слышал голос.

КИЗЕЛЯК — было написано на дереве в нескольких футах от него. Но Этрих был так занят разглядыванием окружающего, что до него не сразу дошло, что это. Первой мыслью было — что за дурак потащился в такую глухомань, чтобы вырезать на стволе дерева свое имя? Кто его тут увидит?

Так подумало его сознание. А подсознание, разбуженное надписью «стеклянный суп», без колебаний объявило: «Я знаю это имя. Откуда?»

Он подошел к дереву, встал напротив и начал вспоминать, где он видел это чудное имя раньше. КИЗЕЛЯК. Вырезанное грубыми квадратными буквами, почти детскими по своей откровенной простоте, оно было здесь уже давно, потому что уже почти слилось со стволом дерева и вокруг каждой буквы поднялась кора. Еще год-другой, и имя растворится в ткани дерева. Нанесенный рукой человека шрам заживет и сделается почти невидимым.

КИЗЕЛЯК. Тот самый автографист. Надпись на стене в Вене, которую Изабелла так хотела ему показать в тот вечер, когда они впервые встретились. Тот чудак, который писал свое имя повсюду, пока не рассердил самого кайзера. Этрих случайно нашел подлинный автограф Кизеляка!

Взволнованный неожиданной находкой, он радостно закрутил головой, ища, с кем бы поделиться новостью. Но кругом были только деревья, их тени и солнечный свет, а им было безразлично. Как бы обрадовалась Изабелла, сделай они это чудесное открытие вместе. Винсент почувствовал, как ему ее не хватает.

Чтобы компенсировать свое одиночество, он протянул к дереву руку и скользнул пальцами сначала по стволу, потом по надписи. Он погладил ее сверху, вокруг, а после обвел пальцами каждую букву по отдельности. Словно слепой, читающий алфавит Брайля, он каждую букву чужого имени почувствовал своей кожей. Ему на ум пришла строчка из телерекламы, которую он видел еще мальчиком: «Позвольте вашим пальцам погулять по „Желтым страницам“». Вот и он позволил своим пальцам погулять по буквам автографа Кизеляка. Они сказали ему: «Здравствуй».

Чтобы позабавиться и заполнить тишину, окружавшую его со всех сторон, Винсент произнес вслух:

— Как поживаете?

— Очень хорошо, спасибо, — ответил Йозеф Кизеляк.

Он сидел на том же камне, где всего минуту назад отдыхал Этрих. Крой его костюма и причудливые бакенбарды соответствовали моде, распространенной среди мужского населения Вены начала девятнадцатого столетия.

— Мы боялись, что ты нас не найдешь, Винсент.

— Это вы сказали мне там, на дороге, чтобы я шел в лес?

— Нет, — улыбнулся Кизеляк. — Тебе уже давно посылают инструкции, но ты до сих пор их не слышал. Сегодня в первый раз. Поздравляю.

— Это, наверное, из-за Лени. Я видел ее сигнал. — И Этрих показал в сторону кладбища.

— С тех пор как ты вернулся к жизни, Винсент, все было для тебя сигналом. Пища, которую ты ел, цвет облаков, мой автограф на этом дереве… Список можно продолжать.

— Я не знал.

— Не страшно, потому что теперь ты знаешь. — Кизеляк говорил спокойно, весело и беззаботно.

Кивком Этрих указал на автограф:

— Это я его нашел или он нашел меня? Я хочу сказать, меня кто-то направлял или я пришел к нему самостоятельно?

Кизеляк положил ногу на ногу:

— Совершенно самостоятельно. Именно это они и хотели узнать — проснулся ты окончательно или нет. Судя по всему, окончательно.

У Винсента зачесался нос. Чтобы почесаться, он снял руку со ствола. В ту же секунду Кизеляк исчез. Просто взял и испарился. Увидев это, Винсент испытал то же, что и Флора на автобане, когда обнаружила, что Изабеллы нет. Разница между ними заключалась в том, что Этрих, в отличие от Флоры, точно знал, как поступить. Он приложил руку обратно к стволу, и Кизеляк появился снова, все так же сидя на камне, как будто и не исчезал никуда.