Стеклянный суп

— Очень хорошо, Винсент. Очень, очень хорошо.

Этрих взглянул на свою ладонь на фоне дерева. Он понял, что, коснувшись дерева, прикоснулся ко всей его истории. И на какой-то миг сделал зримой ее всю, включая Кизеляка, который вырезал на нем когда-то свое имя.

Этрих уже проделывал нечто подобное, когда показывал Изабелле прошлое, настоящее и предполагаемое будущее ее ладони. Но теперь, когда он научился делать это правильно, ему стало понятно, что показать будущее нельзя, потому что оно еще не существует, даже во времени. И отсутствие пальца на руке Изабеллы было лишь одним из множества вариантов ее возможного будущего.

Единственное, что человек может сделать, — это увидеть прошлое и настоящее одновременно, и то если он постиг сущность времени. Этрих постиг: не зря же он разговаривал теперь с человеком, который вырезал свое имя на этом дереве двести лет назад.

— А с собой то же самое сделать сможешь?

— Не понимаю.

Кизеляк откинулся назад, уперевшись руками в камень.

— Что ты делаешь сейчас с деревом? Проникаешь в его историю, видишь все, что с ним связано. А с собой то же самое сделать можешь?

Вопрос напугал Винсента.

— Наверное, могу, но, по правде говоря, от одной мысли об этом мне страшно становится.

— Разве ты не хочешь посмотреть, что сделало тебя тем, кто ты есть? Разве ты не хочешь увидеть собственную жизнь такой, какой она была — или есть — на самом деле?

Несмотря на тревогу, Этрих чуть заметно улыбнулся, вспомнив кое-что.

— Зеркало правды.

— Что это такое?

— В школе у меня был учитель, который рассказывал нам про зеркало правды. Он говорил: «Представьте зеркало, которое показывает всю правду о вас, и дурную, и хорошую. Зеркало, которое, как Бог, знает про вас все и никогда не солжет». Мы много говорили об этом на уроке. А потом он спросил, кто из нас хотел бы заглянуть в такое зеркало. Немногие подняли руки.

— А ты, Винсент?

— Нет.

— У фараона Рамзеса Великого был ручной лев по имени Убийца Его Врагов. Ты знал об этом?

Этрих опешил. Он не мог взять в толк, о чем Кизеляк толкует. При чем тут Рамзес Великий? И какой-то ручной лев?

— Нет. Нет-нет, этого я не знал.

— А у него был, и у тебя есть. У тебя тоже есть Убийца Твоих Врагов. И очень сильный.

— Что-то я не улавливаю, — осторожно ответил Этрих. — Не понимаю, о чем вы.

— У тебя есть свой лев, Винсент; он внутри тебя и часть тебя. Убийца Твоих Врагов. Это он привел тебя в лес. Это он велел тебе коснуться моего автографа на дереве и научил, как вызвать меня. Он сможет творить настоящие чудеса, если ты узнаешь, на что он способен; если узнаешь, на что способен ты. Вызвать меня — лишь малая толика того, что ты можешь сделать. Но твой лев не приходит, когда позовешь. Он еще не ручной. Чтобы его приручить, ты должен посмотреть в зеркало правды и увидеть, кто ты есть. Другого пути нет, Винсент. Нельзя узнать, на что ты способен, если не знаешь, кто ты такой. Ты знаешь, что такое жизнь и что такое смерть. Ты даже знаешь, что значит «стеклянный суп». Настала пора выяснить, какие еще познания таятся в дальних уголках души Винсента Этриха. Не обращай внимания на зло и добро, которые в тебе. Не они сейчас важны. Ищи то, что бессмертно.

Это оказалось совсем не долго. Это вообще не потребовало времени — последовать совету Кизеляка. Немного погодя Винсент Этрих вышел из леса почти там же, где вошел в него. Его машины на дороге не было, но он не стал беспокоиться. Он знал, что Изабелла сейчас с Броксимоном, а значит, пока вне опасности.

Он вышел на дорогу и повернул направо, к Вайдлингу. До него минут пятнадцать ходьбы, но это хорошо. У него будет время привести мысли в порядок, а может, и принять какое-нибудь решение теперь, когда весь мир и его собственная жизнь предстали перед ним совсем в ином свете.

Он шел по обочине дороги, низко опустив голову, а мимо время от времени проносились одиночные машины. Он не замечал ни очаровательных виллочек эпохи югендстиля, укрывшихся среди деревьев, ни вековых домов из дерева и камня, напоминающих о том, что это когда-то была настоящая деревня, которую отделяло от Вены не меньше дня пути. Если бы Этрих захотел, он мог бы подойти к любой из этих стен, приложить к ней руку и увидеть, какая жизнь скрывалась за ней прежде.

Во дворе одной маленькой фермы он увидел бы зимний день 1945-го, когда наступающие русские убили тощую семейную лошаденку и вырезали куски мяса из ее еще не остывшего тела. А несколькими домами дальше он увидел бы Франца Шуберта в буйно зеленеющем саду в солнечный день, наслаждающегося покоем и здоровьем впервые за долгие месяцы. Теперь Этрих мог видеть все, что угодно, но знал, что должен сосредоточиться на том, как спасти от Хаоса Энжи и Изабеллу.

Таксист, живший как раз на этой дороге, отправлялся в Вену к началу смены. Он удивился, увидев человека в черном костюме, который знаком просил его остановиться. Местные жители редко надевали такие костюмы и пользовались такси. Они ездили на своих машинах или на велосипедах, а то и ходили пешком. Таксист очень обрадовался, когда незнакомец на правильном немецком, хотя и с сильным американским акцентом, попросил отвезти его в аэропорт. Далеко ехать, много денег. Хорошее начало дня.

Не проехав и половины пути, таксист, которого звали Роман Пальмстинг, начал жалеть, что подобрал этого пассажира. Он начал разговаривать сам с собой, когда по дороге в аэропорт они проезжали через центр Вены мимо театра «Урания».

Пальмстинг был туговат на ухо, потому что имел привычку подолгу слушать классику хеви-металла на дешевом плеере. Когда он услышал, как человек на заднем сиденье бубнит что-то себе под нос, то решил, что ему дают указания. Такое поведение ездоков его всегда обижало. Потому что он очень гордился своей честностью. Ни разу за все пятнадцать лет своей карьеры он не ошибся маршрутом и не выбрал окольного пути, чтобы содрать с седока побольше.

— Прошу прощения? — переспросил он, бросив взгляд в зеркало заднего вида.

Пассажир смотрел в окно и что-то говорил. Пальмстинг приподнял брови и снова перевел взгляд на дорогу. Он решил, что если этот парень по-настоящему захочет привлечь его внимание, то повторит еще раз.

Всего две минуты назад Этрих вспомнил про связку ключей от квартиры и машины, которую дала ему Изабелла. Поскольку это была единственная ее вещь, которая оказалась при нем, он вытащил ее из кармана и зажал в руке, словно талисман удачи, продолжая глядеть в окно.

Почти немедленно информация стала поступать потоком, как сигнал мощного радиоприемника, который ловит несколько станций за раз. Одна белиберда, пока не настроишь. Этрих осознал, что, когда взял ключи в руку, он думал о том, где Изабелла находится и что делает.

Теперь он получает ответ, но такой подробный и так быстро, что он в состоянии расшифровать лишь малую толику.

Все это было для него так ново. Потребуется время, чтобы узнать все, на что он теперь способен. Ему захотелось, чтобы все ненадолго остановилось или хотя бы замедлилось, чтобы он смог сориентироваться. Но, судя по всему, события шли своим чередом, и кто не успел, тот опоздал.

Тут он уловил нечто настолько странное, что даже повторил вслух, чтобы послушать, как оно звучит. «Детский Дворец Зи Конг». Каждое слово Этрих произнес отчетливо и звонко. Потом повторил еще раз, теперь как вопрос.

— Детский Дворец Зи Конг? Это что за чертовщина?

Таксист долго смотрел на него в зеркало заднего вида.

Следующие несколько секунд в мозг Этриха потоком лились образы: маленькая ручка похлопывает обнаженный живот. Женщина восточного вида в медицинском халате. Какая-то другая, белая женщина в бежевом. Рука на белом столе. Яркий оттенок зеленого. Фотография Саймона Хейдена. Снова женщина в бежевом, только теперь она плакала.

— Не понимаю. Ничего не понимаю. — Этрих беспомощно махнул рукой, как будто просил кого-то по ту сторону окна подождать минутку.