Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 73 из 89



По словам Вячеслава Цоффки, «за девять лет общения я ни разу не видел в его квартире кого-то постороннего. Более того, Мессингу часто звонили провокаторы, хулиганы, поэтому к телефону подходила Ираида. Звонящий должен был назвать свой пароль, тогда уже она звала Вольфа. Мой пароль был “любитель природы”. Мне кажется, что у Мессинга не только среди политиков, но и просто друзей не было…»

Цоффка вспоминал: «2 июня 1963 года я к нему приехал. Взял бутылку болгарского вина “Варна”. Кроме меня в квартире были Мессинг и сестра его покойной жены Ираида Михайловна. Я в армии служил и работал в военном институте. На службе у меня были проблемы, не знал, что делать… О чем, разумеется, никогда не говорил, ни на что не жаловался. Но в этот вечер Ираида как-то в шутку к Мессингу обращается: “Вольф, что вам стоит сделать из него генерала?” Он как-то зло посмотрел на нее: “Он не будет генералом! Он будет полковником”. А я был майором без всяких перспектив. Но что вы думаете? Ровно через год мне дают полковника!..

Был один занятный эксперимент на мне. Мессинг писал что-то по латыни (очевидно, латинскими буквами. — Б. С). Тут входит Ираида Михайловна с вопросом: “Можно я уберу чашки со стола?” Это надо было видеть, что с ним было! В тот момент у него прямо жилы вздулись: “Я сколько раз вам говорил: не мешайте мне!” Она вылетела из комнаты. Потом Вольф стал успокаиваться. Стал писать. И написал четыре двузначных числа — 32, 45 — и еще два каких-то… Потом говорит: “Слава, зачеркните одно”. Я поднял голову вверх, чтобы не попасть под его влияние, и автоматически опустил ручку туда, куда попал. И зачеркиваю 45. Он: “Переверните лист”. Я перевернул. Там написано: 45. Потом он стал манипулировать с цифрами. И говорит: “Четыре и пять…” Что-то складывать стал. “Четыре и пять — это девятое. Это какой месяц?” Я сказал, что сентябрь. Он: “Вот в сентябре сбудется то, что вы хотели”. С наступлением осени я получил двухкомнатную квартиру».

Фокус с цифрами на самом деле достаточно известен. Что же касается предсказания своему доброму знакомому будущего полковничества, то всегда хорошо сделать человеку приятное. Если предсказание сбудется, тот, кого оно касается, наверняка его запомнит. Если же оно не сбудется, то он наверняка его скоро забудет.

Цоффка утверждал, что все прогнозы, данные Мессингом, стопроцентно сбывались. Но дело в том, что человеку свойственно запоминать только сбывшиеся прогнозы. В записке Мессинга, адресованной Цоффке и датированной 1 мая 1965 года, говорилось: «Слава! Всегда помните нашу последнюю беседу. Большое желание и неуклонное стремление к цели все преодолевают». Пожелание вполне традиционное. А обладал ли этими качествами сам Мессинг? Трудно сказать, равно как трудно определить, к какой цели в жизни стремился Вольф Григорьевич. Вряд ли этой целью было постижение природы собственного дара. Иначе бы Мессинг только этим бы и занимался в свободное от концертов время. Этой целью не было и банальное прожигание жизни. При его-то средствах он бы мог это делать на широкую ногу. Нельзя также сказать, что он придавал большое значение своим способностям предсказателя и стремился предсказать какие-либо значимые события в чьей-либо жизни или в истории страны, даже если он верил в наличие у себя таких способностей. Думаю, что целью и смыслом жизни для Мессинга были как раз выступления со своими психологическими опытами. С одной стороны, он дарил людям ощущение чуда, словно новый пророк. С другой стороны, таким образом он самоутверждался в собственной уникальности, доказывая себе и другим: «Я — Вольф Мессинг, единственный и неповторимый».

Конечно, смерть жены нарушила устоявшийся быт Мессинга (насколько устоявшимся можно считать быт человека, половину или даже большую часть жизни проводившего в гастрольных разъездах). Правда, по хозяйству Аиду Михайловну заменила ее сестра Ираида, но ездить на гастроли она с Мессингом не могла. Так что Вольфу Григорьевичу, которому раньше супруга и на гастролях готовила вкусные обеды, теперь пришлось чаще посещать рестораны. К тому же свояченица не могла обеспечить Мессингу ту психологическую поддержку и понимание, которые прежде давала жена. Складывается впечатление, что после смерти жены у Мессинга осталось очень мало друзей и ему очень часто приходилось проводить вечера в обществе Ираиды Михайловны, телевизора и двух собак.

Были ли у Мессинга связи с женщинами после смерти жены? Эгмонт Месин-Поляков утверждал: «Вы знаете, он был очень любвеобильным. Любил красивых женщин, они его окрыляли. Но, тем не менее, я уверен, он был однолюб». Это свидетельство можно понять так, что всю жизнь Вольф Григорьевич любил только свою жену, а с другими женщинами у него были чисто платонические отношения. Однако слова Эгмонта Львовича можно понять и прямо противоположным образом. Дескать, у Мессинга были полноценные романы со многими женщинами, но в душе его всегда оставалась только покойная жена, а новые любовницы никаких глубоких душевных переживаний у великого телепата не вызывали.

У Мессинга остались две любимые собаки — Машенька и Пушинка, скрашивавшие его одиночество. По словам Лунгиной, «Вольф Григорьевич по-детски любил трогательные рассказы о собачках, к которым питал слабость. Но в этой детскости не было ничего от инфантилизма, только чистота, доверчивость и любознательность ребенка в обличье мудреца». Домашние любимцы жили у Мессинга и прежде — едва получив квартиру в Москве, он завел овчарку по имени Дик и попугая Левушку. Собаки помогали телепату поддерживать заведенный им строгий распорядок дня — проснувшись в восемь утра, он сразу отправлялся гулять с ними в близлежащий скверик. Весь остаток дня, если не было выступлений, он проводил дома — не ходил в театр, не посещал музеев, почти не бывал в кино. Не выходил даже в гастроном в соседнем доме, избегая внимания поклонников.

Получается, что Вольф Григорьевич жил как в футляре, изолировав себя от внешнего мира. Но однозначно утверждать, что у Мессинга не было друзей, основываясь на впечатлении Цоффки, всё же нельзя. Ведь Вячеслав Вячеславович вряд ли входил в ближний круг Мессинга. И то, что при их встречах с Мессингом никто не присутствовал, вовсе не значит, что в гости к Мессингу никто не приходил — не так уж часто встречались Цоффка и Мессинг.



В мемуарах Мессинг так описывал свою повседневную московскую жизнь в начале 1960-х годов, когда он уже овдовел:

«Я живу в Москве, в обыкновенной квартире в новом доме на Новопесчаной улице. Я пишу сейчас в комнате за письменным столом, стоящим у окна. Вместо письменного прибора — шахтерская лампа. Слева — кофейный прибор из старинного фарфора. Все это — подарки друзей. Несколько сотен любимых книг. Портрет покойной жены на стене. На телевизоре — кусок удивительной прозрачной горной породы — хрусталя. Я люблю держать его в руках. Подарили мне ее горняки в одну из моих поездок по Советскому Союзу.

В этой квартире обитают четверо — вся моя семья. Кроме меня, сестра моей жены — она ведет наше нехитрое хозяйство — да две забавных белых, как снег, собачки Машенька и Пушинка — дочь и мать. Мы все очень доброжелательно относимся друг к другу и стараемся уважать и понимать желания и привычки другого.

Встал я, как всегда, в восемь утра. Сделал несколько дыхательных упражнений. Занялся туалетом. Потом пошел прогуляться с моими четвероногими друзьями.

Возвращаясь с прогулки, достаю из почтового ящика газеты и письма. Устроился на диване и развернул их. Так же, наверное, как это делаете в свой выходной день и вы, читатель. И так же, как и всех, меня взволновали и расстроили одни сообщения, обрадовали и воодушевили другие. Современный человек не может не жить жизнью всего земного шара, который достижения науки и техники сделали таким маленьким. И меня радуют и печалят сообщения со всех материков земли — и из Антарктиды, и из Бразилии, и из Австралии, и из Сомали…

В десять я завтракаю. Крепкий кофе с молоком. Пара куриных яиц всмятку. Кусочек хлеба.

От завтрака до обеда — разбор почты. Письма приходят ежедневно. Пишут мои зрители. Советуются по самым различным вопросам жизни и творчества. Пишут ученые — нередко из, казалось бы, далеких областей знаний. Я отвечаю на каждое письмо. Иногда — не сразу. Иногда через неделю, а то и через две, когда придет ясность о том, как я должен ответить.