Страница 72 из 89
В рассказе Лунгиной подчеркивается, что Мессинги праздновали Пасху согласно всем иудейским канонам и накрыли пасхальный стол по всем правилам. Это еще раз доказывает, что Вольф Григорьевич до конца жизни оставался правоверным иудеем.
Бросается в глаза, что Мессинг, хотя и не был аскетом, жил довольно скромно. В его маленькой квартирке не было сколько-нибудь приличной мебели, да ее там и особенно негде было поставить. Роскошь касалась только домашнего стола. Неизвестно, сохранилась ли она после смерти Аиды Михайловны, поскольку о кулинарных талантах ее сестры Татьяна Лунгина ничего не сообщает. Не исключено, что после смерти жены Мессинг чаще питался в ресторанах. И в любом случае, учитывая его частые гастроли, вкушать еду у себя дома ему приходилось не так уж часто.
Татьяна Лунгина оставила нам несколько зарисовок быта супругов Мессингов на гастролях. Вот, например, они в Тбилиси: «Аида Михайловна заботливо разрезала Вольфу Григорьевичу кусочки мяса, размешивала сахар в его стакане с чаем. А он сидел беспомощный, безынициативный, расслабленный. Видно, что он изрядно устал. Да ничего удивительного. Уже на его первом выступлении я заметила, что своим психологическим опытам он отдается всецело, исступленно, и уже ни на что другое у него не остается сил. На сцене он всегда в состоянии нервного напряжения, да не только сам нервничает, но и всех зрителей в зале заставляет быть в напряжении.
Переглянувшись с Аидой Михайловной, мы без объяснений поняли: ему нужен основательный отдых. Сделав несколько фотоснимков, мы вернулись в гостиницу. Оказалось, что мы жили на одном этаже, почти рядом. На второй этаж он поднялся с трудом.
Но почему с трудом? Возраст? Да ему ведь лишь где-то за пятьдесят лет. И на сцене во время выступлений он так энергично и быстро двигается. Порой, даже бегом. “Видимо, он просто устал”, — так я тогда решила».
А вот это уже московское выступление, запомнившееся Лунгиной: «На сцене во время выступлений Мессинг кажется зрителям человеком не от мира сего. Его нервное состояние передается всем присутствующим, он буквально электризует зал. А в момент выполнения задания его взгляд мечется со зрителей на индуктора и обратно. Прикрывая ладонью рот, всхлипывая, словно после рыданий, он шепчет “мамочка”, и создается впечатление, что перед вами беспомощный человек, в лихорадке. Но в домашней обстановке он совершенно преображался. Спокойный, ласковый, расположенный к шутливости, предупредительный и галантный. Между сценическим его образом и поведением в быту не было видимой связи, могущей хоть что-нибудь прояснить».
По свидетельству Лунгиной, в Москве Мессинг выступал довольно редко, зато на периферию выезжал часто и с удовольствием. Особенно любил выступать перед студентами. По ее словам, «к дару его относились как к практической антирелигиозной пропаганде, считали, что он демонстрирует отсутствие в природе всего сверхтаинственного и божественного. Вот почему чаще всего он выступал в отдаленных районах Урала, Сибири и в Средней Азии, где, по мнению заправил Госконцерта, сильны еще были мистические предрассудки». Но получалось так, что, рассеивая веру в религиозные чудеса, Мессинг, вольно или невольно, заставлял зрителей поверить в его чудотворные способности. Аида Михайловна рассказывала Лунгиной, что однажды во время выступления какая-то экзальтированная дама воскликнула: «Ваня, да он же святой!!!»
В 1960 году Мессинг пережил одну из наиболее значительных трагедий в своей жизни — болезнь и смерть горячо любимой жены.
Ее болезнь подробно описана Лунгиной: «Заболела Аида Михайловна — злокачественная опухоль молочной железы. И снова клиника, опять лекарства и вновь тревоги.
После ампутации всей молочной железы началось длительное консервативное лечение. Нет сомнения, что Мессинг предвидел печальный исход. Он впал в меланхолию. В семье ощущалось тягостное напряжение. Ираида Михайловна всецело была занята больной сестрой. Допоздна просиживала у ее постели, выполняя все предписания врача и указания самого Мессинга. И болезнь, радикального лечения которой не найдено и поныне, вдруг была приостановлена на время.
Я искренне восхищалась Аидой Михайловной. Каким духом нужно было обладать, каким оружием она вооружилась для жизни? В перерывах лечения химио- и рентгенотерапией сопровождать Мессинга в его гастролях и продолжать быть ведущей на его сеансах! Но во время поездки в Горький она окончательно занемогла и в сопровождении медицинской сестры пароходом была отправлена в Москву.
Она даже не смогла уже спуститься сама по трапу, и Вольф Григорьевич вынес ее на руках. Так прервалось их волжское турне — последнее в ее жизни. Состояние ее было столь тяжелым, что и на пароходе ей постоянно делали инъекции, чтобы только живой довезти до Москвы.
На сей раз Вольф Григорьевич в госпиталь ее не положил. Он понимал — незачем. Он знал, что это конец. А все началось много лет назад, в Тбилиси, когда он сказал Аиде Михайловне, что с этой болезнью шутить нельзя… Да и сама она понимала, что погибает. Отсчитывая свои последние дни, она пыталась убеждать Мессинга, что все будет хорошо, что все обойдется. Даже в таком состоянии проявлялся ее альтруизм».
В начале июня 1960 года умирающую навестили академики Николай Николаевич Блохин, выдающийся хирург, основатель онкоцентра в Москве, и Иосиф Абрамович Кассирский, известный терапевт и гематолог. Светила медицины понимали, что положение безнадежно, но пытались хоть как-то утешить Мессингов. Лунгина вспоминает: «Молчание нарушил академик Блохин:
— Вольф Григорьевич, дорогой мой, не нужно так переживать… Знаете, бывает так, что больному плохо, а потом вдруг наступает улучшение и больной живет долго и в приличном состоянии здоровья… Я помню…
Мессинг не дал ему договорить. Его трясло, руки дрожали, и по лицу пошли красные пятна.
— Послушайте, — почти закричал он, — я не мальчишка! Я Мессинг! Не говорите мне глупости, она уже не выздоровеет. Она… умрет.
Казалось, он вот-вот потеряет сознание. Или наступит то состояние нервного шока, которое как увертюра открывало его выступления на сцене. Он стих, постоял с минуту посреди кухни и тихо сказал:
— Она умрет 2 августа в семь часов вечера…
Сам он тут же расслабился, вернее сник, плетью повисли руки, и он тихо опустился на стул. Я быстро взглянула на Блохина — оценить реакцию. Знаменитый врач обомлел от сверхчеловеческого прогноза. Сейчас не узнать было в нем уверенного в себе целителя. В его глазах читался и ужас, и почтение одновременно».
Неизвестно, действительно ли Мессинг предсказал день и час смерти своей супруги, или Лунгина точную дату добавила задним числом. Но, наверное, втот момент, для того чтобы предсказать скорую кончину Аиды Михайловны, увы, не надо было быть Мессингом. Тем более что маститые академики не могли скрыть от Вольфа Григорьевича — печальное событие не за горами.
Жена Мессинга умерла ровно в семь часов 2 августа 1960 года. Девять месяцев после ее смерти Мессинг находился в глубокой депрессии. Лишь позднее он вернулся к выступлениям. Роль ведущей на вечерах, по утверждению Лунгиной, была предложена ей, но она отказалась, и тогда выбор пал на давнюю знакомую Мессинга Валентину Иосифовну Ивановскую. По словам Лунгиной, Валентина Иосифовна «вполне отвечала сценическим требованиям: стройная, прекрасного сложения, с удивительно крепкой нервной структурой, что немаловажно для помощницы Мессинга — человека горячего и вспыльчивого. К тому же у нее была прекрасная дикция». Но требовалось несколько месяцев, чтобы научить ее азам новой профессии. Ее подготовкой занялась Ираида Михайловна. С этим, равно как и с депрессией Вольфа Григорьевича, был связан вынужденный перерыв в выступлениях. Ивановская должна была представлять Мессинга зрителям, объяснить смысл его опытов и комментировать действия телепата. Она выполняла также роль администратора: заключала договоры на выступления, приобретала билеты на самолеты и поезда, бронировала места в гостиницах и даже готовила магу обед, если они не обедали в ресторане.