Спрятанная

Танатос добро улыбнулась мне.

— Возвращайся на вокзал. Помолись. Поспи. Найди утешение и назидание в словах, которые произнесла нам Никс:

Держите эту ночь и исцеление в памяти.

Нуждаетесь в силе и мире вы для этой борьбы.

Она помедлила, тяжело вздохнула и добавила, — Вы так молоды.

Мне хотелось закричать, я знаю! Я слишком молода, чтобы спасать мир! Вместо этого я безмолвно стояла там, чувствуя себя глупой и бесполезной, в то время как Танатос нагнулась и взяла тела Фантома и Гвиневры, обернув их в свои просторные юбки и нежно прижав к себе, как будто это были спящие младенцы. Тогда она двинулась к Калоне, говоря:

— Идем со мной. Я должна донести до Сыновей Эреба печальные новости о смерти их Мастера меча. Пока я делаю это, тебе следует начать строительство костра для Дракона и этих малышей. Тогда когда мы зажжем этот костер, я официально объявлю тебя Воином Смерти. — Больше не взглянув на меня, Танатос вышла из манежа. Калона последовал за нею, не глядя на Старка или меня.

— Кстати, ваша команда отстой, — Николь также прошла мимо нас, тряся головой.

Я чувствовала взгляд Старка на себе. Его рука казалась каменной. Я посмотрела на него, уверенная, что он собирался встряхнуть меня, или завопить, или, по крайней мере, спросить, что, черт возьми, со мной не так. Опять.

Вместо этого он раскрыл свои объятия и сказал:

— Иди сюда, Зет, — он просто любил меня.

Четвертая глава

Аурокс.

Аурокс бежал, не зная и не беспокоясь о том, куда заведет его собственное тело. Он понимал только, что должен убраться подальше от круга и от Зои прежде, чем совершит очередное злодеяние. Ноги, полностью превратившиеся в раздвоенные копыта и рвавшие в клочья плодородную землю, с нечеловеческой скоростью несли его сквозь зимние спящие лавандовые поля.

Подобно ветру, омывающему его тело, эмоции хлестали сквозь Аурокса. Смущение — он ведь не собирался никому причинять вреда, но при этом убил Дракона и, возможно, даже Рефаима. Гнев — им манипулировали, управляли против его воли! Отчаяние — никто никогда не поверит, что у него не было намерения навредить кому-либо. Он был зверем, созданием Тьмы. Сосудом Неферет. Все будут его ненавидеть. Зои будет его ненавидеть! Одиночество — и все-таки он не был лишь безмозглым Сосудом. Произошедшее в эту ночь не имело значения. Как не имело значения и то, что Неферет смогла его контролировать. Он не будет, не станет больше принадлежать Неферет. Только не после увиденного им сегодня ночью… не после того, что он пережил.

Аурокс ощутил Свет. Даже если он и не был способен принять и объять его, он узнал силу доброты Света внутри магического круга, распознал его красоту в момент призыва стихий. До того мгновения, как тошнотворные струи Тьмы заявились и выпустили наружу живущего внутри него зверя, он заворожено следил за переворачивающим душу ритуалом, кульминацией которого стал Свет, стирающий прикосновения Тьмы и с земли, и с него самого. И пускай для него момент очищения продлился всего лишь минуту. Чтобы осознать содеянное, Ауроксу этого оказалось достаточно. А затем только гнев и вполне понятная ненависть, которую Воины к нему испытывали, захлестнули Аурокса, и только лишь остатки его человечности позволили ему убежать и не убить Зои.

Аурокс вздрогнул и застонал, когда превращение из зверя обратно в парня прокатилось по телу, оставив его с голыми ногами и грудью, одетого лишь в одни порванные джинсы. Все его тело ужасно ослабело. Вздрагивая и тяжело дыша, он споткнулся и замедлил шаг. Его разум взбунтовался. Его затопила ненависть к самому себе. До тех пор, пока не мог больше игнорировать физические потребности своего тела, Аурокс бесцельно бродил в предрассветных сумерках, не ведая и не заботясь о том, где находится. И тогда он пошел на звук и запах воды. У края кристально чистого потока Аурокс опустился на колени и пил, пока жар у него внутри не утих, а затем, сраженный усталостью и эмоциями, он свалился без сил. Лишенный сновидений сон, в конце концов, одолел его, и Аурокс заснул.

Аурокс проснулся от звуков ее песни. Это было так мирно и успокаивающе, что поначалу он даже не стал открывать глаза. Ее голос был ритмичным, как сердцебиение, но что-то большее, чем ритм, тронуло Аурокса. Чувство, наполнявшее ее песню. Он чувствовал себя с ней иначе — не так, когда неистовые, яростные эмоции поджигали процесс превращения его тела из человека в зверя. Чувство в ее песне шло от самого ее голоса: радостного, вселяющего веселье и благодать. Рядом с ней, он не испытывал ничего ужасного, напротив, песня несла радостные образы и даже позволяла возможности счастья прокручиваться в его уже очнувшемся ото сна мозгу. Аурокс не понимал ни слова, но ему это было и не нужно. Ее голос поднимался ввысь и парил, и это не требовало перевода.

Стряхнув с себя остатки сна, он захотел увидеть владелицу голоса. Расспросить ее о радости. Попытаться понять, как бы и ему самому испытать такое. Аурокс открыл глаза и сел. Оказывается, он рухнул в беспамятстве неподалеку от деревенского домика, стоявшего на берегу крохотного ручья, извилистой лентой чистой воды мягко и музыкально журчавшего по песку и камням. Взгляд Аурокса проследовал вниз по ручью и остановился на женщине, которая оказалась чуть левее. На ней было платье без рукавов, окаймленное длинными полосками кожи, украшенными бусинами и ракушками. Она грациозно танцевала, босыми ногами отбивая ритм своей песни. И хотя солнце едва поднялось из-за горизонта, и раннее утро было довольно прохладным, женщина была раскрасневшейся, теплой и живой. Окутавший ее дым от пучка сушеных трав в ее руке, казалось, двигался в такт песне.

Одно лишь созерцание этого танца заставляло Аурокса чувствовать себя лучше. Ему не требовалось разделять ее радость — она была осязаема вокруг нее. Его дух воспрял от того, что женщина была настолько наполнена эмоциями — они буквально переполняли ее через край. Она откинула голову, и ее длинные волосы — серебряные с вкраплениями черного — с легкостью касались ее стройной талии. Она подняла обнаженные руки, как бы обнимая восходящее солнце, а затем начала двигаться по кругу, отбивая такт ногами.

Аурокс были настолько захвачен ее песней, что пока их глаза не встретились, он не понимал, что женщина уже обернулась и смотрит на него. Тогда он ее узнал. Это была бабушка Зои, накануне ночью она была в центре круга. Он ожидал, что от его внезапного появления здесь, в высокой траве рядом с ее ручьем, она начнет задыхаться или кричать. Вместо этого ее радостный танец просто закончился. Ее песня прекратилась. И она заговорила четким, спокойным голосом: «Я вижу тебя, тсу-ка-нв-с-ди-на. Ты оборотень, убивший Дракона Ланкфорда прошлой ночью. Ты пытался убить и Рефаима, но не преуспел в этом. Ты даже нацелился на мою возлюбленную внучку, будто решил навредить ей. Ты здесь, чтобы убить и меня тоже?»

Она снова подняла руки, вдохнув прохладного чистого утреннего воздуха, и закончила: «Если это так, тогда я скажу небу, что меня зовут Сильвия Редберд, и сегодня хороший день для смерти. Я отправлюсь к Великой Матери, чтобы встретиться со своими предками с радостью, наполняющей мой дух.» А затем она ему улыбнулась.

И эта ее улыбка надломила его. Он почувствовал, как разбивается вдребезги, и дрожащим голосом, в котором едва признал собственный, Аурокс выпалил: «Я здесь не для того, чтобы убить вас. Я здесь потому, что мне больше некуда пойти.»

И тогда Аурокс заплакал.

Сильвия Редберд замерла лишь на один удар сердца. Сквозь слезы Аурокс увидел, как откинулась и снова качнулась вниз ее голова — будто бы она получила ответ на свой вопрос. А потом она грациозно подошла к нему. От ее движения и касаний прохладного утреннего ветерка музыкально шуршала длинная кожаная бахрома ее платья.

Дойдя до него, Сильвия Редберд не колебалась. Она села, скрестив под собой босые ноги, а затем обняла его и притянула себе на плечо его голову.