Страница 45 из 50
– Я говорю: вернись и попроси еще велик новый, типа для дела. А то мой совсем развалился.
Глава VII,
в которой Ленькино терпение лопается
Утреннее солнце било в оба глаза, и Юлька шуршала веником. Пора вставать. Больше всего хотелось повернуться на другой бок и спать дальше, но скоро должен проснуться Фока. А Леньке совсем не хотелось с ним встречаться. Без матери Фока был невыносим: Леньку он лупил просто так, мимоходом, и все время придумывал ему какие-нибудь задания, совершенно дурацкие по сути и нелегкие в исполнении. Вчера, например, Фоке вздумалось устроить байк-шоу. Этот тюфяк ничего в жизни, кроме велика, не водил, а все туда же. «Сделай, – говорит, – Ленька, шоу с байкерами, и чтобы соревнования, и я чтобы выиграл, а то неинтересно». Ленька ему про грядущую осень и про то, что денег в деревне мало, а этот и слушать не хочет, подай – и все.
Ничего, справился. Спасибо верному Ваську: быстренько разнес по деревне слух, что упыри боятся рева мотоциклов: сразу нашлись и деньги, и площадка, и знакомые байкеры. Самым сложным было уговорить их продуть Фоке, но Ленька и здесь вышел из положения: устроил тотализатор, байкеров, понятно, в долю взял, еще и сам заработал...
– Не шурши! – Юлька убирала на совесть: пыль так и летала по всему предбаннику. Ленька сел на кровати и продрал глаза. На стенах висели его портреты: Васек-паршивец не может без подхалимажа, где только принтер нашел, в деревне ни у кого нету. Он, Васек, вообще с ума сошел с этими упырями. Сам привел в порядок старенький дом на окраине Сходни, переложил печку к зиме. Стены отделал так, что любо-дорого. Придумал зачем-то приемные часы: чтобы каждый день с девяти до десяти к Леньке могли заходить деревенские и рассказывать, как им живется. Ленька бы с удовольствием обошелся без того и другого, без приемных часов уж точно. Деревенские редко заходили, чтобы передать комплименты Леньке, в основном они жаловались. Что налог на безопасность опять повысили, что скоро осень, а на работу в огороде времени нет, все заняты очередной Фокиной затеей. Ленька сперва объяснял, что упыри не дремлют, что их становится больше, и выкуп увеличивается с каждым днем, что Фока вообще-то хороший... Последнее объяснять было совсем уж невыносимо, и Ленька старался слинять из дома до приемных часов и до того, как проснется Фока.
– Я сегодня весь день в Михайловке на совещании. Пусть не ждут. – Он впрыгнул в джинсы и хотел уже сделать Юльке ручкой, но та встала с веником у двери:
– А завтракать? Подожди убегать, у меня уже все готово.
Ленька напустил на себя суровый вид и покосился на дверь в комнаты. Там за дверью спал Фока и мог в любой момент вскочить, выйти, да и выдать Леньке свою очередную дурацкую затею.
– Только очень-очень быстро. А то сама знаешь...
Юлька кивнула, бросила веник и пропала, чтобы через минуту возникнуть на пороге с подносом. С Юлькой бесполезно спорить, Леньку она совсем не боится. Да и Фоку не очень... Проще послушаться и быстренько поесть.
Ленька хлебнул из дымящейся кружки, обжегся, глянул в окно. К резиденции огородами уже пробирался Васек, отбиваясь по дороге от деревенских. Сегодня немного: Елена (Фокина мать) и Петрович. Этот старик уже достал и Леньку, и Фоку, и Васька – всех. Ему, видите ли, не нравились Ленькины методы борьбы с упырями, он требовал альтернативы. Он один продолжал митинговать у валочной техники, когда все, включая «зеленых», поняли, что это бесполезно. Он писал гневные письма в Администрацию президента и Леньке лично. Васек ему, конечно, не передавал, чтобы не расстраивать спасителя, но от Леньки не утаишь. Петровича даже замечали в лесу с лопатой: он зарывал ямы от выкорчеванных пней, ведь это и есть могилы.
– Все, Юлька, я бегу! Не хочу опять выслушивать, какой я дурак и как пустил деревню по миру и под нож. Ваську привет! – Ленька схватил бутерброд и побежал на улицу, пока Васек в огороде сдерживал маленький, но борзый поток митингующих. Юлька только покачала головой и зачем-то пожелала хорошего дня: когда у Леньки был последний хороший день?!
Он прыгнул на велосипед, уже не Васька, а свой собственный (хоть что-то заработал на этой неблагодарной работе) и помчался в Михайловку.
Митька с Лысым все так же ценили походный комфорт. Неделя прошла, давно пора обустроиться, хотя бы как Ленька, не-а. В их сарайчике только поубавилось дров, и во дворе появился мангал. А так все те же спальники, термос, импровизированный столик из двух полешков...
– Вам что, паутину обмести некому? Хотите, Юльку пришлю? Она в момент...
– Расслабься. – Лысый, не вставая, толкнул его под коленки так, что Ленька плюхнулся на спальник. Митька протянул ему дежурную кружку с кипятком и пакет с печеньем. Эти два аскета начинали раздражать Леньку. Торговаться не умеют: упыри с них дерут уже по пятнадцать коров да на Ленькину деревню поглядывают: не слишком ли дешево сходненцы отделались? Михайловка уже почти разорена, Ленька сам помогал жителям найти вторую, а кому и третью работу. И без криминала, он уверен, не обошлось: ну где людям взять денег, чтобы каждый день доставать упырям по пятнадцать коров? Половина уже ухитрились продать дома и уехать, в общем, Ленька не сомневался, что не сегодня завтра деревни просто не станет. А этим хоть бы что! Сидят, чаек прихлебывают...
– Зачем позвали? – Ленька поставил кружку и приготовился слушать очередную просьбу. Точно денег хотят или коров, или еще кого-нибудь устроить на работу. Знают же, что не поможет, что надо менять политику в целом, научиться сперва торговаться с упырями...
Но денег никто не просил. Лысый с Митькой перемигнулись и хором выдали:
– Ирка с отцом уезжают.
Лучше бы денег попросили! У Леньки в голове тут же защелкал калькулятор, прикидывая, во сколько обойдется Михайловке (да и Сходне!) отъезд Ирки с отцом. Один человек может сдержать сотни полторы упырей. По полсотне новых прибывает ежедневно. Лес-то вырубают, вскрывая все новые могилы. За каждую новую сотню упыри накидывают по две коровы Михайловке да Сходне – по одной. Ирка уедет – полторы сотни. Да еще пятьдесят свежих прибудет сегодня ночью. Еще шесть коров с двух деревень!
– Они с ума сошли? Уже уехали?! Я догоню, попробую уговорить. Вы-то что сидите?!
– Расслабься. – Лысый, похоже, забыл другие слова. – Это мы их заставили.
– Вы?! Да вы понимаете, что... Зачем?!
– Тихо ты! – Митька отхлебнул чай с такой беспечностью, как будто не его деревня будет уничтожена сегодня же ночью. – Смотри: мы платим дань упырям, чтобы они людей не трогали, ты тоже платишь.
– Ну?
– А они? А Ирка с отцом? Они-то по пятнадцать коров в день не достают. Сидят себе на конюшне и в ус не дуют. Разве справедливо?
Идиоты! Ленька уткнулся лицом в колени и думал, что два года знает этих людей, а понятия не имел, какие они... Нет, все правильно: Ирка с отцом дань не платили, с них и не требовал никто, где им на конюшне коров-то взять? Но...
– Они сдерживали полторы сотни упырей. А уедут – не будут. Дань еще вырастет... Вы этого хотели? Как вы вообще их выгнать-то умудрились?
– Мы не выгоняли, – невинным голосом произнес Лысый. – Просто сказали, что неплохо бы им платить дань, как всем. Тогда с Михайловки стрясали бы не пятнадцать коров, а десять...
– Да с какой стати!.. А они?
– Ирка растерялась, а папаша ее взбесился, сказал: «Мало того, что я своего ребенка под упырей подставляю, да еще платить за это должен?!» Собрался и...
– Может, и не уехали еще... Думаешь, мы не правы?
– Психи... – Ленька буркнул это уже себе под нос и выскочил во двор. Надо было бежать на конюшню, уговаривать Иркиного отца, пока не поздно. Надо же, что Митька с Лысым удумали! Точнее: что ляпнули, не подумав!
В конюшне никого не было, если не считать Бабая, Ролика и Гришу – так и стоят на приколе. Надо уже найти время поездить, да когда там! Ленька забежал в тренерскую – поздно. Ни сумок, ни раскладушки, одинокий пустой пакет на полу – уехали. И как теперь быть? Можно позвонить-поуговаривать, но с полпути они вряд ли вернутся. Ленька, конечно, набрал Иркин номер и с минуту слушал гудки – отключила. Он бы тоже отключил, если бы его так попросили с конюшни.