Страница 70 из 83
— Она ведь в руках Жана де Люксембурга.
— Да, и думаю, ее отдадут тому, кто больше заплатит.
— Несчастное создание!
— Она взбудоражила всю страну! Причинила столько бед.
— Англичанам, — уточнила я. — Французам она принесла надежду.
Анна посмотрела на меня с некоторым удивлением, и это окончательно убедило меня, что Англия стала для нее новой родиной. Как это, должно быть, отрадно для Бедфорда! И какая у них, видимо, гармония в отношениях. Гармония и любовь… А у меня? Конечно, тоже — но при этом им не нужно скрывать свои чувства от окружающих, жить тайной жизнью… двойной жизнью…
— Как я рада, что вы здесь, — сказала я Анне.
— Я стараюсь не расставаться с Джоном, насколько возможно, — отвечала она.
— Вам известно, — спросила я, — когда наконец состоится коронация моего Генриха?
— Насколько знаю, скоро. Джон хочет, чтобы она обязательно прошла в Реймсе. Он придает этому месту большое значение.
— Тогда отчего же мы не едем туда? Почему остаемся здесь, в Руане?
— Потому что в стране неспокойно. С каждым днем все хуже, и короля нельзя подвергать опасности.
— Но разве все настолько… я не думала.
— После того, как Дева со своим войском взяла Орлеан, обстановка весьма резко изменилась к худшему, — сказала Анна. — Французы оказывают сопротивление почти везде. Такого на моей памяти еще не бывало.
— Боже мой, как сумела простая крестьянская девушка добиться всего этого?
— Джон говорит, все дело в легенде о том, что она послана Богом. Сила не в ней самой, говорит Джон, а в мифе, которым она окружена, который создали сами люди.
— А вы, Анна, тоже так думаете? — спросила я. — Что не Бог и не она сама, а люди вылепили ее?
— Я думаю так же, как Джон, — ответила она.
Я уже поняла, что эта милая женщина смотрит на мир глазами своего мужа, говорит его словами, думает как он.
Шли дни, и я все больше жалела, что не нашла в свое время повода отказаться от поездки. Но кто же мог подумать, что она затянется так надолго? Я-то считала, мы сразу прибудем в Реймс, где пройдет коронация, и быстро возвратимся домой. Однако получилось совсем по-иному. Ох, как я досадовала на себя, что согласилась поехать!
Но могла ли я отказаться? И не навлек бы мой отказ излишние подозрения, слежку и в результате разоблачение моей тайны?.. Я содрогалась от одной мысли, что такое возможно. И не за себя больше всего я боялась, даже не за детей — что они в конце концов сделают моим малышам? — я страшилась за Оуэна. Его бы схватили первым, и пощады ему бы не было… А потому я обязана постоянно думать об опасности, вести себя спокойно, стараться ничем не возбуждать подозрений, желания вторгнуться в мою жизнь.
Насколько серьезна обстановка во Франции, я лишний раз поняла, узнав, что произошло с Джоном и Анной, выехавшими под охраной небольшого отряда солдат на охоту в ближние места. К концу того дня основная часть отряда вернулась в замок, но герцога и его жены с ними не оказалось. Воины потеряли их из виду в лесу. Поиски не дали результата: герцог Бедфорд с женой исчезли. Всех обуял ужас от предположения, что те могли попасть в плен к французам, чьи отряды теперь постоянно шныряли вблизи Руана.
К счастью, наши опасения не оправдались — Джон и Анна вскоре вернулись в замок. Но они действительно оказались отрезанными от основной группы отрядом повстанцев и не попали в плен только благодаря мужеству и смекалке Бедфорда.
Меня все это страшило и угнетало. Я боялась за юного короля, за нас всех, а кроме того, понимала, что при таком положении наше пребывание во Франции может затянуться на неопределенное время.
Оправившись от случившегося, Анна поведала мне некоторые подробности их задержки.
— … Они находились совсем близко, — говорила она. — Я слышала голоса. Хорошо, что деревья и кусты укрыли нас, а кони молчали, будто понимали опасность. Подумать только, что было, если бы они схватили Джона! Конец всему! Разве в состоянии кто-то заменить его здесь?
— Нужно предпринять все меры предосторожности, — сказала я. — Особенно на пути в Реймс.
— О, конечно! Джон это хорошо понимает. Ведь с нами маленький король. Бунтовщики наверняка нацелились захватить его.
Ее слова открыли для меня возможность того, что казалось раньше почти невероятным, и я ощутила огромное беспокойство.
— Что же они могут сделать с ним? — спросила я дрожащим голосом. — Если вправду возьмут в плен?
Анна молчала.
— Он ведь совсем ребенок, — продолжала я. — Неужели… Неужели они… если схватят… убьют его?
— Нет, — сказала Анна. — Этого сделать они не посмеют. Просто потребуют выкупа… Но не бойтесь, Катрин, им до него не добраться, Джон сделает все, чтобы не допустить этого. Он дал клятву охранять короля и верно служить ему. А словами мой муж не бросается.
— Да, знаю… Но, Боже, как я хотела бы, чтобы мы скорее оказались дома!
— Коронация должна состояться, — твердо произнесла Анна. — И только потом вы уедете.
— Еще долгая дорога до моря! — простонала я. — И когда… когда наконец произойдет коронация?
Мой вопрос остался без ответа.
Счет шел уже не на дни, а на месяцы. Мы же оставались по-прежнему в Руане. Отряды повстанцев появлялись повсюду, и Бедфорд не решался рисковать безопасностью короля. Особенно трудным представлялся путь именно в Реймс, поэтому, по словам Анны, ее супруг уже начал подумывать о том, чтобы перенести место коронации моего сына из этого города в Париж.
— В самом деле, почему не Париж? — говорила я. — Почему непременно Реймс?
— Потому, — объясняла Анна, — что там происходили коронации всех французских монархов, начиная с двенадцатого века, с короля Филиппа Августа, который отвоевал Нормандию. Вы ведь знаете это, Катрин. С тех пор народ считает, что король не может быть настоящим, если не коронован в Реймсе.
— Боюсь, — сказала я со вздохом, — моего сына он не признает своим королем, где бы тот ни был коронован.
— Со временем все уладится. Так говорит Джон…
Но пока мы все так же пребывали в Руане.
В эти дни стали известны последние новости о Деве Иоанне. Англичане наконец заплатили за нее выкуп в той сумме, которую запросил Жан де Люксембург, и Дева находилась уже в их руках.
Я полагала, они непременно захотят привезти ее в Руан — этот город для них важнее, чем Париж, хотя бы потому, что являлся столицей Нормандии, которую англичане, даже после захвата ее у короля Англии Иоанна Безземельного Филиппом Августом, продолжали считать частью Англии.
И я оказалась права. Деву поместили неподалеку от нашего замка, и теперь все говорили только о ней. Некоторые из тех, кому привелось ее увидеть, рассказывали, будто от нее исходит сияние чистоты и невинности — такое, что сразу начинаешь верить и ей, и ее «небесным голосам», которые она якобы слышит. Другие — те, кто считал ее чуть ли не главным врагом англичан, — радовались, что она в плену. В моем окружении тоже с нетерпением и волнением ожидали, как будет решена ее судьба. Судачили почти исключительно об этом, и мнения высказывались самые противоположные.
— Бедная девушка, — говорила моя наперсница Джоанна. — Продали, словно вещь, за десять тысяч ливров.
— Как мог Жан де Люксембург совершить такое?
— Он больше думает о своем кармане, чем о душе.
— Каково бедняжке в темнице! — высказалась я. — Что рассказывают об этом?
— Пожалуй, они чересчур напуганы Девой и потому не осмелятся плохо с ней обращаться, — предположила Джоанна.
— Дай Бог, чтобы так.
— Но будет суд.
— Судьи все равно приговорят ее к смерти. Она причинила нам слишком много вреда.
— Несчастная девушка, каково ей сейчас там совсем одной?
— Возможно, миледи, ваш брат Шарль вступится за нее?
— О, конечно! — вскричала я. — Шарль должен спасти Деву от смерти! Она столько сделала для него… Но вот сможет ли он?
— Он обязан попробовать… Хотя… ведь сами французы продали ее за десять тысяч ливров.